— Что? — я как дура захлопала ресницами.
Меня тут почти тошнит от нервов, а он интересуется, храпит он или нет?!
— Да не нервничай ты так. У меня хорошие родители. Добрые, простые. Вы друг другу точно понравитесь. — Рома тут же принялся меня успокаивать, а потом свернул к супермаркету, — Продукты нужно купить, у них в деревне магазин есть, конечно, но там ассортимент не очень. Со мной пойдёшь или в машине подождёшь? — спросил так буднично, словно мы уже давно вот так вот просто за продуктами ездим.
— С тобой! — я поторопилась выскочить из машины, вызывая у Ромы приступ смеха, он ещё пил в это время воду из бутылки и подавился.
Его явно забавляло то, как я нервничаю там, где это не имело по его пониманию смысла.
— Так, ты не ответила, я храплю или нет? — опять спросил он, отсмеявшись, подавая мне свою руку.
— Я не знаю, может, и храпишь. Я крепко спала. — ответила ему, беря его под руку.
— Ты меня чуть не раздавила, прям вся на меня карабкалась. Тебе снились бутерброды? Ты была сыром? Я был куском батона? — Рома так и посмеивался и это чёрт возьми не злило, а успокаивало.
— Нет, бутерброды мне точно не снились. Я мешала тебе спать? Поэтому ты так рано ушёл?
— Нет. Что за глупости? Я всегда рано встаю. У меня внутренний будильник, он сам меня будит не позже семи утра. Зимой я сплю подольше обычно, а вот летом в пять или шесть он уже звенит. Я же в деревне вырос. Там все рано ложатся спать и рано встают. По солнцу. До школы семь километров пешком, уроки в восемь утра начинались. Бери тоже тележку, одной не хватит. — попросил Рома, когда мы зашли в магазин. — В детстве так выспаться хотелось, а вырос и не могу спать дольше хотя могу себе это позволить, но организм привык к раннему подъёму. Вот такой закон подлости в действии.
— Я жалею иногда, что не спала в сон-час, в детском саду. А что брать? Может список есть? — спросила у Ромы, моя тележка была пустая, а он уже набросал в свою тележку упаковки с крупами.
— Да что сама обычно покупаешь, то и бери. Сахар там, масло. Молочку и мясо только не нужно, у родителей своё хозяйство. Курочки там, поросята, козы и крова Вилка. — Рома усмехнулся на имени коровы.
— Почему Вилка?
— Рога у неё такие, как у вилки раздаточной. Не в стороны, а вверх. Вон те макароны возьми, пожалуйста. Буковками. — Рома указал мне на полку рядом со мной.
— Буковками? Это детские, такие племянники мои любят.
— Сестра моя тоже их любит. — буднично, так между делом сообщил Рома.
— У тебя есть сестра?! — нет сестра-то ладно, но макароны совсем детские, сколько же ей лет?
— У тебя тоже есть сестра, что тебя так удивляет? — улыбнувшись, Рома посмотрел вопросительно на меня, с таким вопросом, вроде мать ты чего с Луны упала?
— А сколько ей лет? — уточнить решила для начала, может, ей лет восемнадцать, ну любит человек детские макароны, бывает.
— Ксюше девять. Поздний ребёнок. Да я сам был в шоке от родителей. При них только так явно не выражай своё удивление. — попросил Роман, взглянув на меня, а моё лицо, кроме удивления ничего не выражало.
В магазине провели много времени. Я, уже будучи опытной и ответственной тётушкой двух малолетних племянничков, озадачилась подарком для Ксюши. Хорошо было бы и родителям Роминым что-то подарить, но я растерялась окончательно, а Рома, то и дело подгонял и сбивал своими шуточками. Встревал в мои думы и предлагал купить Ксюше мухобойку от коровы мух отгонять, то пачку с бахилами совал, чтоб шлёпки не пачкала, когда кур кормить пойдёт. В итоге ничего лучше, чем девочковый яркий журнал и штук десять таких же сюрпризов я не сообразила.
В уютном салоне автомобиля, под ароматом лимона, меня разморило. За дорогой следить, как обычно я люблю уже не получалось, глаза, то и дело закрывались, и я перестала бороться со сном. Я просто закрыла их окончательно, в готовности спать до самого приезда в деревню. И почти задремала, спала-то мало, но Рому это явно не устроило, и он решил, что допрос меня, лучше, чем я спящая. Может, это зависть? И такая мысль проскользнула. А может, действительно переживает, что я имена родителей перепутаю.
