— Ир привет, я загрипповала, на больничный не пойду, но сегодня не выйду. Три дня отлежусь. Марина мне смену должна, вот один день проставь, чтоб прогула не было. — быстро протараторила, не дожидаясь вопросов, как и почему, но от Иры так просто не отвязаться.
— Хорошо, впишу. Но ты потом мне расскажешь в подробностях про свой «Грипп» на крутой машине. — Ирка хохотнула, давая непрозрачный намёк на то, что понимает, это совсем не грипп, и даже не простуда.
— Ладно, но только тебе и никому больше. Для всех остальных у меня грипп, желудочный! — настояла хоть и знала, что сплетни будут, но пусть без меня.
Ирка дала слово, что никому ни слова, хотя и уверила меня, после такой встречи у проходной, никто в это не поверит. Я ей сказала, что это их проблемы и отключилась.
Где включается свет я так и не нашла, и момент, как его включил вчера Роман тоже упустила. Поэтому пришлось раскрыть шторы. Лето, светлеет рано, искусственный свет в принципе оказался уже не нужен.
Пользуясь отсутствием Ромы, отправилась в ванную комнату, которая, как в кино, находилась тут же за коричневой дверью. Весь дом Ромы был в этом цвете, даже его питомец, своей окраской вписывался.
Пятнадцати минут мне хватило за глаза. Это не на даче, где для душа приходилось сначала воду греть, а потом заливать в бак. Нарядилась опять в любимый халат Романа, который ему мама подарила и пока сушила полотенцем волосы, решила осмотреть комнату более детально. Первым объектом моего интереса стала перевёрнутая картина. Повернув её, едва не шлёпнулась на задницу. Внутри такой холодок, а по рукам и ногам вата. Ладошки тут же вспотели. Брюнетка, сидевшая в кресле, вполне могла бы считаться моим портретом. Не копия прям, но очень похожа, а если учесть, что это не фотография, а портрет, да ещё и маслом, в котором наверняка есть огрехи художника, то, как с меня рисовали. Я не могла оторвать взгляда, даже перевернула портрет полностью и глазами нашла место, где он висел. Прямо напротив кровати, между двумя окнами. В этот момент дверь неожиданно распахнулась. И я была бы счастлива видеть на пороге комнаты Соню, но это оказался Роман.
— На меня похожа. — только и смогла сказать, внутри так туго всё скрутилось в один сплошной клубок страха, от понимания почему именно я.
— У вас глаза разные. — Роман подошёл ко мне и мягко отстранил от портрета, чтоб перевернуть его обратно к стене. — Извини, не успел убрать. — сказал и замер, не отрывая рук от рамы, словно сожалеет, что снял, что перевернул, что я увидела.
И…это задело.
— Красивая девушка. Это же непросто рисунок? Чей это портрет? — ещё когда дверь распахнулась, я надеялась, чтоб это была Соня, потому что ничего не хотела знать об этом портрете и о том, кто эта девушка, а сейчас, наблюдая за реакцией Романа, хотела знать всё.
— За простой рисунок я бы извинятся не стал. — он отпустил раму, словно обжёгся, при всей его змеиной, ленивой плавности, это было резко, неожиданно.
— Расскажешь о ней? — спросила мягко не настаивая.
— Да я расскажу. Пройдём в кабинет. — он подхватил портрет за жгут, на котором тот весел, и мягко взял меня под локоть, всегда так берёт, не держит, а прикасается.
Мы дошли до кабинета, Роман пристроил портрет девушки на стул, напротив своего стола и весь рассказ, потягивая из стакана тёмного цвета алкоголь, почти не отводил от портрета взгляда.
— Её звали Настя. Вы действительно с ней очень похожи, но у тебя глаза другие, карие, у Насти они были оливковые. На этом портрете не получились, художник краску подобрал не ту, она ещё и потемнела со временем. Познакомились с ней так смешно, она по рынку шла и лист пенопласта тащила, ветер вырвал и мне на лобовое, я как раз с парковки выезжал. Вышел из машины, её увидел и пропал. Закрутилось очень быстро, но предложение я ей сделать не успел. Ей было всего двадцать два года. — его голос дрогнул, и он замолчал, пальцами в переносицу, а у меня от этого, ком встал в горле.
