— Но нам надо о многом поговорить. Это важный момент в нашей жизни…
— Дорогой, у нас будет достаточно времени в дороге поговорить обо всем, часа три…
Тогда Джордж попросил счет. Метрдотель принес сдачу на металлическом подносе и с поклоном спросил:
— Вы довольны ужином, сэр?
— Вполне, вполне, спасибо! — Джордж повертел в руке банкноту в пять долларов и дал ее метрдотелю, оставив на столе два доллара для официанта.
— Спасибо, сэр. До свидания, мадам. До свидания, мистер Трауб! — Он поклонился снова.
Они вышли в холодную ночь, и дверь закрылась за ними. Джордж потряс головой и сказал с ошеломленным видом:
— Может, я схожу с ума? Почему я дал этому идиоту пять долларов?
Служителя на стоянке он наградил десятью центами, и тот громко выругался по-немецки им вслед.
Мотор «Пенелопы» работал гораздо хуже, когда они выехали домой. Стон под сиденьем сменился скрежетом.
— Дорогой, что это за шум? — с тревогой спросила Марджори.
Джордж прислушался и прикусил губу:
— Ну, с этим ничего не поделаешь. Трансмиссия разболталась. Иногда она вот так скрежещет, а иногда мурлыкает, как котенок, вот увидишь.
На дороге они видели линии белых и красных автомобильных огней, скользящих навстречу друг другу.
— О, дорогой, — сказала Марджори.
— Да, воскресный вечер, — ответил Джордж. За десять минут, благодаря сложным маневрам он втиснул машину в сплошной поток автомобилей, движущихся в западном направлении.
— Ну, ладно, — сказал он ей, усмехаясь, — вот и город.
Он вытянулся и взъерошил ей волосы, неприятно напомнив этим Сэнди Голдстоуна.
— Не беспокойся, ты будешь в своей маленькой кроватке в полночь.
Джордж вытащил коробку с кольцами из кармана:
— Посмотри еще на них. Правда, прелесть?
— Джордж, они, должно быть, стоят целое состояние.
Она глядела на кольца при тусклом желтом свете дорожных фонарей.
— Какая разница? Они твои.
— Нет, правда. Я знаю, как тяжело зарабатывать…
— Ну, иногда полезно иметь в семье ювелира. — Джордж хитро посмотрел на нее.
— Это дядя Альби дал их тебе?
— Марджори, все нормально. Это была его идея. Я ему заплачу за них, когда у меня будут деньги.
Машина скрежетала так громко, что Джорджу приходилось кричать.
— И что потом?
Зубы Марджори выбивали дробь в такт движению автомобиля.
— Что?
Марджори повторила вопрос громче. Джордж, сжимая руль машины, который начал вибрировать, ответил:
— Какая разница? Дорогая, я работаю в Бронксе, стараясь накопить достаточно денег, чтобы закончить образование. А ты тем временем встречаешь новых парней, ходишь на танцы. Как ты думаешь, что я должен чувствовать? Я беспокоюсь. Я не могу сказать, что ты…
Он внезапно замолчал, его тело застыло в напряженной позе, руки вцепились в руль. «Пенелопа» неожиданно стала разваливаться прямо на дороге, трясясь и грохоча, наполняя салон запахом горящего железа. Снизу поползли струйки дыма. Джордж свернул на обочину, автомобиль ехал, подпрыгивая на мягкой земле. Джордж выключил зажигание, навалился на Марджори, чтобы открыть дверь, и вытолкнул ее наружу.
— Подвинься.
Марджори выскочила, промочила ноги и, повернувшись, стала наблюдать, как Джордж осторожно открыл капот и карманным фонариком осветил двигатель. Он нырнул под колеса и посветил там.
«Пенелопа» стояла, накренившись на один бок. Автомобили проносились по дороге с большой скоростью, никто не остановился, чтобы посмотреть на аварию или предложить помощь. Джордж поднялся и махнул Марджори:
— Иди сюда. Полетела передача.
Возвращаясь к автомобилю, Марджори почувствовала, что держит в руке какой-то предмет. Разжав ладонь, она с удивлением увидела на ней коробочку с кольцами.
— Что же теперь делать? — спросила она Джорджа.
— Позвонить и вызвать машину для буксировки, что же еще? — Он пожал плечами, захлопнул капот и посмотрел через поток машин.
— Я думаю, что надо найти полицейский пост. Он где-то там, внизу. Ты пойдешь со мной или останешься здесь? Я вернусь через несколько минут.
— Я лучше останусь здесь, из-за ноги, Джордж.
— Ладно.
Он открыл дверцу автомобиля.
— Садись в машину, там тебе будет удобнее.
— Джордж, — окликнула она, когда он уже немного отошел.
— Да?
— Может быть, ты лучше возьмешь это себе? Я все время теряю вещи.
Лунный свет блеснул на его очках, когда Джордж взял коробочку.