— Как маму мою зовут? — внезапно и очень громко спросил Рома, чем, по сути дела, меня разбудил, хотя я ещё не окончательно заснула.
Я зевнула в ладонь, потянулась, попутно вспоминая, как маму Ромину зовут.
— Маму зовут Марина Николаевна, папу зовут Венедикт, извини, как его по отчеству? Папы отчество ты мне точно не говорил. — спросила Рому, но ещё сомневалась, что права, могла и забыть при таких-то нервах.
— Он Романович, меня в честь деда назвали, но все его Венедиктом зовут, даже малолетки. Назовёшь папу по отчеству, смертельно обидится. — предупредил Рома, неожиданно протягивая мне конфетку в виде сердечка.
— Это мне за правильный ответ? — взяла конфету смеясь, хотя в ощущении дрессировки меня как собачки, не было ничего смешного.
— Это тебе сердце моё, спрячь его как котёнок Гав, в самом надёжном месте. — и в дополнение к сказанному обаятельно улыбнулся.
— Даже не знаю. Как я могу съесть твоё сердце? Каннибализм какой-то.
Мы оба рассмеялись, так было легко с ним в этот момент, словно знаем друг друга много лет. Он родной мне, я родная ему и это так чётко ощущалось, что верилось в это без труда.
— Я сейчас вопрос задам, — предупредила Романа, на что он сразу напрягся. — Эм. В общем, не пойми меня неправильно, но в неведении как-то неуютно. — заранее саму себя оправдала, а Рома подмахнул рукой, мол давай свой вопрос и я спросила; — Твои родители, они знали Настю? — окончательно этим вопросом убила свой сон, а заодно и дружелюбную обстановку в салоне.
— Нет. — зло ответил, но потом словно осекся, от чего-то сдержался, а мне стало ещё неуютней.
Рома своим ответом словно воздух рассёк. Затем закурил, и одновременно прибавил громкости музыке. И я отлично понимала, что это значит. Значит, что разговор как бы окончен.
Это нельзя трогать. Я всё испортила. Такой момент, он мне сердце, я ему про Настю напомнила, тупой Кролик да, но и по-другому я тоже не смогла, зря он меня разбудил. Как предстать перед его родителями? Я и так не готова, а тут ещё сходство с убитой невестой из головы не выходит.
Рома выкурил три сигареты подряд, я съела на нервах сердечную конфету которую есть не собиралась, хорошо было бы заснуть, но сна уже не было.
— Я же тебе про Настю рассказал не для того, чтоб ты себя накручивала. — внезапно сказал Рома, выключив музыку совсем.
— Я понимаю. — и я действительно понимала, но это не умоляло моих нервов по поводу нашего с ней сходства, хотя объяснить, что тут такого плохого, сейчас я себе не могла.
Вот знали бы Ромины родители Настю, да, похожи мы и что? А ничего. Похожи, и всё.
— Нет, ты не понимаешь Кира. — говорит резко, с чёткой нотой упрёка, потом опять осекается, исправляет свою резкость мягко, только чуть оттолкнул и тут же затягивает мягким тембром голоса, как зыбучий песок, а я уже в нём по горло, мне точно не выбраться… — Или понимаешь, но совсем не так, как я. Я когда впервые тебя увидел, глазам не поверил. Думал с ума схожу. Но потом пригляделся, получше. У вас с Настей ведь не только глаза разные. Вы в принципе разные. — с горечью говорит он и эта горечь явно не в мой адрес, но я же тупой Кролик и до меня это не доходит, только колит где-то внутри так, что эту Настю я уже буквально ненавижу.
Ненавижу, потому что из-за неё он стал таким, потому похожа на неё, потому что слышу горечь в голосе Ромы от признания что мы разные, приняв эту горечь за разочарование во мне. Непохожи, разные, не оправдала Роминых ожиданий.
— Что ещё разное? Рост? Вес? — резко вклинилась в его речь вроде и не перебила, но он явно недоговорил.
— Вот это. — с неожиданной, затягивающей улыбкой ответил Роман.
Какая-то странная особенность у него, когда обстановка накаляется, он без труда может скинуть этот накал в никуда.
— Что вот это? — спросила уже смягчившись, но внутри всё равно бушевало уже не зло и даже не раздражение, а, возможно, ревность.
