Анук чувствует, что за ней наблюдают. Она смотрит по сторонам. На первый взгляд никто не обращает на нее внимания.
И все же чувство, что ее разглядывают, не покидает ее. Надо показать, на что она способна. Заправив волосы под голубую купальную шапочку, она спускается в воду и плывет на спине. У нее отточенные и четкие движения. Она знает, что в воде ее стройное гибкое тело выглядит еще более привлекательным. Она рассекает воду с изяществом балерины, крутящейся в пируэте.
Анук ударяется с размаху головой о стенку бассейна. От досады и боли она негромко вскрикивает.
Расстроенная неудачей, девушка вылезает из воды и присаживается на край бассейна. Она снимает шапочку и распускает по плечам волосы, чтобы немного подсушить их на жарком солнце. Несколько минут спустя Анук направляется к свободному лежаку под красным зонтиком, по пути замечая молодого человека, который, вероятно, разглядывал ее. Она окидывает его беглым взглядом: блондин двадцати пяти или двадцати шести лет. Анук вытягивается на лежаке. Она чувствует на себе взгляд незнакомца. Она прикрывает глаза.
— Вы ударились головой…
Он склоняется над ней.
Анук отвечает вполголоса, делая вид, что не расположена к разговорам…
— Ничего страшного…
— Бассейн небольшой, а вы поплыли слишком быстро… — говорит молодой человек.
Он присаживается на соседнем лежаке и, скрестив руки на груди, поворачивает голову в ее сторону.
Что могут прикрыть две узкие мокрые полоски ткани вокруг ее бедер и груди? Под его взглядом она чувствует себя почти голой. Сквозь черные очки она незаметно наблюдает за молодым человеком.
— Я привыкла купаться в большом бассейне.
— Я приметил вас еще вчера. Вы разговаривали с мужем у стойки регистратуры. Я знаю французский.
И он продолжает на французском языке:
— Ваш муж уехал куда-то?
— У него совещание в Бостоне.
— И он оставил вас в одиночестве…
— Да. Он вернется поздно вечером.
Зачем она сказала «поздно»?
— Это ваша первая поездка в Вашингтон?
— Да. Но я уже ухожу. Я хочу посетить Национальную картинную галерею.
— Музеи открываются не раньше десяти утра. А сейчас еще нет и половины десятого…
— У меня всего три дня. Мне дорога каждая минута. А вы надолго сюда?
— Я приехал на сутки. Из Нью-Йорка.
— Что это? Такой длинный шрам? — спрашивает Анук.
— Удар приклада между ребрами. Вьетнамский сувенир… Могло бы окончиться и хуже.
Он протягивает руку и слегка касается ее шеи.
— Хиппи?
Она чувствует, как кровь пульсирует в том месте, где его рука коснулась ее татуировки.
— Нет.
— Что же тогда?
— Что тогда?
Он на секунду задерживает ладонь на шее Анук.
— Женщина, которая делает себе татуировку… И такой знак…
Она негромко произносит:
— Уберите руку…
Он повинуется.
— Вы знаете, как вытравить татуировку?
— Нет, — отвечает она. — Понятия не имею.
— Для этого нужно женское молоко… Его вводят в каждую инкрустированную точку на коже… Так говорят…
Анук встает и окидывает взглядом молодого человека. У него стройное гибкое тело и интеллигентное лицо. Он поднимается, в свою очередь. Она убеждается в том, что он гораздо выше ее ростом. Молодой человек держится на таком близком от Анук расстоянии, что она чувствует запах его пропитанной солнцем кожи.
— Я здесь с восьми утра и уже успел вдоволь наплаваться, — произносит он. — Вчера я арендовал машину, чтобы навестить друга, который живет в сорока километрах отсюда, в Мэриленде. До трех часов я полностью свободен. Я бы мог проводить вас до музея…
Она раздумывает, как ей поступить. Вдруг этот человек станет обузой для нее?
— Я мог бы показать вам Вашингтон…
— Не стоит тратить на меня время, — отвечает она на всякий случай.
— Я встречаюсь с другом в четыре часа. Затем сразу же полечу обратно в Нью-Йорк.
Она решительно не знает, как ей поступить.
— Я хотела бы не торопясь побродить по музею, — говорит Анук.
Девушка поднимает голову и заглядывает ему в лицо.
— И я вовсе не являюсь легкой добычей.
Американец качает головой:
— Ох уж, эти французы! Все у них сводится к сексу… Если у американца есть несколько свободных часов, чтобы показать вам свой родной город, то вы уже воображаете, что он пристает к вам с непристойным предложением. Сегодня вечером я расскажу своей жене, как водил по музею туристку из Франции. И сыну тоже расскажу об этом. Правда, он еще слишком мал.
