Его племянник, Ларри, сказал мне как-то, что коллеги не слишком хорошо обошлись с дядей: вместо того чтобы ценить за исследования в области аэродинамики, подвергли его насмешкам. Мне стало стыдно за свою страну, и я была счастлива продемонстрировать профессору свое глубокое уважение.
К Ларри я испытывала жалость. Он сознавал, что наружностью и умом не вышел.
- Из всех нас один только дядя Алекс сумел выбиться в люди. Отец только попусту растратил свою жизнь и умер без гроша в кармане, оставив Памелу и меня зависимыми от щедрости дяди. А я такой же неудачник, как и мой отец.
- Но это не правда! - запротестовала я.
- Нет, правда. Если бы не сестра, я бы даже не сумел вести как следует хозяйство в поместье дяди. У нее такая отличная голова.., а у меня - увы.
Иногда Памела и Фредди приглашали нас составить им компанию. Я хорошо чувствовала себя в обществе Фредди, потому что его легкая болтовня разгоняла мои темные и путаные мысли. Общительный торговец умел развеселить компанию - в его обществе мир представлялся светлым, а жизнь - лишенной каких-либо трудностей. Все люди казались ему друзьями, а каждая женщина, которой он дарил свое внимание, льнула к нему. Памела переживала из-за его контактности так же, как любящая мать переживает из-за выходок привлекательного отпрыска. Вне всяких сомнений, она была без ума от него.
Однажды я подслушала разговор между Ларри и Фредди, когда случайно наткнулась на них, прогуливаясь по палубе. Лицо Ларри было пунцовым, и он говорил что-то о добром имени Памелы. Ясно, что его беспокоило отношение Фредди к женщинам. Он старался играть роль любящего брата, оберегающего свою сестру.
Но, на мой взгляд, Памела и сама могла прекрасно о себе позаботиться. Она не возражала, чтобы мы вместе посещали танцы и другие увеселительные мероприятия только потому, что я была замужем и не могла быть ее соперницей. Я же радовалась, что Адам принимает эти приглашения, потому что мне было легче находиться в компании других людей, нежели наедине с ним.
Однажды днем, одеваясь к концерту, который должен был состояться в музыкальном салоне, я вспомнила о шляпной коробке и чемодане кузины. Поддавшись порыву, я вытащила их из-под кровати, куда сунула подальше от посторонних глаз.
Я рассудила, что она, должно быть, упаковала вещи до того, как столкнулась с непредвиденными обстоятельствами, помешавшими ей отправиться в путешествие. Не знаю уж почему, но руки мои дрожали, когда я снимала крышку с полосатой коробки. В ней оказалась розовая шляпа с шелковыми цветами и страусовым пером. Именно такие роскошные головные уборы обожала Делла. Шляпа была абсолютно новой, вероятно, она купила ее специально к нашему путешествию. Глаза мои невольно наполнились слезами.
Когда я откинула крышку чемодана из крокодиловой кожи, комната наполнилась ароматом жасмина. Внутри лежала одежда, маленькая коробочка с драгоценностями, несколько флаконов с косметикой и пара туфель. Вероятно, это были вещи первой необходимости, которые она приготовила на случай, если ее сундук вовремя не доставят на корабль. Впервые за все это время я задалась вопросам, где же сундук Деллы. Или его сняли с парохода после того, как обстоятельства изменились? Я решила спросить об этом Адама, хотя не рассчитывала на чистосердечный ответ.
Открыв черную лакированную коробочку, выполненную в восточном стиле, я увидела несколько ниток бус, в основном из стекла или резной кости, и пару цветных браслетов. Никаких жемчугов или бриллиантов - только бижутерия, которую так любила кузина. Я села на корточки и вынула из чемодана все, что в нем находилось. Там не было ничего необычного: бутылочки с розовой водой и зеленым ароматическим маслом для ванны, несколько баночек с кремами - такие же я видела на ее туалетном столике.
Я перерыла всю одежду Деллы, просмотрела белье, в том числе и прелестный отрез шелка, расшитый золотом, - в такой кузина любила заворачиваться, изображая индианку. И больше ничего. Я не знала, что, собственно, надеялась найти, однако меня охватило чувство разочарования.
В дверь постучали, и я вздрогнула.
- Ты готова?
- Да...но...
Адам открыл дверь и увидел меня сидящей на полу в окружении разбросанных вещей. Я постаралась стереть с лица выражение вины. И должно быть, весьма в этом преуспела, потому что, когда он спросил меня: "Охотишься за чем-нибудь?", тон его был игривым.
Так он не знал, что это чемодан Деллы! Наверное, решил, что ее вещи остались дома.
- Да... Хотела.., взять этот веер. И пришлось перебрать все, прежде чем удалось его найти.
