-Будем бить витрины, если покажется, что они криво отражают наши чудесные лица. Будем звонить в Посольство Монголии и готовить экспедицию на лошадях в Поднебесную.
Будем... Где же мы будем?
-Ирка, пляши, для меня одного пляши. - Петр страшный, черный навис над ней. - Пляши для меня одного, пляши.
Со стола уже летели стаканы, соль, хлеб. Будем плясать... И плясала. А потом был нож. В его руке. А потом в ее. Было разбитое стекло, кровь. А потом - страстные, безумные признания в любви. Будем любить.
Ирину спасла бабушка. Совсем старенькая, слепая, она жила одна, мужественно вела хозяйство, никого не обременяла. А тут сломала ногу. Ирина опомнилась мгновенно. Сообщила Петру, что уходит - любит, ценит, но больше не будет. Ни спать, ни пить, ни плясать, ни обниматься с ним. Пытался связать, угрожал, но как-то ушла, уползла, спряталась. Отголоски этой истории Ирина позже обнаружила у себя в рассказе "Частный случай" (кстати, дома не забыть перечитать!). Училка - это была отчасти она, Ирина, пережившая тяжелый расход, но и опять, опять, опять - вечная Тонечка, "пока мир стоит" - готовая помочь в "недолжном деле" вечному Мякшеву. Помочь увезти дочку бизнесмена из частной школы. И все почему? Потому что была когда-то страсть, любовь А теперь этот бывший любовник отчим девочки и задумал то самое "недолжное дело" - шантаж отца. Девочка в заложницах, мать девочки на нервной почве в психушке... Но Ирина себя-то вывела стервой-исполнительницей. Вот в чем дело...
Ирина выходила из вагона поезда в полном смятении - за последние часы слишком многое опять всплыло в памяти, растревожено, а главное, самое главное, многое сформулировано: соучастница она, вечная соучастница - пока мир стоит!
На перроне Ирину ожидал мужчина с букетом цветов в одной руке, бутылкой пива в другой. Опять бросился в глаза его нос - утиный с большими ноздрями. "Некрасивый нос - еще год назад отметила Ирина - нечего с таким разгуливать по городу и набиваться в приятели. Мне-то, правда, он не приятель, а сосед".
Когда Ирина переехала после очередного краха очередной семейной жизни в крохотную однокомнатную квартиру с игрушечных размеров кухней, первым к ней постучался Вася. Предложил свои услуги вбить - повесить - подвинуть. Дамочка-то как видно одинокая. Ну, одинокая - не одинокая, это как посмотреть, а помощь не лишняя. Так и повелось - прибьет, починит, денег стрельнет, за цветочками приглядит, когда она в отъезде, письма вынет а иногда и как курьер по делам съездит. Ирине вовсе не претило иметь такого человека при себе. Ему льстило, что образованная и симпатичная дама с ним болтает, ему доверяет, и снисходительна к его слабостям: он сильно пил. Вася был ей предан, она как-то верно поняла, что по своей семье он тоскует, к дочке рвется... но "грехи не пускают", что агрессивен и пассивен одновременно, а в сущности несчастен. Как, впрочем, почти все...Зачем это он, интересно, явился встречать, наверняка с дурной вестью.
- Здравствуй, Вася, что случилось? Я тебе время прибытия сказала на всякий случай, так значит, важное что-то.
- Ирина Викентьевна, вчера мальчик к вам заезжал лет 13, сказал, что зовут Виктором, очень вы ему были нужны. Я-то узнал, потому что звонил он долго, вышел поинтересоваться, разговорились. Записку оставил. Вот.
Ирина поняла, что мальчик на сентиментальную Васину душу как-то подействовал и поэтому он сейчас здесь. Записки не читал, конечно, тут он себя держит - в ее бумаги нос не сует, а вот терпения дождаться Ирины дома и там уже отдать записку и обо всем расспросить не хватило. Ирина, усмехнувшись, взяла записку, развернула. "Ирина Викентьевна, пишет вам Алла У. Мы с вами никогда не встречались, хотя заочно знакомы. Очень короткое время я была женой покойного Саши, как видите даже фамилию его ношу. У меня от него сын Витя. Разошлись мы с Сашей практически через месяц после Загса, Витя родился уже без Саши и до двенадцати лет его не знал.. У нас шли по-разному жизни, но дело в том, что мы никогда не ссорились, друг друга не обидели. Мы были друзьям когда-то, недолго любовниками, но супругами по-настоящему никогда. И вот как к другу он обратился ко мне в определенный (трудный) момент совей жизни. Мы с Витькой жили легко, дом открытый, у меня к этому моменту, когда Саша у нас поселился, были определенные планы, связанные с Америкой. Я получила приглашение, ждала визы. Короче говоря, через месяц, в мое отсутствие (Саша, как вы поняли, у нас поселился) его хватил инсульт. Я вернуться сразу же не смогла по ряду довольно сложных личных обстоятельств. Все пало на Витю. Саша умер в моем доме, в мое отсутствие. Причем здесь вы, почему мне вам потребовалось рассказать? Я знаю, что вы - это Тоня из поревского "романа" о Мякшеве. Вы его знали в молодости задолго до меня. Вам, я думаю, следует знать, как и чем кончил Мякшев и как умер Саша У. Вы ведь пишете, возможно вам это пригодится. Записку вам передаст Витя. Согласитесь, внешне он похож на Сашу... И видите, он у меня тоже мальчик с историей.
