— Давай, урод сучебл*дкий, поднимайся, сволочь. Я с тобой еще не закончил, — рывком ставлю его на ноги, ухватив за грудки. Он пошатывается, но делает какие-то манипуляции со своей рукой. Я не заметил, что у него какой-то ободок на руке, а он уже смотрит на меня прямо и во взгляде нет никакого страдания.
— Сыворотка, — он поднимает правую руку, на ней матовый прозрачный браслет, — мгновенная регенерация, здорово, правда, Эрик? Никакой боли, мгновенное излечение всех повреждений. Я гениален, когда ты уже признаешь это?
Игнорируя его маниакально-величетсвенные речи, бросаюсь на него. Черт, черт, черт, надо содрать с него эту хреновину, иначе так можно до утра драться, а у меня-то силы уходят. Тем временем этот хрен успел полностью восстановиться, и его скорость отражения атак и нападения снова набирает обороты. Я еле уворачиваюсь, уже начинаю пропускать удары, несколько раз основательно получив по спине, шее, ребрам, чувствую, что возможности мои на исходе. Он проводит обманный маневр, будто он хочет сделать мне подсечку, я от нее ухожу, но он уже развернулся и что есть силы бьет меня палкой по спине, впечатывая в стену. Мое оружие выпадает из рук, Сэм отшвыривает его в сторону и забирается на верхний ярус, перепрыгивая с лестницы на перила.
Поднимаю палку, следую за ним, как неотвратимое возмездие. Но он готов уже, поджидает меня, держась двумя руками за опору, ногами толкает меня в грудь. Потеряв равновесие, совершенно выбившись из сил, я лечу вниз, пытаясь остановить падение, хватаюсь за перила. Вот же, урод бл*дский. Сэм уже дергает потайную дверь, желая сбежать. Невольно, на лицо наползает ухмылка. Как же он мерзок и жалок в своей попытке трусливо уйти от возмездия, идиот. Опять.
— Ты проиграл, Сэм, — устойчиво поднимаясь на ноги, говорю я ему, не забывая держать его в поле зрания. — Твоя армия изгоев исчезла, а новая еще не готова. Ты предал всех, кого только можно было предать, ты не пожалел ни дочь своего брата, ни свою дочь. Ты, как никто, заслуживаешь смерти, так прими же ее с достоинством!
— У нас с тобой судьба была породниться, Эрик. Зачем тебе меня убивать? Тебе нравятся исключительно мои родственницы. Только, ты извини уж меня, нет моего родительского благословения на мою дочь.
— Нет у тебя ничего родительского в отношении Эшли, урод!
— Ну, вообще-то, если бы не я, ее бы не было.
— То что именно твой генетический материал поучаствовал в ее зачатии, вовсе не дает тебе права использовать ее в качестве подопытной мыши! Х*й тебе, а не дочь, гребаный урод.
— Уж, не тебя ли мне спрашивать об этом?
С рычанием и злобой, он нападает снова, с переворотом, замахиваясь палкой. В момент пригнувшись, делаю ему подсечку и вложив в удар побольше силы, бью ему по роже, пока он падает. Он приземлился на спину, голова его дернулась, на лице уже места нет живого, старые гематомы, заживая, окрасились желтым, а новый удар оставил кровавый рваный след на правой половине лица. Не особенно торопясь, подхожу к нему и придавливая берцем кисть, сдираю с него матовую полоску.
— Тебе больше это не понадобиться, урод.
Сэм зарычал сквозь зубы и попытался ткнуть меня палкой в спину. Размахнувшись посильнее, я вырубаю его ногой по голове, чтобы прекратить уже весь этот балаган. Надо понять зачем ему была нужна Эшли, и куда, черт ее дери, она пропала, бл*дь!
Пока я стаскивал Сэма вниз, чтобы привести его в чувство, заметил на полу валяющийся пистолет. Мой пистолет. Несказанно обрадовавшись, я заряжаю его и засовываю за пояс, однако, за то время, что я на Сэма не смотрел, он успел прийти в себя и сейчас делала попытки сбежать опять. Ползком. Пара ударов ногой в живот прервали эти его потуги, Сэм застонал и завалился лицом вниз. Я опять поднимаю его за шиворот, заставляя посмотреть мне в глаза.
— У тебя есть какие-нибудь пожелания насчет смерти, Сэм? Как бы ты хотел сегодня умереть?
— Ты ублюдок, Эрик! Гореть тебе в аду!
— Это, несомненно, однако, ты окажешься там раньше меня. Так что, самое время для охлаждения.
