— А сколько тебе лет? И до сих пор я не знаю, как тебя зовут.
— Флора Тревельян. Мне десять.
Они пробирались по узким улочкам к гавани. Флора указала на кафе, обращенное на бухту.
— Подходит?
Они сели.
Хозяин быстро вышел, поцеловал Флору в обе щеки и затараторил по-французски.
— А, малышка, как дела? Хочешь мороженого? Клубничное, ванильное, шоколадное. А месье? Здравствуйте, месье. — Он пожал руку Космо. — Что выберете?
Космо выбрал шоколадное, Флора — клубничное.
— Ты часто сюда ходишь?
Она явно была любимой посетительницей.
— С мадам Тарасовой.
— А-а.
— Один или два раза была с мадемуазель.
— Ага.
— Мадам Тарасова переделывает платья жене хозяина. Она быстро толстеет. — Флора округлила перед собой руки, изображая большой живот. — Мадам Тарасова их расставляет.
— Ага, ясно.
— Хозяин любит толстых дам.
— А мадам Тарасова учит тебя играть на пианино?
— Русскому учит. И потом они ее просили натаскать меня по математике перед школой.
— А где твоя школа?
— Нигде. Я пойду осенью.
— Так ты еще не ходила?
— Нет.
— А в какую собираешься?
— Ну, какую они выберут.
— Своеобразно.
— Почему?
Ей казалось, все равно, какая школа.
— Ну, странно, что ты не знаешь, куда пойдешь учиться.
— Они решают. Она будет в Англии. Я не могу жить с ними в Индии из-за климата.
Космо подумал, как странно Флора называет родителей — „они“. Он вспомнил и про Бланко, который называет своего кузена Типом или Чоузом.
— Нас с Мэбс обычно везут показать школу, понравится или нет.
— Ну, вы другие.
Чувствуя себя и впрямь другим, Космо сказал:
— А мадам Т. научила тебя триктраку?
— Да, мы играем. Когда сыро и Игорь не хочет гулять.
Они смотрели, как лодки подпрыгивали на воде, пока Жюль не принес два больших мороженых и не поставил перед ними. Флора выпрямилась на стуле, опустила ноги, чтобы они доставали до пола. Она ела мороженое, растягивая удовольствие.
— Иногда я гуляю с собакой Жиля.
— Это та, с которой я тебя видел в первый раз?
Космо вспомнил ту дурную собаку, с которой Флора мучилась на пляже за Сен-Энога.
— Та — кюре из Сен-Бриака. — Она вспомнила их первую встречу. — Собака Жиля — мастиф.
— Правда?
— У очень занятых людей нет времени дрессировать своих собак. — Она ела мороженое понемножечку, маленькими глотками, чтобы оно не кончалось так быстро.
— Там прекрасный пляж, — сказал Космо, — я наблюдал за птицами. Мне кажется, на таком берегу должно быть хорошо песчаным угрям.
— Так и есть.
— А что значит „макеро“? — не сдержал любопытства Космо.
— Сутенер, — сказала Флора.
— А ты знаешь, что это такое?
— Это невежливое слово.
— Да уж нет.
— Он вонял. — Она с сожалением положила ложку на блюдце и втянула воздух, долетавший из гавани. Веревки, смола, рыба, соль, водоросли, сети, которые сушились. Она заполнила свои легкие. От хозяина того магазина пахло отвратительно. Она задержала дыхание, вспомнив зловоние в родительской спальне, когда она, убежав от служанки, влетела к ним, чтобы сказать: „Доброе утро“. Они завопили, чтобы она убиралась вон, и заодно выбранили прислугу. — Мне этот запах не нравился еще в Индии, — сказала Флора.
Космо спросил:
— Хочешь еще мороженого?
— Нет, спасибо. Было вкусно.
— Тогда поедем обратно.
— Замечательно. Спасибо за все.
Космо подумал, что она, наверное, прислушивается к тому, как говорят люди, потому что некоторые фразы она произносила точно, как его мать.
Когда на катере возвращались в Динар, Космо сказал:
— А почему бы нам не устроить вечеринку и всеобщий праздник на пляже? Прощание с каникулами. Накопать угрей, разжечь костер, поджарить. Они очень вкусны с хлебом и с маслом. Мои родители, твои родители, и Шовхавпенсы, и все дети. Вот было бы весело, правда?
— Да, — ответила она, но равнодушно.
Когда они вошли в бухту, он сказал:
— Может, мы с Бланко возьмем тебя поиграть в триктрак?
— О да! — сказала она. И ее лицо просияло.
Каникулы, как им и полагается, начинаясь, предвещали много удовольствий. Но сейчас они сжимались, как резина, до их конца оставалось только десять дней.
