Однажды ночью, когда вся его семья спала, Марио пробрался в ее дом.
— Что случилось? Все говорят, что ты заболела и лишилась рассудка, — произнес он, натягивая одеяло, на котором она вышила названия итальянских городов — Милан, Венеция, Неаполь, все разноцветными нитками, а вокруг них маленькие цветы.
— Это в знак нашей любви, — говорила она Марио, — когда я вышивала их, я думала о том, что живу рядом со своим любимым мужчиной.
В ту ночь она совсем не была похожа на самую счастливую женщину в мире. Она тяжело вздыхала и лежала как каменная, вместо того чтобы страстно прижиматься к Марио.
— Синьора, — он называл ее так же, как и все остальные. — Дорогая, дорогая Синьора, я много раз говорил тебе, чтобы ты уезжала отсюда, потому что для тебя здесь не будет жизни. Но ты остаешься, и это твое решение. Люди, живущие здесь, узнали тебя и полюбили. Мне рассказали, что у тебя был доктор. Я не хочу, чтобы ты грустила, расскажи мне, что случилось.
— Ты знаешь, что случилось. — Ее голос звучал еле слышно.
— Не знаю. Что?
— Ты же спросил у доктора. Я видела, как он направился в отель, после того как вышел от меня. Он сказал тебе, что все мои проблемы у меня в голове.
— Но почему? Почему сейчас? Ты живешь здесь так долго, и тогда ты даже не разговаривала по-итальянски и никого не знала. Вот тогда было трудное время для тебя, но сейчас, когда ты прожила здесь десять лет, ты стала частью этого города.
— Больше одиннадцати лет, Марио. Почти двенадцать.
— Да, тем более.
— Я грущу, потому что стала понимать, что моя семья скучала и любила меня, а теперь они хотят, чтобы я просто стала сиделкой для своей старой матери. — Она лежала, не поворачивая головы, глядя пустым, бессмысленным взглядом в потолок, не отвечая на его прикосновения.
— Ты не хочешь меня? Нам всегда так хорошо вместе. — Он очень удивился.
— Нет, Марио, не сейчас. Большое, большое тебе спасибо, но не сегодня ночью.
Он встал, обошел кровать и посмотрел на Нору. Потом зажег свечу в подсвечнике. Она лежала бледная, ее длинные рыжие волосы разметались по подушке, и одеяло с вышитыми на нем названиями городов смотрелось просто абсурдно. Он не знал, что сказать.
— Скоро тебе нужно будет вышить названия городов, которые есть на Сицилии: Катанья, Палермо, Сефали…
Она снова вздохнула.
Он ушел сильно обеспокоенным.
Но окрестные холмы, укрытые ковром из только что распустившихся цветов, оказались целебнее любых лекарств. Синьора гуляла по ним, пока ее щеки снова не порозовели.
Семья Леонэ иногда передавала ей корзинку с хлебом, сыром и оливками, а Габриела, жена Марио, — бутылку Марсала, утверждая, что некоторые пьют его как тоник. Семья Леонэ пригласила ее на ленч в воскресенье и приготовила пасту «Норма».
— Ты знаешь, почему эта паста называется «Норма», Синьора?
— Нет, боюсь, что не знаю.
— Потому что по вкусу она так же совершенна, как по звучанию совершенна опера «Норма» Беллини.
— Который, естественно, был сицилийцем, — гордо договорила Синьора.
Они хлопнули ладонью об ладонь друг друга. Она так много знала об их стране, об их деревушке.
Паоло и Джанна, у которых была своя маленькая мясная лавка, сделали для нее личный глиняный горшочек. На нем красовалась надпись «Ирландская Синьора». Сверху они накрывали его крышкой, чтобы вода в нем оставалась чистой, никаких насекомых, никакой пыли не попало туда. Пока она плохо себя чувствовала, за пожилой парой ухаживали знакомые и соседи, так что ей не приходилось беспокоиться о том, чем она будет платить за дом, в котором жила. Так, благодаря поддержке людей, вскоре она снова окрепла и поправилась. И она знала, что ее любят здесь.
Она писала о том, что живет почти сказочной жизнью, о том, как она нужна здесь пожилым людям, живущим на верхнем этаже, которым она помогает. О супругах Леонэ, которые ругались на чем свет стоит и к которым она заходила каждое воскресенье, чтобы пообедать вместе и убедиться, что они не убили друг друга. Она писала об отеле Марио и о том, насколько сильно они зависели от туристов, и вообще все жители деревни работали для приезжавших гостей. Она сама подрабатывала местным гидом, сопровождая туристов по красивейшим местам, сначала спускаясь вниз по долине, а потом поднимаясь в гору. Она предложила, чтобы младший брат Марио открыл там маленькое кафе. Его назвали Vista del Monte — «Вид на горы».