Подтащив изворачивающегося и не оставляющего жалкие попытки сопротивляться ублюдка к оросительному бассейну, наподдав ему по сломанным ребрам для острастки, окунаю его рожу в воду, придерживая крепко. Дикая ярость и ненависть к этому ублюдочному х*ерылу придает силы покруче всякой сыворотки, но я все-таки чувствую, что я ранен, да и шея вся в крови… Сэм начинает дергаться, извиваться. Что, жить тебе хочется, сука? Вытаскиваю его продышаться.
— Что, Эрик, кончаешь, когда мучаешь людей? — тяжело отдуваясь, шипит сквозь зубы Сэм.
— Ублюдку — ублюдочная смерть!
— Когда-нибудь, найдется тот, кто тебя замучает до смерти, ты заслуживаешь ублюдочной смерти не меньше!
Окунаю его снова. Ничему не учит жизнь некоторых идиотов. Опять дергается, рывком вытаскиваю его рожу из бассейна. Он, выкашливая воду, хватает ртом воздух.
— Может, мой палач и ходит где-то, но это будешь точно не ты, Сэм. Выкупался? Стало получше?
Двумя мощными ударами разбиваю ему лицо, валю на пол и бью его ногами. Он уже валяется, как кусок отбивной, чуть слышно постанывая. Я беру его за волосы, приподнимая его голову, тихо и угрожающе спрашиваю:
— Зачем тебе надо было держать Эшли еще несколько недель в Эрудиции? Что у нее есть такого, что надо было тянуть время? Отвечай, урод!!!
Сэм не отвечает, потому что сознание его затуманено болью и сотрясением. Ну что ж, купание так купание. Однако окунувшись, Сэм не приходит в себя и не подает признаки жизни. Выдергиваю его на поверхность, не хватало, чтобы он так легко отделался.
— Слышь, ты, придурок, будем еще плавать или все-таки говорить начнешь?
Он без сознания, бесполезно его сейчас спрашивать. Оставляю его пока в покое, не сводя с него глаз. Самое время проверить оружие… Странно, что нас пока не хватились, интересно, сколько времени мы тут развлекаемся? И где же Эшли все-таки, ебан*врот, куда она съ*бнула? Хотя, наверное, это к лучшему, она не видела всего этого и не увидит то, что будет дальше. Оглядываясь вокруг в поиске подходящей мебели, примечаю чудом уцелевший в этой разрухе стул. Хотя о чем это я, стулья в Эрудиции невозможно разломать, проверено лично.
Подтаскиваю то, что раньше было Сэмом, а теперь просто отбитый кусок плоти, к мебели, и бросив ублюдка на него, надежно привязываю валяющимися тут повсюду пластиковыми трубками. А он уже в себя приходит. Надо же как вовремя, всегда бы так!
— Ну и что ты решил, Сэм? Еще будем плавать или расскажешь мне?
— Я тебе никогда не расскажу, — шепчет он разбитыми кровоточащими губами, — Ты все равно меня убьешь, так и мучайся в неведении, уродец. Тебе никогда не стать нормальным человеком, это ведь моя программа моделирования сделала тебя таким. Так что, вы с Эшли оба мои детища. Даже если вы не родные по крови. Ты всегда будешь монстром, а она будет мучиться с тобой, потому что она тебя любит, а ты ее полюбить никогда не сможешь.
— Не убивай его пока, Эрик.
О, Эшли вышла. Понравится ей это зрелище, интересно? И что значит «не убивай»?
— Это я была там. Это по мне он стрелял ракетами. Это он меня держал здесь, ставил надо мной опыты. Я всей душой желаю, чтобы он умер в страшных мучениях. Я хочу их видеть, Эрик.
— Уверена? Это не самое приятное зрелище.
— Я не боюсь крови.
— Это — я знаю. Не самое приятное зрелище — страдания человека.
— Это не человек, — тихо отвечает мне она. — Это монстр.
— Так же как и твой дружок, Эшли, — издевательским тоном тянет Сэм, явно не веря, что с ним могут сделать что-то плохое и веря в свою неуязвимость. — Он всю жизнь был монстром, я просто ускорил процесс, не думай, что если моделирование прервано, он станет каким-то другим, он просто…
Пара мощных ударов прервала словесный поток этого урода. Без лишних слов, быстрыми и резким движением, чтобы никто ничего не успел понять, я хватаю его за нижнюю челюсть и дергаю что есть силы так, что она хрустнув, безвольно повисла на одной коже. Вот попробуй теперь с отломанной челюстью выливать свое словесное говно, п*здобл*дский х*есос!
