— Сюда, пожалуйста, — сказал Саймон. — Я извиняюсь, что в коридоре так темно.
Затем опять были коридор с осыпающейся штукатуркой, входная дверь и пустынная улица. Саймон опять пожал ей руку, как будто бы она была официальным лицом, исполненным самых благих намерений, но не очень желанным, за кого он и принял ее сначала, а затем закрыл дверь.
Осенний день уже почти подходил к концу. Желтые огоньки загорелись в двух-трех окнах напротив, а по контрасту с их уютом дом Саймона казался ужасно холодным и темным. Рассерженная сама на себя, испытывая жгучую боль из-за того, что ее отвергли, Харриет пошла прочь.
Маленький мальчик на роликовых коньках прогрохотал по неровным камням тротуара, покачнулся и чуть не свалился. Он схватил ее за руку, чтобы не упасть.
— Будь осторожнее, — сказала она, а он с веселым и разгоряченным лицом уставился на нее.
— Ведь правда, что вы никогда там внутри не были? — он кивнул головой на ворота Саймона.
— Нет, была, а почему бы и нет?
Он свистнул, изображая восхищение.
— Потому что он сумасшедший. Моя сестра так сказала. Вы должны быть начеку, чтобы он не схватил вас.
Гордясь своим ужасным предостережением, он отъехал.
Харриет, провожая его взглядом, чуть не влетела в фонарный столб Кэт. Даже в ее детстве, рассказывала Кэт, маленькие дети старались избегать дома Саймона. Теперь одинокий старик, существующий в гнезде из старых газет и мусора, стал пугалом для нового поколения. Жалость к нему снова перебила горечь и жадное любопытство Харриет и вызвала в ней желание узнать о нем ради него же самого. Она взглянула на дом, но он был по-прежнему темным.
Харриет отвернулась, совсем не представляя себе, куда ей пойти. Она шла по улице своих предков, поглядывая в окна через все еще раздернутые занавески, на голубые экраны телевизоров, чайные столики, домашние занятия. Она завернула за угол и шла, не выбирая дороги.
Наконец она вошла в парк с замысловатой оградой и двинулась под деревьями по дорожке из щебня. Мальчик и девочка в школьной форме стояли обнявшись, прислонясь к платану. Харриет прошла мимо них и приблизилась к скамейке рядом с переполненной урной. Она села на скамейку, а увядшие коричневые листья кружились, как живые, вокруг ее ног.
Она долго, не шевелясь, сидела на скамейке. Она даже не думала о возвращении на станцию и о лондонском поезде. Мальчик с девочкой прошли мимо, они повернули к ней свои лица, белеющие в сумерках, боясь, наверное, что за ними подсматривают. Харриет подождала, пока они не исчезли из вида, а затем встала и отряхнулась. Она замерзла и, размахивая руками, чтобы согреть пальцы, направилась на шум уличного движения на главной улице.
В середине длинного ряда магазинов она увидела индийский ресторан. В отличие от всех других он был открыт, и Харриет, прочитав меню, закрепленное в деревянной рамке в виде арки, и раздвинув плюшевые портьеры, вошла внутрь ресторана с белыми скатертями и мерцающими огоньками. Она замерзла и была очень голодна.
Ресторан был совершенно пуст. Официант в белой куртке приблизился, сияя улыбкой, и они разыграли пантомиму, выбирая, какой стол больше всего ей подойдет. Она выбрала столик рядом с искусственным водоемом, подсвеченным зеленым светом, с тропическими рыбками устрашающего вида, и заказала целую бутылку вина, потому что половины не предлагалось.
Харриет не могла припомнить, чтобы она, обедая в ресторане, хоть когда-нибудь сидела одна за столом. Здесь это казалось соответствующим обстановке, так как происходило в том месте, где она чувствовала себя совершенно одинокой. Это ощущение было очень сильным, однако, казалось, что теперь оно имело меньшее значение. Она думала о Лео и о сотне обедов вместе с ним. Эти воспоминания были приятными, но сам Лео казался теперь очень далеким. Ей не хотелось, чтобы он был здесь, рядом с нею, и она совсем не собиралась вернуться к нему.
Улыбающийся официант принес ей пасанду из баранины, парату, саг-гоши и налил вина.
— Вы живете недалеко отсюда? — У него было очень темное лицо и щель между верхними зубами, как у цыгана.
Харриет улыбнулась в ответ:
— Нет, я приехала из Лондона.
— Прекрасное место, — похвалил он.
Она не совсем поняла, что он имеет в виду, но это не имело значения. Она вдруг почувствовала себя так уютно, сидя за столом рядом с аквариумом с рыбками. Скатерть на столе казалась то пурпурной, то зеленой под разноцветными лампочками.
