Джерри открыл дверь, жуя. У него были рыжие волосы и все лицо в веснушках, в руке он держал сандвич.
— Да? — произнес он.
— Могу я поговорить с твоими родителями?
— О чем? — спросил Джерри.
— Я хотела узнать, смогу ли я снять комнату? — начала Синьора. Она слышала, что в квартире убавили звук телевизора, чтобы слышать, о чем говорят в дверях.
— Комнату здесь? — Джерри состроил такую гримасу, что Синьора решила, что ее слова и впрямь звучат как нонсенс. Но ведь вся ее жизнь сплошной нонсенс. К чему же теперь останавливаться?
— Так могу я поговорить с ними?
В прихожей показался отец мальчика, полный мужчина с взъерошенными волосами. Он был примерно ровесником Синьоры. Лицо у него было красное, и выглядел он неухоженным. Вытерев ладони о брюки, он спросил:
— Могу я помочь вам?
Синьора объяснила, что ищет комнату в этом районе и интересуется, нет ли у них свободной.
— Пегги, выйди сюда, — позвал он, и в прихожей показалась уставшая женщина с темными кругами под глазами и прямыми волосами, зачесанными за уши. Она курила и кашляла одновременно.
— Что такое? — спросила она неприветливо.
Видя, что удача ей здесь вряд ли улыбнется, Синьора все же еще раз объяснила свою ситуацию:
— Я жила вдали от Ирландии долгое время, и сейчас мне тяжело ориентироваться, но мне нужно где-то жить. Я и подумать не могла, что здесь все так подорожает и… ну… мне понравилось это место, потому что отсюда видны горы.
По какой-то причине, видимо, им было приятно услышать такие слова.
— У нас никогда не жили постояльцы, — сказала женщина.
— Я вас не побеспокою, буду тихо сидеть в своей комнате.
— Вы бы не хотели поесть вместе с нами? — Мужчина показал на стол, где стояла тарелка с неаппетитного вида сандвичами, лежало масло, так и не вынутое из фольги, и молоко в бутылке.
— Нет-нет, большое спасибо. Мне только нужно купить электрический чайник, а ем я в основном салаты, и еще мне бы пригодилась маленькая электроплитка. Знаете, чтобы варить суп.
— Но вы даже не видели комнату, — сказала женщина.
— Вы можете показать мне ее? — Голос Синьоры звучал мягко, но настойчиво.
Все вместе они поднялись по ступенькам.
Комната была маленькой, с умывальником. Пустой гардероб, никаких картинок на стенах. Ничто не напоминало о длинноволосой красавице Сьюзи, жившей здесь.
За окном уже стемнело. За пустырем вдалеке видны горы, но через несколько лет этот район застроят новыми домами.
— Как приятно иметь такой красивый вид из окна. Я жила в Италии, и там бы это назвали Vista del Monte — вид на горы.
— Маунтинвью, так называется школа, где учится наш сын, — сказал мужчина.
Синьора улыбнулась ему:
— Если вы сдадите мне комнату, мистер Салливан, миссис Салливан… я думаю, что обязательно схожу туда, — сказала она.
Она увидела, как они обменялись взглядами, не понимая, что у нее на уме и правильно ли они поступают, показывая ей дом.
Потом она посмотрела ванную комнату.
— Здесь немного не прибрано, — сказали хозяева и выделили ей крючок для полотенца.
Они сидели внизу и разговаривали, и, похоже, ее мягкость в обращении произвела на них впечатление. Мужчина убрал еду со стола, женщина затушила сигарету и выключила телевизор. Мальчик сидел в углу и с интересом наблюдал.
Они объяснили, что напротив живут муж с женой, которые всегда суют нос в чужие дела и потому обязательно доложат в налоговые органы, что в доме напротив поселилась некая гостья.
— Может быть, сказать, что приехала двоюродная сестра?
Она рассказала им, что много лет прожила в Италии и что недавно умер ее итальянский муж, и ей пришлось вернуться домой, в Ирландию, чтобы строить здесь свою новую жизнь.
— И у вас здесь нет семьи?
— У меня есть родственники, я навещу их через какое-то время, — ответила Синьора.
Они рассказали ей, что у них были трудные времена, и что Джимми работал водителем, а Пегги — в супермаркете кассиром. А потом снова заговорили о комнате наверху.
— Эта комната принадлежала кому-то еще в вашей семье? — вежливо поинтересовалась Синьора.
Салливаны рассказали о дочери, которая предпочитала жить поближе к центру города. Затем разговор зашел о деньгах, и она показала им свой кошелек. У нее были деньги, чтобы оплатить пять недель аренды.
— Вы хотите получить деньги сразу за месяц вперед? — спросила она.
