— Да, хорошо. Дай мне одеться.
— Кейт? Я думаю, тебе нужно позвонить в 911. Я почти уверен, что не смогу встать, чтобы идти.
Вчера было тяжело. Ему вообще трудно было стоять. Он вдыхает, и тогда я слышу слабый хрип, который звучит глубоко в его груди. О, Боже, как я когда-нибудь переживу это? Как обычно у Дрю, он рассказывает мне обо всем этом, говоря мне, что все будет хорошо. Это, мой Дрю, утешает меня на смертном одре.
Приезжают врачи скорой помощи и загружают его в машину, а я еду за ними на своей машине. По дороге я звоню его родителям, Бену, моим родителям и Дженне. Когда мы прибываем в больницу, я стою рядом с ним, держу его за руку и кусаю себя за сустав, когда его ввозят. Несмотря на то, что это путешествие было долгим и полным взлетов и падений, у меня было время подготовиться к этому дню, я не готова. Совсем. Отпустить этого человека будет практически невозможно. Я смотрела фильм, где альпинист застрял под валуном и был вынужден ампутировать себе руку. Вот что я чувствую сейчас. Потерять Дрю будет все равно, что вырезать себе сердце. Я знаю — это клише, но это правда. Часть меня умрет вместе с ним. Другого пути нет.
Приходят Бен и Дженна, и мы все обнимаемся и плачем в холле, а потом все заходим и обнимаем Дрю. Бен практически ползает около постели. Когда его родители приходят сюда, мы выходим, чтобы дать, им время побыть наедине с их единственным сыном. Когда я думаю о том, через что они должны пройти, мое умирающее сердце болит еще сильнее. И Дрю, зная, что он за человек, должно быть, старается быть храбрым ради них. Но в этот момент, в эти последние минуты, он больше ничего не может сделать или сказать, чтобы поднять их настроение. Я до сих пор не могу понять, как все это могло произойти. Без сомнения, они тоже. Появляются мои родители, братья и сестры, но моей маме хуже, чем мне. Я думаю, она ненавидит смотреть, как ее дочь страдает. Я не хочу, чтобы Шеннон и Эрик помнили Дрю такими, поэтому я отправляю их домой после короткого визита.
День пролетает незаметно. Рэй и Летти делают перерыв, спускаясь за едой. Мои родители уходят, и Дженна тоже, обещая вернуться в тот же вечер. Бен уходит в туалет и говорит, что собирается выпить кофе. Я прошу его принести мне чашку.
— Тебе нужно поесть, Кейт.
— Не голодна, Бен. — Он поднимает руки вверх, отступая. Он знает, что не надо поднимать вопрос о еде. У нас есть одно негласное правило относительно таких вещей. — Я вернусь через пятнадцать или двадцать минут.
— Не торопись.
Теперь нас только двое. Я смотрю, как грудь Дрю вздымается и опускается. Его глаза распахиваются, и он жестом подзывает меня к своей постели. Затем он начинает говорить, и его голос на удивление сильный. Но то, что он говорит, вонзается в меня, как гребаный танк, и я хочу свернуться калачиком и умереть вместе с ним. Он рассказывает мне, как он понял с первого момента, как увидел меня, что я принадлежу ему, и что он сожалеет, что так вышло. Ах, типа это он во всем виноват! Потом он говорит мне идти домой.
Я киваю и сглатываю слезы.
— Хорошо. Я пойду домой и приму душ, потому что я какая-то вонючка. Я тоже люблю тебя, Дрю. Больше чем я могу сказать.
— Кейт, остановись. Это не то, что я имел в виду. Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, хорошо? Поклянись мне прямо сейчас.
Его голос твердый, намного сильнее, чем это было в последние дни.
— Хорошо. Что это такое?
— Я хочу, чтобы ты сейчас же покинула эту комнату и пошла домой, но я не хочу, чтобы ты возвращалась после душа. Я хочу, чтобы ты попрощался со мной прямо здесь и сейчас.
— Что?! Что ты говоришь?
Мое сердце замирает в горле.
— Я говорю то, что ты думаешь, что я говорю. Я люблю тебя гораздо больше, чем то, что ты сидишь рядом со мной следующие несколько дней. Я не хочу этого. Ты поклялась мне, Кейт.
— Дрю, я не могу.
Слезы безудержно текут по моим щекам, потому что я не могу позволить себе думать о неизбежном. Дрю — моя жизнь, мое сердце, мое все.