Она все съела и выпила почти все вино, потому что ей хотелось пить и потому что еда была такой пряной, что это казалось безобидным.
Потом, позже, когда она пила из чашечки водянистый кофе, появились и другие посетители. Молодая пара украдкой поглядывала на нее, а два бизнесмена чересчур громко разговаривали. Она перестала чувствовать себя, как дома. Она попросила счет и поспешно оплатила его. Когда она уходила, официант пожал ей руку:
— Приходите еще.
— Возможно.
Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула. Харриет поняла, что она довольно пьяна, но, возможно, от этого ей было легче. Не сверяясь с планом города, она направилась к дому Саймона.
На стук в дверь долго не отвечали. Костяшки пальцев Харриет от длительного стука покрылись синяками. Наконец дверь со скрипом открылась, и он неясно вырисовался перед ней. Ей хотелось, как ребенку, убежать от двери, но было уже поздно.
— Я пришла, чтобы спросить у вас, — сказала она, — не могли бы вы дать мне на время «Девять портных».
Ей показалось, что на его лице мелькнуло облегчение. Она не поняла, чем это было вызвано: ее возвращением или невинной глупостью ее просьбы.
— Я ведь говорил вам, что в этой книге нет имени Харриет. Вы можете начать с книги «Медовый месяц водителя автобуса», если хотите.
— Хорошо, если вы считаете, что нужно так поступить.
Он отступил в сторону, чтобы дать ей снова войти. В кухне Харриет увидела, что к беспорядку на столе добавились остатки двух вареных яиц. Саймон достал из буфета бутылку виски, пустую на две трети. Она благодарно кивнула:
— Да, пожалуйста.
— Я уже много лет не видел этих книг. Мне может понадобиться довольно много времени, чтобы во всем этом найти для вас книгу.
Он опять показал ей на все вокруг.
— Это не к спеху, — Харриет обхватила пальцами липкий стакан и отпила глоток виски.
— Саймон, я хочу спросить у вас кое-что.
Саймон… Раньше она вообще избегала называть его как-нибудь. Виски ударило ей в голову. Сейчас или никогда.
— Простите, я знаю, что вы не любите вопросов. Возможно ли, что вы мой отец?
Саймон выпил, глядя на нее поверх края стакана. Его лицо было покрыто морщинами.
— Так именно это вы хотели выяснить?
— Да.
— Это невозможно. Мне жаль, что я не могу сказать ничего другого. Мне действительно жаль, что я не ваш отец.
Как только она услышала это, она поняла, что это был нелепый вопрос. Если бы он был ее отцом, даже если бы только была такая возможность, Кэт сумела бы сообщить ей об этом. Харриет стремилась к этой мысли, даже не видя никакого сходства, она просто жаждала заполнить пустоту, которая была внутри нее. Это не имело никакого отношения к Лео, потому что эта история произошла значительно раньше, чем ее короткое замужество.
Саймон не мог заполнить эту пустоту. И ей незачем было просить его об этом. Харриет встала. Она двигалась вокруг стола по направлению к Саймону с преувеличенной осторожностью слегка выпившего человека. Она положила руку на его плечо и прижалась щекой к его голове. Слезы побежали у нее по щекам.
— Мне тоже жаль. Я все время надеялась на это.
— Подойди и сядь сюда. — Он взял ее за руку и направил таким образом, что она оказалась полунаклонившейся, полусидящей за столом. Так он мог видеть ее лицо. Другой рукой он налил себе еще виски. — У меня есть ограничитель в этом деле.
Харриет вытерла лицо ладонями, выдохнула судорожно, как ребенок, приходящий в себя после рыданий, а потом грустно улыбнулась.
— Мне нужно было выпить для храбрости, но это не принесло мне ничего хорошего.
— Поплачь, если тебе так плохо.
— Здесь? С вами? — от этой картины ей стало грустно.
— Ну, а где же еще? Послушай. Я расскажу тебе о Кэт и обо мне. Я любил ее, как ты уже догадалась. Я наблюдал за ней через улицу. Она обычно приходила ко мне в гости и рассказывала о своих приключениях, а я смотрел на нее, сидящую там, где сейчас сидишь ты. Я бы сделал многое, конечно, если бы мог. Я только однажды дотронулся до нее. Положил свою руку сюда.
Пристально глядя на свою руку с коричневыми пятнами и закрученными жилами так, словно она принадлежала кому-то другому, он прикоснулся к талии Харриет.
— Она была такой сияющей, ее глаза и кожа. Она была удивлена. Не обижена, а просто удивлена. Я убрал свою руку. Вот и все. Это не может принести дочь через тридцать лет, не так ли?
