Обрати внимание: 1864 год. 1865. У тебя в руках дневник 1866 года. Это — 1868. А где же 1867?
Он покачал головой. Потянулся к книге, надписанной 1866 годом.
— Может быть, в одной книге записи сразу двух лет? — Он перелистал страницы. — Нет. Эта заканчивается ранним ноябрем 1866 года. В тот год они вернулись на зиму в Лондон.
— А других там не было?
— Нет. Разве что на другой полке? Мы поищем завтра. — Он отошел от нее и поставил бокал на стол. — Пожалуй, мне пора. Помочь тебе убрать со стола?
Она не смогла скрыть своего разочарования.
— Уходишь? Уже?
Он обернулся, посмотрел на нее выжидательно. Ее лицо побледнело от волнения.
— Да, Кэрри, — мягко сказал Лео, — ухожу. Ты ведь понимаешь, что община здесь очень маленькая. Каждый человек на виду. Я не хочу — и не буду, — подчеркнул он, — компрометировать тебя. Поверь мне, я знаю этих людей. Они не могут придумать ничего лучшего, как тратить свое время на болтовню и всякие сплетни.
— Но ведь мы родственники и знаем друг друга с детских лет. Кроме того, никто даже не знает, что ты здесь!
— Ну, теперь-то знают. — Он слегка усмехнулся. — Не так ли?
В ответ она удрученно кивнула.
— Так что мне лучше уйти. Я вернусь завтра утром. Когда ты собираешься побывать в Лукке?
— В четверг.
— Хорошо. Если хочешь, я останусь здесь на это время.
Сожаление боролось в ее душе с осторожностью, но разум все-таки победил.
— Хорошо, до четверга.
Два дня. По крайней мере еще два дня.
Он взял пиджак, набросил его на плечи и смахнул упавшие на глаза волосы.
— Не забудь. Если я понадоблюсь, найдешь меня в баре. Там внизу, у самой дороги. Не бойся. Здесь ты в полной безопасности.
— Я не боюсь. — Она удивилась, поняв, что это действительно правда.
Она окликнула его, когда он был уже у двери, только для того, чтобы еще раз увидеть, как он оборачивается, только для того, чтобы еще раз ощутить на себе взгляд его ясных голубых глаз. И спросила напоследок.
— Ты еще не выбрал себе подарок на память?
— Завтра, — коротко ответил он. — Завтра.
Она долго стояла, облокотившись о стол и глядя на дверь, которая тихо закрылась за ним. Затем быстро повернулась, взглянула на грязные тарелки, потом на дневник.
И без колебаний уселась читать.
— Я все время думаю, — сказала Кэрри на следующее утро за завтраком, — о пропавшем дневнике. Именно в том, 1867 году, умер Леонард. Интересно, не связана ли пропажа дневника с этим событием?
— Со смертью Леонарда? — Лео бросил на нее быстрый вопросительный взгляд. — Каким образом?
«Выглядит усталым», — подумала Кэрри. И без того худощавое лицо его еще больше осунулось, под глазами залегли глубокие тени, словно от бессонной ночи.
— Тебе это не показалось странным?
Он покачал головой.
— Странным? Нет, не думаю. Ты искала его?
Кэрри прожевала хлеб с сыром.
— Пробовала. Сегодня утром, перед тем, как ты пришел, я целый час копалась на полках в гостиной. Но там ничего похожего нет.
— Возможно, он в другой комнате? Здесь по всему дому книги.
— Может быть… Может быть, он еще найдется. Во всяком случае, я надеюсь на это. Она облокотилась на стол и заправила прядки волос за уши. — Ты должен прочитать их, Лео. Они увлекают лучше любого романа.
Она замолчала в нерешительности.
— Я понимаю, что это мои фантазии, но когда читаешь их, кажется, будто бабушка Беатрис разговаривает с тобой. Ей тогда было всего восемнадцать. И ее переполняет жажда жизни и счастья. Она нежно любит, просто обожает Леонарда, и этим чувством проникнута каждая строчка, каждый рисунок. Она и сама нежно любима и обласкана Мерайей. Должно быть, это было чудесное время в ее жизни. Именно тогда она так полюбила этот дом. Поэтому-то в конце концов и переехала сюда жить.
Кэрри поднялась из-за стола и в волнении заходила по комнате, сложив руки на груди. Она остановилась у окна, глядя на горы. Утренний туман постепенно спускался в долину, окутывая леса и крыши домов прозрачной дымкой. Белые барашки облаков медленно плыли по бескрайнему голубому небу. Ослепительно сияло солнце.
— Я и сама боюсь в него влюбиться, — словно самой себе тихо прошептала Кэрри.
Она услышала шаги позади себя, почувствовала, как он подошел и встал рядом, но не обернулась. Его молчаливое сочувствие было красноречивее любых слов.