Ведь его голос — это истина, она непоколебима, и дрожь тут сродни какому-то бедствию. И этот жест рукой на переносицу, так ведь слёзы пытаются остановить. И он пытался. Но у него не вышло, начал тереть глаза, стакан то подносил к губам, то так и не отпив, опять ставил на стол. И лицо, впервые я увидела в его лице старика, он моментально весь покрылся морщинами, а его тонкие губы расползлись в горькой улыбке, так, словно у него зубов нет.
— Что с ней случилось? — спросила, потому что он долго молчал, ждал моего вопроса, сам не смог продолжить рассказ.
— Примерно то же самое, что случилось с тобой. Только спасти её было некому. — Рома глубоко вдохнул и медленно шумно выдохнул.
И опять молчание, потирание переносицы, и метания с алкоголем, то ли пить, то ли не пить.
— Ты нашёл его? Убил? — этот вопрос было трудно задать, но я уже поняла, Роман мне своим молчанием, даёт шанс знать или не знать, сам, без моих вопросов ничего не расскажет.
А я уже не могла остановиться на полпути, хотела знать всё до конца.
— Нашёл его тогда не я, а Слава. Он, нашёл его и отдал мне. Тогда я впервые убил, но не человека, я не считаю этих монстров людьми. — говоря это, лицо Романа не было таким спокойным, как обычно, к старику добавилось что-то звериное.
Он говорил, сам зверел, и подай ему очередного маньяка сейчас, он бы не был с ним так гуманен. Разорвал бы живьём, истязал бы и мучил. Мстил.
— Так, Слава всё же знает? — спросила, и пожалела, что сижу так далеко от него, а мне хотелось поддержать, отвлечь хотя бы, потому что он не забудет, такое невозможно забыть.
Но и встать сейчас просто не могла. Вата, я как вата. То же самое со мной было в тех кустах. Я была ватой и ничего не могла сделать.
— Знает, только об этом убийстве. Сам мне его отдал, потом помогал закапывать то, что от этой мерзости осталось, но там немного. Поэтому он так напрягся, там на набережной. И Настю он знал, Рита её не застала, они со Славой позже познакомились, а ты похожа на неё, хоть и глаза у вас разные. Этот ублюдок стал первым. Убив его, я думал, что отпустит. Но это не так Кира. Легче да, но не отпускает.
В кабинете повисло молчание. Роман больше ничего не рассказывал, только крутил на столе пустой стакан, я не знала, что спросить хотя вопросов было много, но они казались жутко неуместными, тупыми.
Тупые вопросы от тупого Кролика я решила оставить при себе.
— Кира иди переоденься, и приходи в столовую. Надо позавтракать. — мягко послал меня куда подальше, я вздохнула с облегчением и вышла из его кабинета.
Вернувшись в Ромину спальню, где осталась моя сумка с вещами, я разревелась. Вот я ведь так и думала, что у Романа это личное. Счёты сводит, мстит за любимую. И сейчас, меня мало волновал вопрос нашей схожести с Настей, на первое место встала жалость к нему и рядом тут же вопрос, а сможет ли Рома отказаться от этого всего? На этот вопрос ответа у меня не было. Поревела вспоминая Ромин рассказ, потом умылась, пошла одеваться, как Рома попросил.
Напрочь забыв после таких новостей об обещанном мне пикнике, натянула на себя платье, менее мятое, ещё и в обтяжку, так что складок было не видно. Можно было бы, конечно, попросить утюг, но тревожить Рому я не хотела, отлично понимая, что ему стоит одному побыть, а к этой Соне соваться тем более не собиралась.
Когда была готова, с трудом покинула Ромину спальню. Встреча с Соней не радовала, но явно была неизбежной. От этого и в столовую идти не хотелось, я, собственно, и понятия не имела, где она, но и искать её не стала. Меня манило кое-что другое. Точней кое-кто другой. Поднялась вприпрыжку на второй этаж, быстро отыскала по памяти нишу в стене. Питон перекинулся через мощную ветвь и свисал с неё как чулок с верёвки. Он был метра три длинной, поэтому голова его лежала внизу на щебне, хвост утопал в водоемчике. В общем, этот питон охватил весь спектр своего террариума. Как Роман говорил, питоно-терапия. Сейчас самое то, мне она была очень нужна.