— Правильно, — сказал он без выражения.
Он бережно положил коробку в карман и пошел вниз по дороге, махая фонариком.
Марджори вернулась домой уже после часа. В квартире было темно и тихо. На ее кровати лежала записка, написанная неровным почерком матери. «Звонил Сэнди Голдстоун и хотел узнать, как твоя нога. Звонил три раза».
Билли Эйрманн слыл олухом в своем студенческом братстве, поэтому знакомство с ним в Колумбийском колледже принесло Марджори мало пользы; но вскоре после того, как Сэнди Голдстоун начал встречаться с ней, телефон Марджори стал бешено трезвонить. Несмотря на то что она была веселой и хорошенькой девушкой, ей требовалась поддержка Сэнди, поскольку Марджори училась в Хантере. По оценке друзей Сэнди из Вест-Сайда, жизнь севернее 96-й стрит — это признак непригодности. Чванливость, конечно, бывает разной. Богатые еврейские семьи, которые жили в верхнем Ист-Сайде, были обеспокоены тем, что мальчики из Вест-Сайда встречаются с их дочерьми. И эти семьи, вполне вероятно, побудили другие состоятельные семьи поинтересоваться, что происходит на Парк-авеню и Пятой авеню. Смешение наций и кланов интересовало маленькую Марджори Моргенштерн не больше, чем планета Сатурн. Однако, по мнению Марджори, ее продвижение вверх было подобно взлету ракеты. Сперва Сэнди Голдстоун с ней стал встречаться. За ним последовали Билли Драйфук, Дэн Кадан, Норман Фишер, Нейл Вейн, Аллен Орбах. Вскоре ей пришлось купить себе маленькую записную книжку в кожаном переплете, чтобы фиксировать ход своих встреч. От стремительного успеха она просто потеряла голову. Пожалуй, то же самое случилось и с ее мамашей. Миссис Моргенштерн повела ее с собой по манхэттенским магазинам и купила ей кучу новых дорогих платьев.
Когда отец посмотрел на счета, которые были им не по средствам, миссис Моргенштерн объяснила все очень просто:
— Девушка семнадцати лет не может ходить в тряпье.
Марджори уже в течение двух лет убеждала мать, что девушки пятнадцати и шестнадцати лет не могут носить тряпье (под тряпьем она подразумевала приличный гардероб, состоящий из недорогих и недешевых платьев), но мать была глуха к этой теории до настоящего момента. Марджори увидела в ее перемене коварный план заманить в ловушку Сэнди Голдстоуна, поэтому в благодарность за платья отпускала циничные замечания. Но она была несправедлива к матери. Миссис Моргенштерн, конечно, надеялась, что однажды дочь станет наследницей универсального магазина или чего-нибудь в этом роде. Однако в основном ее увлекла расцветающая красота дочери: казалось, девушка становится лучше день ото дня в лучах успеха, или под действием весны, или же под взглядами молодых людей, преследующих Марджори. Язвительная, несмотря на дружеское отношение матери, Марджори действительно превзошла ее. В семнадцать лет Роза Капперберд была эмигранткой, говорившей на идише и вынужденной работать в грязном бруклинском кондитерском магазине. Она одевалась в настоящие лохмотья. Когда она увидела свою дочь расцветшей в западной части Центрального парка, ее собственная несчастная юность ожила в памяти. Ей казалось, что Марджори живет, словно сказочная принцесса. Она завидовала ей, восхищалась и чуточку боялась ее, а растущая популярность дочери приводила ее в восторг. Падение же Джорджа Дробеса в глазах Марджори миссис Моргенштерн воспринимала как должное.
После ужина в «Вилла Марлен» шансы Джорджа на успех заметно снизились. В течение двух недель он хранил глубокое молчание, затем позвонил Марджори. Она, как обычно, мило с ним побеседовала, и они продолжали видеться время от времени. Но совесть Марджори все меньше и меньше тревожилась по поводу новых знакомств. Встречаясь с Марджори, Джордж потерял два больших преимущества, которые, вероятно, и дали бы ему возможность жениться на ней, если бы ничего не помешало. Когда ей было пятнадцать, она восхищенно смотрела на него, двадцатилетнего, снизу вверх; однако Марджори быстро выросла, а Джордж остался на прежнем уровне. Он был первым человеком, кто разбудил в ней женщину своими поцелуями, и поэтому очарование секса связывалось в ее сознании с Джорджем Дробесом. Он еще надеялся, что сможет удержать ее, пока она была под впечатлением этих хрупких иллюзий. Но поломка «Пенелопы» лишила Джорджа не только средства передвижения. Он потерял единственную возможность интимного общения с Марджори, поскольку теперь не было автомобильного сиденья, окутанного полумраком. А так как Марджори отказывалась обниматься в коридорах или на скамейках в парке, Джордж был поставлен в тупик.
