В баре Никифор водрузил свою коробку на свободный стул и все время пока они ели-пили, поглядывал на нее. Внимание его равномерно распределялось между Ириной и коробкой: и там и там было предвкушение...
Они засиделись, пора было сворачивать загул, Ирина думала сделать это мягко, ведь ни о каком романе не могло быть речи. Уже подступали мысли об обычных делах - незаконченная статья, деловые звонки, мысли о завтрашних встречах. Возле дверей на улице дрались какие-то пьяные. Обойти их было трудно, они молотили друг друга, таскали по асфальту, стоящая радом вахтерша что-то вяло им говорила. Ирина расслышала:
-Петя, да опять ты набрался.! Ну и шел бы домой, что к людям приставать. А на асфальте этот Петя пьяно колошматил пьяного же слегка дебильного дяденьку.
-Подожди-ка, - сказал Никифор, - поставил свою коробку и портфель у дверей и ринулся разбираться.
Ирина скучая стояла в сторонке. "Зачем это? - думала она, - дерутся два дебила, здесь не рыцарский турнир, не защита прав человека. Нужно ли бросать даму, заставлять ее ждать. Ради чего?" Она смотрела на небо, на фонари, изредка бросала взгляд на взбудораженного Никифора. Было скучно, но уйти не позволяла солидарность - все же целый день общались, вроде уже не чужие. Наконец пьяный Петя сам прекратил безобразие - врезал напоследок дебилу, пнул Никифора, пробурчав "лезут доброхоты гребанные" и вошел, пошатываясь, в двери Дом Жура...
-Это племянник, племянник Дашин, - объясняла Ирине вахтерша. Никудышный совсем, да что делать? Шляется сюда, не отвадить, да и задирает всех
"Даша, наверное, старшая из уборщиц" - решила Ирина и вопросительно поглядела на Никифора, мол, все, наконец, можем идти? Но с ним что-то сделалось - лицо его исказилось, вроде бы недавно добродушное неглупое, оно было отвратительно злобное:
-Где моя коробка? Где моя обувь? - почти визжал он. Вахтерша, уже усевшаяся за стол; чтобы спокойно дожидаться закрытия, вынуждена была опять выйти на улицу.:
-Что случилось?
-Это вы, это ты украла, ты, - орал он на женщину.
-Да что? - она в толк взять не могла.
-Ботинки, мои ботинки
. Она смотрела на Ирину, на ноги Никифора и чуть не заплакала.
-Да какие ботинки?
-Здесь, здесь стояли. Коробка!
-Да не брала я ничего - твердо наконец сказала женщина, - и не орите, а то милицию вызову. И ушла.
Тогда Никифор сбавил тон и зашипел на Ирину.
-А ты, ты куда смотрела? Не могла посторожить. Трудно что ли? Все из-за тебя. Она, конечно, она взяла. Потом продаст. Но не докажешь
. Еще раз попытался он что-то крикнуть вахтерше, но та только пригрозила милицией.
"Забыл он что ли о думском пропуске? Должен бы козырять им. Или еще не привык к должности, дело новое. Но какой же противный. Сам влез в эту дурацкую драку, упустил свою коробку, теперь на всех сваливает", - думала Ирина, выходя за ворота. Она решила просто оторваться от беснующегося человека, войти в метро и наконец отправиться к себе домой, к незаконченной статье, покою. Она двинулась к "Арбатской", через две минуты ее догнал Никифор. Взял под руку, зашептал извинения. Возле метро купил ей розу.
-Ну что? Ко мне, к тебе? - спросил он пропуская ее вперед, придерживая дверь.
- По домам, - коротко и миролюбиво сказала Ирина.
- Ну ты и дрянь, ну ты и дрянь, - отпустив дверь, которая больно ударила Ирину, зашипел он. Ботинки упустила, капризничала: туда хочу, сюда хочу - передразнил он ерничая, - время на тебя истратил, не пообедал как следует".
Они уже были у турникетов. Ирина быстро сунула магнитку в автомат и побежала по эскалатору вниз, а Никифор остался препираться с контролершей.
"Вот вспомнил о своих льготах, - злорадно думала Ирина, сбегая по эскалатору и вбегая в сразу же подошедший поезд, - ну и ладно. Поеду через "Киевскую." Главное- отвязалась. Вот ведь любопытство до каких бед доводит. Еще бы поколотил с досады. Дурак. Надо же, какой тип. Ничего себе современный мужчина - маникюр, сабо". Дома Ирина, конечно же, быстро успокоилась, вымылась, выпила пустырничку. "Он-то, конечно, идиот. Но я? Я кто? Искательница приключений? Исследовательница нравов? Авантюристка?" Ирина решила выспаться и все же на досуге обдумать причины своего собственного слишком глупого поведения.