С уважением и сочувствием. Алла У."
Ирина читала, стоя на ветру, сигарета, поданная ей услужливым Васей не раз гасла, он чиркал зажигалкой, заглядывал в глаза - "ну, что же там?.."
- Вася, это сын покойного Саши У. Помнишь, я тебе рассказывала про пистолет и прочее.
- Сын? А к вам-то он зачем?
- Мать ему велела. Я обдумаю все это попозже, едем. Ты мне лучше скажи, тебе Георгий Викторович звонил? - Ирина чуть-чуть покраснела. Хотя она часто для связи давала Васин телефон своим поклонникам и знакомым, как-то не захотела обнаруживать свою заинтересованность в этом звонке.
- Звонил вчера веером, спрашивал, когда приходит поезд.
- Спасибо, Вася.
Вася шел впереди с Ирининой сумкой в руке, в другой у него опять была полная бутылка пива. "Из кармана он их что ли достает", - вяло подумала Ирина. Она шла с цветами, издерганная, уставшая от себя, почему-то раздосадованная полученной запиской и даже радость от внимания Георгия была смазанной.
"Не вижу во всем этом смысла, не вижу", - тоска и раздражение сейчас преобладали в ней. Не любила она этого состояния - все последнее время взбадривала себя и настраивала на ровное, разумное отношение к происходящему. Сейчас было смятение. "Вы ведь пишете"... Вот в чем было дело. Конечно, на бумагу надо скорее это: мальчика Витю, его отца, кукушку-мать.
Ирина открыла дверь в свою квартиру с четким ощущением предстоящих неприятных тяжелых встреч и открытий. Вася вошел вслед за ней и остановился в крохотной прихожей - Ирина сама должна была убедиться - дома чисто, цветы политы. Ее ждали.
- Ну что, Вася, давай мыть руки, угощу белорусскими гостинцами.
Вася по- детски каждый раз радовался, когда Ирина приглашала отпраздновать возвращение, он никогда не был уверен, что традиция сохраняется и нервничал в первые минуты встречи с Ириной. Но и на этот раз они посидели полчасика - Вася рассказал, что у кого в доме за эти дни случилось - кто подрался, кто помирился, к кому кто приехал. Ирина всегда слушала в пол-уха, но не перебивала - пусть говорит, все же у него дефицит общения. Сама же Ирина вспоминала Ксению и Славу, их беседу в ресторане. Слава не то, что б озлоблен, циничен, считает, что качество человеческих отношений сейчас столь низко, что грешно смущать встреченных людей предложением дружбы ли, брака.
-Я, например, - говорил Слава, - за себя поручиться не смогу, что завтра подлость не сделаю, потому с Ксенькой и расстался, она-то пока еще баба хорошая, что ей гадостей от меня дожидаться. Дочке замуж не велю выходить, мы когда ее родили еще не очень изгадились (я про себя, я про себя), а кто его знает, что за упырь ей встретится. Пусть лучше путешествует автостопом. Пусть по Европе помотается, людей посмотрит, может, где и осядет
-Бог с той, Слава, что ты говоришь, у Галки оркестр, Виктор ее хвалит, - пугалась и махала на нее рукой Ксеня
. -Оркестры - маэстры, кому это надо? Обдурит ее кто-нибудь, свихиваться начнет, жалко же будет. Ни у нас тут в Минске, ни у вас там, в Москве, ничего хорошего. Давай Сашку помянем, он же не дурак был, а как жизнь прожил...
Получалось так, что искренняя слегка заполошная Ксеня вовсе не сердитая на своего бывшего супруга, а сочувствующая ему, занятая успехами своих студенток, хранящая юношескую влюбленность в Сашку, дорожащую "романом" о Мякшеве, сейчас счастливее и ее, измученной сведением счетов с самой собой и циничного Славы, и умершего Сашки.
Ирина, наконец, выпроводила Васю и позвонила своему сыну. Костя - сын от первого, еще студенческого, брака, давно жил самостоятельно. Он был умный мальчик - океанолог. Ездил на умные конференции, сидел в Интернете. В свое время ему хорошо помог его отец, сейчас живущий не где-нибудь, а в Новой Зеландии. С Ириной-то у него давно потеряны все контакты, а Костя даже у него был.
Ирина в свое время благодарила Бога, что первым у нее родился мальчишка - в заполошные молодые годы девочку она бы измучила своей неуравновешенностью, а с мальчишкой как-то сразу научилась дружить и советоваться. Так и идет. Костя видится с ней не часто, но звонит, всегда чувствует ее настрой, она ему платит тем же. Когда последний раз переезжала, часть своей собственной библиотеки и архива оставила у Кости. У него как раз и остался Иринин сборничек рассказов "Незабудки", туда вошел рассказ "Частный случай". Ирине еще в поезде показалось необычайно важным перечитать этот рассказ, написанный в начале 90-х и попытаться понять, что конкретно она подметила тогда в той училке. Мысль вычертить линию своей собственной жизни по контуру, намеченному в литературе Поревым ли, Сашей У., ей ли самой, показалась Ирине теперь просто жизненно необходимой. "Без этого непонятно, как жить дальше, как писать дальше (а ведь надо, надо написать о Витьке - Сашиных последних днях).