Идея Космо о грандиозном пикнике быстро получила свой приговор. Изменилась погода. Задул неласковый ветер с востока. Лил дождь не переставая, и люди едва не валились с ног, а сточные канавы превратились в бурлящие реки. Дети, которым приходилось ехать из Сен-Мало, мучились морской болезнью. Семейства не высовывали носа, играли в детские карточные игры или в шахматы и шашни. Они отваживались только добежать до кинотеатра или до казино. Молодые люди почти не виделись.
Три младшие голландские дочери Мэри, Дотти и Долли уехали из „Марджолайн“ к мужьям в Гаагу и Амстердам. Компания за центральным столом сократилась до десяти, иногда даже до восьми, поскольку Феликс и Элизабет, несмотря на погоду, уезжали в пригороды к своим менгирам. Порой они забирались так далеко, что ночевали там же. Элизабет, как стало известно, писала диссертацию. В такие вечера Мэбс и Таши не ходили в казино: какой смысл шлепать под дождем, если там нет Феликса, который пригласил бы их танцевать фокстрот и чарльстон. Мальчишки-школьники, предлагавшие свои услуги в качестве партнеров, получали отказ. Они не умели танцевать, они наступали на ноги, портили туфли и от них пахло потом. Но эти юные любительницы магазинов готовы были и в такую погоду, прыгая через лужи, метаться от шляпных магазинов к галантерейным в надежде привлечь предмет своей страсти прелестными нарядами.
Роуз и Милли усаживались на диване в гостиной со своими романами и вязанием, дружба их постепенно крепла, они наблюдали — одна с изумленным терпением, привыкшая к тому впечатлению, какое ее сын производит на девочек, а другая — с сожалением. Было больно видеть, как девочки делали из себя дурочек. Это напомнило ей о собственной страсти до того, как Ангус, этот божественный Ангус, вытащил ее из подростковой незащищенности и женился на ней, осчастливив на всю жизнь. Ну, почти осчастливив. Потому как она не чувствовала себя счастливой, видя, как он тащит Космо играть в гольф, несмотря на ветер и дождь. Космо проклинал этот гольф — принуждаемый к игре, он не мог ее полюбить. И она рассказала про это Роуз.
— А если бы пришлось играть с хорошенькой девочкой, ему бы понравилось в любую погоду, — сказала Роуз, заметив, что мальчик готов к такому общению и жаждет его. Она перехватила взгляд Милли. — Я, конечно, имею в виду своих глыбообразных девиц. Он и его друг глазеют на девочек, это естественно, и они с надеждой встречают каждую новую семью, появляющуюся здесь. Бедные ребята.
— Жаль, Таши слишком взрослая для него, а Мэбс слишком взрослая для Хьюберта. Те-то считают себя совсем большими. Я очень надеялась, что в эти каникулы Космо, может… с какой-нибудь девочкой, ну, может быть… — Милли оглядела гостиную отеля, в которой, к сожалению, не было подходящих девочек. — Космо еще до каникул ходил наблюдать за птицами. Я надеялась, что он здесь попрактикуется во французском. Он носит с собой записную книжку, выписывает необычные слова и ищет их в словаре. И только. Верится с трудом, что он выучивает полезные слова, он только нервничает, когда нечаянно слышит спор или когда люди кричат друг на друга.
— Первое английское слово, которое я услышала и посмотрела в словаре, было непристойное, — сказала Роуз, продолжая вязать.
— И бесполезное.
— Оно было полезным, — покачала головой Роуз, подавляя улыбку. — Мне сейчас надо сосредоточиться на вязании, а то все перепутаю и придется распускать.
— Интересно, что за слово. — Милли опустила на колени вязание, это были чулки для игры в гольф для Ангуса.
— Да я думаю, вы его не знаете. — Роуз вспомнила, что Джеф как-то сказал про Ангуса: „В конце концов он выберет себе какую-нибудь невинную девицу“. При мысли о покойном муже она пробормотала: — Я скучаю по нему.
Милли, которая была не так уж невинна, как считала Роуз, подумала: она скучает о чувственной стороне, о том, как использовать в постели слова, высмотренные в словаре. Она представила себе, что Джеф — голландский вариант Ангуса. Она продолжала задумчиво вязать изнаночный ряд.
— Здесь есть какая-то рыжая Джойс, вполне подходящего возраста для вашего Космо и его друга Хьюберта, ей четырнадцать.
— А вы видели ее зубы? — воскликнула Милли.
— Но она не глупа. А что, зубы ее исключают?
— Определенно, — сказала Милли.
— Ее мать говорит, что собирается повезти ее к американскому дантисту, который творит чудеса. И потом, у нее красивые глаза и хорошая фигура.