История с Никифором вовсе не значительная, глупенькая, как ни странно, повлекла за собой череду историй, фрагментов. И в каждой из них Ирина бывала все той же Тоней при Мякшеве. Вот об этом теперь Ирина поговорила бы с Сашей, два года назад, даже еще полгода назад у нее еще не сформулировался вопрос, почему так идет моя жизнь, что во мне есть такое, что заставляет мужчину искать во мне попустительницу, подельницу... Лучше бы, может быть, искали провокатора... Уже складывая все в сумку, готовясь покинуть купе, Ирина додумывала свою мысль до конца::." Вот лето 1992 года - годовщина ее свадьбы. Дача, жара... Маленькие девочки вплетают ленточки в гриву пони... Неподалеку возле цветника муж, Петр, готовится к приему гостей - на поднос ставятся чистейшие стопки, графин с ледяной водкой. За домом соседский мальчишка седлает кобылу Бэллу... Через пять минут в доме забьют часы - Петр вскочит на лошадь, понесется по полю навстречу идущим от электрички гостям, девочки побегут с пони навстречу детям. Такого обилия цветов, бабочек, шуток, смеха она не помнит. Стрекозы садились на рукав, бабочки- в кружок -на георгины. Девочки - дочка Ирины и племянница ближайшей подруги кружились взявшись за руки, развевались платьица. Гости приехали. Началась пьянка. Ирина помнит себя сидящей возле пони Марты - плакала она тогда безутешно... Петр, усадив перед собой какую-то девицу унесся на кобыле в поля. Уже полгода к тому времени длилась эта круговерть - он жили на даче, дочка Катя с бабушкой в Москве. Они терзали тогда друг друга - страсть, боль, ревность, досада -все сплелось. Два года со свадьбы решили все же отмечать... В те дни Ирина смотрела на Петра с мыслью - ты хорош., хорош, но так же тебя будут видеть и другие. От этого в него летели тарелки. Он же джигитовал, носил на руках, засыпал цветами... У нее бывали истерики, у него запои. Как-то вздумалось ему украсть, увезти коз из соседнего хозяйства. Поехали на маленьком грузовичке верного соратника Пашки, деревенского пьянчуги. Все местные бомжи обожали Петра, ее же уважали и называли "барыня". Машина скакала по рытвинам, они с Петром подпрыгивали, держались за руки. Было ощущение полной преданности друг другу и общей идее. Такое слияние у них бывало, это, собственно, и стало основой их союза. Интрига, проказа, каприз, затея - что угодно,, лишь бы выбиться из скуки, погорячить кровь. Коз вытаскивали через щель в заборе. Беленькая больше всех приглянулась Петру.
-Люблю козочек, сам доить буду, - стоя среди коз в сапогах и черном плаще, восклицал он.
Ирина смотрела на Петра с мукой - "в добром и злом заодно!"
Ровно через месяц после празднования годовщины, уже в Москве, она попыталась выброситься из окна. У них на пятом этаже на балконе жила тихо мирно пони Марта, дочка по-прежнему у бабушки, а Петр пил третью неделю. Взять дочку домой, отвезти Марту на конюшню, вытрезвить Петра не получалось. Не получалось ничего! От окна ее оттащил, снял с подоконника гость-собутыльник, случайно проснувшийся в тот момент. Стащил с подоконника, надавал по щекам и опять завалился. Больше Ирина не пробовала - стало стыдно, противно. Взяв в одну руку помойное ведро конспирация (Петр никуда не выпускал), в другую -сумку с нужными вещами, она тронулась к двери
. -Ты куда, малыш, - мгновенно среагировал до этого мертвецки спавший Петр.
-Спи, спи. Помойку вынесу, хлеба куплю. Через пять минут вернусь. Спи, спи .
Она благополучно выскользнула из квартиры. У родителей отсиделась два дня. Ее не искали. Время в том, пьяном, доме шло по- другому. Наигравшись с Катей, начитавшись с ней про "Кота и кита", "Бибигона" и прочих милых и добрых, она решила заглянуть в свою квартиру - как там Марта? Голодная, не пила. Ее ведро так и стояло в подъезде. Петр сидел один... Марта, как ни странно, была накормлена и расчесана.
- Где ты была?
- Ведро выносила.
- А-а, что-то долго.
- Она пожала плечами.
- Выпьешь? - Кивнула.
Петр налил ей, себе. - Будем.
Будем... Что же мы будем? Ирина все пила и повторяла:
-Что же мы будем? Будем возить коз в трамвае...
. Две недели назад так они перевезли двух козочек с вокзала на вокзал - везли в подарок подруге. Пили, обнимались, хохотали. Козочки на шлейках чинно мирно стояли рядом. Возле него - брюнета - беленькая, возле нее - блондинки - черненькая. Публика недоумевала, улыбалась, никто не протестовал. На даче у подруги была оргия - танцевали, обнявшись с козочками, а Петр - Вакх - поил всех из огромного рога...
-Будем бить витрины, если покажется, что они криво отражают наши чудесные лица. Будем звонить в Посольство Монголии и готовить экспедицию на лошадях в Поднебесную.
Будем... Где же мы будем?
-Ирка, пляши, для меня одного пляши. - Петр страшный, черный навис над ней. - Пляши для меня одного, пляши.