— Здесь могут быть драконы, — помолчав, сказала Кэрри.
— Что?
Она улыбнулась.
— Здесь могут быть драконы. Так, бывало, писали на картах, давным-давно. Представь себе таинственные, полные опасности далекие земли. Места, овеянные волшебством. Здесь могут быть драконы. — Она показала рукой туда, где маленькое облачко зацепилось за высокую скалу. — Тебе не кажется, что там, в горах, тоже могут быть драконы?
— Да, — ответил он. — Очень может быть.
Она обернулась. Он стоял совсем близко, так близко, что их лица почти соприкасались. Неожиданно она почувствовала, как сильно стучит ее сердце — ровно и сильно, точно барабанный бой, — и испугалась, что Лео может услышать. Сейчас, когда он смотрел на нее, его голубые глаза стали необычайно яркими, точно залитые солнцем небеса.
— Хотелось бы, — сдавленным голосом прошептала она, — чтобы там водились какие-нибудь существа, например, летающие драконы.
Он медленно, не сводя с нее глаз, улыбнулся.
— Знаешь, ты совсем не изменилась за все эти годы. Ничуть.
Кэрри опомнилась первой. Она отодвинулась от него и стыдливо посмотрела на свои руки.
— Ты хочешь сказать, что я как была мечтательницей, так ею и осталась?
Он протянул руку и легонько, как в детстве, дернул ее за волосы.
— Можно сказать и так.
Она подняла голову и быстро заговорила.
— Лео, пожалуйста, поедем со мной в Лукку завтра?
Ты можешь не ходить к адвокату, если не хочешь, но я буду рада, если ты составишь мне компанию.
Он колебался всего секунду. Потом улыбнулся, и серьезного выражения лида как ни бывало.
— Хорошо. Желание дамы для меня закон, — шутливо заявил он.
— И ты не уйдешь прямо сейчас? Ты останешься и поможешь мне?
На этот раз он колебался дольше.
— Лео, пожалуйста… — Кэрри не стыдилась того, что в ее голосе появились просящие нотки. Она вдруг поняла, что еще никогда и ничего не желала так сильно, как быть рядом с ним. — Пожалуйста, останься ненадолго. Мне одной ни за что не справиться.
— Уверен, что тебе все удастся. Не думаю, что девушка, которой хватило смелости одной проехать пол-Европы, а потом рассказывать об этом, смеясь, может спасовать перед этим, — он сделал жест, указывающий на дом и его содержимое. — Ну, хорошо… Если ты действительно хочешь, я останусь. Но ненадолго.
Она слушала его замерев, и только теперь смогла перевести дыхание.
Утро они провели в гостиной, составляя списки и перечни, стирая пыль со стеклянных и серебряных ваз и замысловатых статуэток.
— Ах, Лео! Ты только посмотри сюда. Разве она не очаровательна?
Кэрри держала в руках статуэтку менее шести дюймов высотой. Это была грациозно склоненная девушка с кувшином в руке. Ниспадающие волосы слегка закрывали ее лицо.
— Я оставлю это себе. Не могу с ней расстаться. Лео? — Он не ответил, и Кэрри посмотрела, чем он так занят. — Что ты там нашел?
Она поднялась на ноги и со статуэткой в руке присоединилась к нему. Он склонился над столом. Перед ним лежала кипа рисунков, которые он внимательно рассматривал.
— Лео! Они превосходны!
— Полагаю, это Бакст.
— Кто?
— Лев Бакст. Русский художник, автор костюмов и декораций «Русских сезонов» во Франции. Слышала о таком?
— Смутно. — Она склонилась над столом и стала разглядывать рисунок вместе с Лео. Ее поразили смелые, необычные линии, неистовое буйство красок. Стоило задержать свой взгляд на рисунке больше, чем на мгновение, как фигура на рисунке оживала — такая же необузданная и дико прекрасная, как сам танец. Яркий варварский костюм скорее подчеркивал, чем скрывал, утонченную грацию тела танцора, причудливо сочетающую в себе мужское и женское начала.
Лео осторожно коснулся рисунка длинным пальцем.
— Нижинский… Это должен быть именно Нижинский, — в его голосе прозвучала нотка благоговения.
— Даже я слышала о нем. — Она улыбнулась и посмотрела на Лео с любопытством. — Тебе нравится балет?
— Нравится? Пожалуй, я позволю себе сказать, что люблю балет. Однажды мне посчастливилось увидеть Нижинского на сцене в Париже, как раз перед войной. L'Ар-res-Mid d'une Faune[4]. Совершенно незабываемое впечатление. Его судьба сложилась трагически, как и многих других истинных талантов. Без сомнения, он величайший из танцоров, явившихся миру. Интересно, откуда здесь эти рисунки?