Нора выражала свое сочувствие отцу, который сейчас так много времени проводил в больнице. Как же правильно они поступили, что продали ферму и переехали в Дублин.
Вскоре пришло очередное письмо от Бренды:
Ты хорошая девочка. Ты абсолютно всех смутила, я уверена, что скоро ты получишь письмо от матери. Но будь начеку. Не возвращайся домой ради нее. Она не станет писать об этом, но тем не менее она ожидает тебя.
У Синьоры перевернулось сердце, когда она увидела знакомый почерк мамы. Да, знакомый, хотя и прошло столько лет. Она знала, что каждое слово в нем продиктовано Хелен и Ритой. Больше двенадцати лет молчания, отказ отвечать на бесконечные письма своей одинокой дочери. По большей части в этом был виновен отец со своими непоколебимыми моральными устоями.
В конце письма было написано: «Пожалуйста, приезжай домой, Нора. Приезжай и живи с нами. Мы не станем вмешиваться в твою жизнь, ни о чем не будем тебя спрашивать».
И почему они раньше не писали этих слов? К своему удивлению, она больше не чувствовала горечи, все переживания остались далеко в прошлом. Может, дело в том, что ее звали только для того, чтобы она ухаживала за пожилыми родителями.
Здесь, живя своей спокойной жизнью, она могла чувствовать лишь жалость к ним. Ее собственная семья теперь ничего не значила для нее. Она очень тактично написала, что не вернется. Если они читали ее письма, то поймут, как нужна она здесь сейчас. Да и отвыкла она за столько лет. Если бы они видели, в каком прекрасном месте она живет. Если бы они общались с ней все это время, они бы наверняка поняли ее.
Шли годы. В рыжих волосах Синьоры появились седые пряди. Но в отличие от смуглых черноволосых женщин в округе она не выглядела из-за этого старше. Казалось, что на ее волосах просто играют солнечные блики. Сейчас Габриела смотрелась как матрона. Она сидела за столом в отеле, ее лицо оплыло, а взгляд был тяжелым и жестким. Ее сыновья вымахали, и с ними стало трудно управляться; они уже не были теми черноголовыми ангелочками, бегающими по двору.
Возможно, Марио тоже постарел, но Синьора не замечала этого. Он приходил к ней уже не так часто и иногда просто лежал рядом, обняв ее.
На одеяле уже едва можно было найти свободное место, чтобы вышить там название еще какого-нибудь города.
— Тебе не надо было вышивать название Джиардини, потому что это совсем крохотное местечко, — говорил он.
— Нет, я не согласна. Там очень красиво, своя атмосфера, даже свой характер, там полно туристов. Нет-нет, это прекрасное местечко.
Иногда Марио тяжело вздыхал, когда его одолевали проблемы. Он делился с ней своими печалями. Его второй сын собирался ехать в Нью-Йорк. Ему было всего лишь двадцать лет, он еще слишком молод и мог попасть к плохим людям.
— Наверное, он так чувствует, возможно, там он найдет себя. Позволь ему ехать, потому что он все равно уедет.
— Ты очень, очень мудрая, Синьора, — сказал Марио и уткнулся головой в ее плечо.
Она лежала с открытыми глазами, смотрела в темный потолок и вспоминала времена, когда в этой самой комнате он называл ее глупой, самой глупой женщиной в мире, потому что она поехала за ним, зная, что у нее нет будущего. А теперь он говорит обратное. Как странно устроен мир.
А потом дочь Марио забеременела. Мальчишка, мывший кастрюли на кухне в отеле, совсем не подходил на роль будущего мужа. Марио пришел в комнату Синьоры и кричал. Как его дочь, которая сама еще ребенок, могла натворить такое. Какой стыд и позор!
Шел 1994 год, и даже в Ирландии это уже не считалось позором. Жизнь так устроена. Возможно, этот парень приехал, чтобы работать в отеле на кухне, но со временем все могло поменяться.
Наступил ее пятидесятый день рождения, но Синьора не рассказала об этом Марио, она вообще никому не рассказала. Она вышила для себя маленький чехол на подушку, изобразив надпись BUON COMPLEANNO — «С днем рождения».
Она наблюдала из окна, как юная Мария выходит замуж за того самого мальчишку с кухни, и молодожены так же входили в церковь, как когда-то Марио с Габриелой. Точно так же зазвонили колокола, как много лет тому назад.
Представить только, ей уже пятьдесят. Она не чувствовала, что стала старше хоть на день, с тех пор как поселилась здесь. И она ни о чем не жалела. Много ли найдется на свете людей, которые скажут о себе то же самое?
И конечно же она была права в своих предсказаниях. Мария вышла за человека, который ее не стоил, по мнению ее семьи, но прошло совсем немного времени, и об этом перестали судачить в деревне.