Притворно улыбаясь, я принялась лихорадочно засовывать все обратно, при этом привела вещи в такой беспорядок, который неминуемо разъярил бы мою родственницу, доведись ей его наблюдать.
Адам протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я собралась было отказаться от помощи, потому что избегала какого-либо физического контакта с ним, но передумала, чтобы не возбудить его подозрений.
- Спасибо, - сказала я и с легкостью поднялась. - Как ты думаешь, это платье подходит для дневного концерта? - Мне хотелось отвлечь его внимание от вещей Деллы.
Мой лжесупруг поднял бровь.
- Ты ищешь моего одобрения?
- Да.
- А если я его не выкажу?
- Все равно пойду в нем.
- Тогда это хорошо, что я одобряю его. - Он придирчиво оглядел платье из темно-зеленого органди, с кружевными оборками. Я прекрасно знала, что этот цвет идет к моим глазам и волосам. - Да, веер будет кстати... Но надеюсь, ты не собираешься разыгрывать из себя этакую простушку, которая, хихикая, прячется за ним, как француженка-кокетка.
В ответ на это я не могла не рассмеяться.
- Француженка-кокетка? Это было бы забавно. - И, потупившись, я взмахнула веером.
- Но тебе бы не пошло.
Мое женское тщеславие было задето.
- А почему бы и нет?
- Ты чересчур... - Адам тщетно пытался подобрать нужное слово.
- Неинтересная? - подсказала я.
- Безыскусная. - Он улыбнулся, и я поразилась тому, как изменилось выражение его лица. - Тебе ни к чему все эти дамские ухищрения. Ты и без них очень привлекательна. - Не успела я опомниться, как Адам наклонился и нежно поцеловал меня в губы. - И вот тебе доказательство моих слов. Ну а теперь пойдем, и пусть толстая обладательница сопрано вдоволь поиздевается над нашими ушами.
Певица была вовсе не толстой, к тому же обладала прекрасным голосом. Темноволосая стройная женщина пела арии из "Мадам Баттерфляй", и страдания несчастной, брошенной своим возлюбленным, тронули меня. Я всегда знала, что являюсь неисправимым романтиком. Больше всего на свете мне хотелось найти своего принца и жить с ним счастливо до гробовой доски. Возможно, поэтому роль, которую мне навязали, была так трудна для меня. В глубине души я мечтала оказаться в настоящем свадебном путешествии и не с каким-то прохвостом, который выбрал меня только потому, что я подхожу для выполнения его бесчестных планов. За то, что Адам Деморест разрушил мои мечты, я никогда его не прощу!
Арии в замечательном исполнении настолько взволновали меня, что Адам взял меня за руку, стараясь успокоить. Но я даже не взглянула на него. После концерта он сказал с удивлением:
- Музыка так на тебя подействовала, что ты забыла обо всем на свете, правда? А ведь это всего лишь рассказ, положенный на ноты.
- Но тем не менее рассказ правдивый. И оттого вдвойне мучительный. Ну как ты не понимаешь: она полюбила его всем сердцем, а он бросил ее!
- Но не всегда же так, - возразил Адам. - Бывают и хорошие концы. Если мужчина любит женщину по-настоящему...
- Да?
- Он и до Китая доберется, лишь бы быть с ней. - И улыбнулся мне так, что мое глупое сердце забилось сильнее.
Уже во второй раз за день он предстал предо мной совсем другим человеком. Если бы только мне удалось усыпить его бдительность, воспользовавшись обнаруженной мною слабостью, он понял бы, насколько ошибся относительно моей неискушенности! И когда мы пошли в салон первого класса, чтобы выпить чаю, я умышленно взяла Адама под руку. Затем, повинуясь внутреннему импульсу, взмахнула веером и искоса взглянула поверх него.
Мы оба расхохотались, и внезапно я обнаружила, что вовсе не притворяюсь. Мне пришлась по душе теплота, возникшая между нами. Осознание этого заставило меня прекратить глупый флирт. К счастью, в этот момент к нам подошел Ларри, потому что, находясь наедине с Адамом, я уже чувствовала некоторую неловкость.
- Я решил, что на костюмированный бал оденусь Юлием Цезарем, - сказал он, расплываясь в улыбке. - Почему бы и не побыть императором, раз уж представилась такая возможность? А вы, Шарлотта, не согласитесь стать моей Клеопатрой? - Ларри взглянул на меня, и я смутилась, поняв, что он говорит серьезно.
- А мы пойдем на бал? - спросила я Адама.
- Если захочешь, дорогая.
Нежное обращение застало меня врасплох. Обычно он называл меня Шарль, что вроде бы было достаточно интимно.