— Да, ты можешь. Теперь иди. Обернись, пройди через эту дверь и никогда не оглядывайся назад. Все мои вещи упакованы именно так, как я просил, и ты знаешь, что с ними делать. Мои родители и твои будут здесь вместе с Беном. Но тебе не нужно быть здесь. Я не хочу, чтобы ты была здесь. Я хочу, чтобы ты помнила меня таким, каким я был, когда был здоров, в наши лучшие времена. А теперь посмотри на эту дверь и сделай первые шаги в свою новую жизнь, Кейт. И обещай мне, что будешь жить. Просто живи, Кейт. Сделать это для меня.
— Ты не можешь это иметь в виду. Дрю, я не уйду.
И вместо того, чтобы идти, я пытаюсь заползти в его постель.
— Не надо, Кейт. Ты усложняешь мне задачу. Это… ты когда-нибудь слышала истории, в которых люди не могут отпустить? Вот что ты делаешь со мной.
Моя рука закрывает рот, чтобы скрыть всхлип.
— Пожалуйста. Для меня. Если есть что-то, что ты можешь сделать для меня, то сделай это в последнюю очередь.
Я отхожу от его кровати, смотрю в его мутные глаза, уже не кристально голубые, как в прошлые здоровые дни, поворачиваюсь и слепо бегу из комнаты. Я не знаю, куда я иду, мне просто нужно выйти из его комнаты на мгновение, чтобы подумать, понять, смогу ли я сделать то, о чем он просит. Мои глаза так затуманены слезами, я ослепла, и, поворачивая за угол, я врезаюсь в кого-то головой. Руки тянутся, чтобы удержать меня и не дать мне хлопнуться на задницу, размахивая как ветряная мельница собственными руками. Я уверена, что тот, в кого я только что врезалась, должен подумать, что на него напала банши, потому что я вою и выгляжу в беспорядке, не говоря уже о том, что воняю как скунс.
— Эй, ты в порядке?
— Черт, нет, — качаю головой. Мои слова вырываются сквозь очередной всхлип. — Нет, я не в порядке, — выдавливаю я. Иррациональность сжигает мой живот. Разве это не очевидно? — Я выгляжу так, как будто я в порядке? — Я протираю глаза, чтобы стереть ведра с водой и посмотреть.
— Сейчас. Пойдем со мной.
У меня нет выбора. Кем бы ни был этот человек, он берет меня за руку и ведет куда-то. Он открывает дверь и говорит:
— Садись.
В моей руке волшебным образом появляется горсть салфеток. Я сморкаюсь в набитом соплей носе и снова вытираю глаза, но все равно плачу.
Я чувствую вину за свое прежнее раздражение. Кто-то пытается быть милым, а я стерва.
— Мне жаль. Я… я… мой муж… он умирает… и, — я громко всхлипываю, — он только что сказал мне, что хочет, чтобы я ушла.
— Твой муж?
Я наконец смотрю на своего спасителя. Его лабораторный халат кричит «врач». Мои глаза затуманены слезами, поэтому я не могу разобрать, молодой он или старый, низкий или высокий. Кажется, я не могу остановить свое сердце от разрыва в клочья.
— Ага. Ты возможно знаешь его. Дрю. Дрю Макнайт. Он здесь молодец.
Я сморкаюсь в чистую салфетку и добавляю ее в ватный шарик из использованных.
— Ах. Ага. Я имею в виду, что я вроде как знаю его, но у меня никогда не было возможности поработать с ним. Я слышал о нем много хорошего. И мне ужасно жаль. — Он представляется, но я не расслышала его имени. В моем мозгу слишком много беспорядка, чтобы обращать на это внимание. — Я тоже онколог. Я на год опережаю твоего Дрю.
— Слушай, прости, что я на тебя налетела.
— Не надо. Могу я дать тебе несколько советов? Последние дни… он не будет узнавать тебя. Он тоже это знает. Он пытается защитить тебя. Как бы тяжело это ни было, это все, что он делает. Будь с ним, если хочешь.
Гигантский выдох вырывается из меня.
— Спасибо. Мне нужно идти.
— Миссис. Макнайт?
— Кейт, — говорю я, вытирая глаза.
— Что?
— Мое имя. Это Кейт.
— Ой. Тогда Кейт. Я на связи и сегодня вечером. Если вам что-нибудь понадобится, скажите медсестрам, чтобы они вызвали доктора Мерсера. Я буду здесь, чтобы помочь, если я понадоблюсь тебе или Дрю.
Я беру его за руку. Это утешает.
— Спасибо.
Вытирая слезы с лица, я возвращаюсь в комнату Дрю. Бен здесь, и я приглашаю его в холл. Когда я рассказываю ему, что сказал Дрю, он выглядит смущенным.