Она сверлит его взглядом.
— Так вы женаты? У вас есть жена и ребенок?
Она направляется к входной двери в отель.
— Средний американец рано женится, — говорит он.
— Сколько же вам лет?
— Двадцать девять. И я уже шесть лет как женат. Мою жену зовут Дороти. Славная девушка.
Она представляет, как этот средний американец укладывает тарелки в посудомоечную машину; в кухню врывается малыш и кричит: «Папочка, папочка, я написал в штанишки!»
— Я прекрасно обойдусь без вашей помощи, — заявляет Анук.
А про себя думает: «Да пошел ты к черту! Отправляйся покупать памперсы своему засранцу».
Он не сводит с нее глаз.
— Вы мне не доверяете, — говорит он.
— Нет, не доверяю, — честно признается она. — И обхожу стороной женатых мужчин.
— Итак, — говорит американец, — вы не представляете, что между мужчиной и женщиной могут существовать какие-то иные отношения, кроме сексуальных?
Смутившись, Анук отворачивается.
— Это вовсе не так… господин.
— Не господин. Просто Стив. Мое имя Стив Дейл. А как зовут вас?
— Анук.
— А… А… Анжук.
— Да нет же. Просто Анук.
— Анук, — повторяет он. — Никогда не слышал такого имени. Звучит не очень благозвучно. Впрочем…
— До свидания, Стив.
— Не уходите… Вы не ответили на мой вопрос. Можете ли вы себе представить, что между мужчиной и женщиной могут быть какие-то другие отношения, помимо сексуальных?
— Ну да, — с досадой отвечает она.
И добавляет по-французски:
— Платоническая любовь — это все брехня…
— Брехня — это что?
— Я ухожу. Стив, передайте привет Дороти и малышу. Кстати, как его зовут?
— Лакки…
— Это не имя…
— Это прозвище. Оно означает «счастливчик». Тимоти очень повезло в жизни.
— Сколько ему лет?
— Пять…
— И в пять лет ему уже улыбнулась удача?
— Да… Он был тяжело болен и выкарабкался… Разве это не удача?
— Конечно, — говорит она. — Простите меня…
— У него полиомиелит…
— Стив, мне надо идти…
Он берет ее за руку.
— Я знаю этот город как свои пять пальцев. Если вы не против, я провожу вас в музей, а затем покажу памятник Линкольну, Капитолий и Потомак. У моего друга, с которым я встречаюсь в четыре часа дня, есть лодка с подвесным мотором. Она стоит в ангаре на берегу реки. Я могу взять ее, чтобы прокатить вас по Потомаку до самого дома, где родился Вашингтон. Это в Вермонте…
Анук молниеносно подсчитывает в уме. В Вашингтоне она пробудет еще два дня, плюс бесчисленные коктейли, куда ей неизбежно придется ходить с Робертом.
— Вы не просите, чтобы я отпустил вашу руку, — говорит он. — Я жду, когда вы начнете возмущаться.
Она вновь загляделась на него. У американца открытое и мужественное лицо. Похоже, что перед ней стоит порядочный и честный человек. И очень большая зануда.
— Отпустите меня, — говорит она.
Ее взгляд нечаянно падает на его руки. У него большие и крепкие руки с длинными пальцами. Красиво очерченный рот. Из-за высокого роста и небольшой сутулости на нем должна хорошо сидеть верхняя одежда. У него загорелая и гладкая кожа. Капельки пота искрятся вокруг тонкой цепочки на шее. Забыть про Дороти и смотреть на американца как на старшего брата. Такого парня не грех использовать в качестве телохранителя.
— Все еще раздумываете? — спрашивает он с улыбкой.
— Спасибо, я согласна, — отвечает она. — Я поднимусь в номер, чтобы переодеться. Это не займет много времени. Минут десять, не больше.
— До встречи, — говорит американец, — пока, пока, Анук…
— Пока, Стив…
Она краснеет. Ей немного стыдно. Она представляет себя на его месте. «Мадам не признает легких отношений? Почему у вас все сводится к сексу?..» Неожиданно для себя она перестает ему дерзить. Она уже почти примирилась с существованием Дороти и маленького засранца. И вот на его глазах она заливается краской. Это уже никуда не годится.
Анук торопливо идет по прохладным коридорам отеля. Она едва не сбивает с ног чернокожего официанта с подносом в руках, оказавшегося на ее пути. В последнюю секунду ему удалось разминуться с ураганом в модном бикини. Она почему-то стучит от нетерпения ногой в лифте, когда он слишком долго, по ее мнению, задерживается на этажах. И что особенного она нашла в американце? Черт бы побрал эту Дороти…