Хозяева удивленно переглянулись. Они всегда с подозрением относились к людям не от мира сего, которые показывают незнакомым кошелек, полный денег.
— Это все, что у вас есть?
— Пока все, но у меня будет больше денег, когда я найду работу. — Казалось, Синьора разволновалась. Они все еще не были до конца уверены.
— Возможно, мне лучше пойти и подождать внизу, пока вы решите, — сказала Синьора и вышла во дворик. Она посмотрела вдаль, на горы: некоторые люди называли их холмами. Они не грубые и не острые и такие же синие, как ее горы, оставшиеся на Сицилии.
Люди там сейчас заняты своими делами. Вспомнит ли кто-нибудь из них о Синьоре, подумает ли, где сегодня ночью она нашла пристанище?
Салливаны подошли к двери, приняв решение.
— Я думаю, если вам угодно, вы можете оставаться здесь прямо сейчас, — сказал Джимми.
— О, как хорошо, — ответила Синьора.
— Ну, вы можете заплатить за неделю, и если мы вам понравимся, можем поговорить о том, чтобы вы и дальше оставались, — сказала Пегги.
У Синьоры засветились глаза.
— Grazié, grazié, — выпалила она, прежде чем опомнилась. — Я так долго прожила там, понимаете, — заизвинялась она.
Они не возражали.
— Пойдем, поможешь мне убрать кровать, — сказала Пегги.
Джерри продолжал следить за ними, не произнося ни слова.
— Я не хочу причинять беспокойство Джерри, — сказала Синьора.
— Откуда вы узнали, что мое имя Джерри?
Конечно, его родители могли назвать его по имени, но они не разговаривали с ним при ней.
— Потому что тебя так зовут, — просто ответила она.
И, казалось, ответ его удовлетворил.
Пегги достала простыни и одеяла.
— Сьюзи забрала кое-что с собой.
— Вы скучаете по ней?
— Она приезжает раз в неделю, правда, обычно, когда отца нет дома. Они давно не могут общаться друг с другом, но уж пусть лучше так, чем слушать те скандалы, что бывали здесь раньше.
Синьора распаковала вещи, достав одеяло, расшитое названиями итальянских городов.
У Пегги округлились глаза от изумления.
— Какая красотища! — выкрикнула она.
— Я вышивала его много лет, добавляя новые и новые названия. Посмотрите, вот Рим, а вот Аннунциата, место, где я жила.
У Пегги на глазах выступили слезы.
— И вы, и он накрывались им… как грустно, что он умер.
— Да.
— Он болел?
— Нет, погиб в аварии.
— У вас есть фотография, чтобы поставить ее здесь? — Пегги показала на столик.
— Нет, у меня нет фотографий Марио, он остался лишь в моем сердце и в мыслях.
Слова повисли в воздухе.
Пегги решила сменить тему:
— Вы знаете, вам нужно попробовать шить на заказ. У вас должно появиться много заказчиков.
— Я никогда не думала зарабатывать деньги шитьем.
— А чем же вы собираетесь заниматься?
— Например, преподаванием или работать гидом. На Сицилии я продавала туристам маленькие сувениры, салфетки, которые вышивала, но я не думаю, чтобы здесь они будут кому-нибудь нужны.
— Можете попробовать изготавливать какие-нибудь поделки. Ну ладно, вам нужно отдохнуть с дороги.
— Благодарю, что так быстро дали мне крышу над головой. Я уже говорила, что не хотела бы мешать вашему сыну.
— Не обращайте на него внимания, это он досаждает всем нам, лентяй. У меня уже сердце болит от его выходок. Но хоть Сьюзи избавилась от него.
— Я уверена, что все это пройдет с возрастом. — Синьора всегда разговаривала с Марио о его детях, всегда поддерживала его. Она говорила те слова, которые родители хотят слышать.
— Что-то долго тянется у него этот возраст. Послушайте, спуститесь вниз и выпейте с нами чаю, а потом ляжете спать.
— Нет, благодарю вас. Я так устала сегодня, что лучше мне лечь спать.
— Но у вас даже нет чайника, чтобы вскипятить себе чаю.
— Спасибо, но у меня правда все хорошо.
Пегги пошла вниз, где Джимми смотрел по телевизору спортивную программу.
— Убавь звук, Джимми. Женщина устала с дороги, она добиралась сюда целый день.
— Подумаешь.
— Не подумаешь, а имей совесть. Она здесь живет не просто так, а платит нам деньги.
— Как ты пустила незнакомого человека в дом? Ведь ты совсем ничего о ней не знаешь.
— Она говорит, что была замужем и ее муж погиб в автокатастрофе. Так она сказала.
— И ты беспрекословно веришь ей?
