Худо было Светке. Осиротевший дом без хозяйской руки путал. Нелепое самоубийство главы вполне благополучного семейства вызвало слухи, кривотолки и предположения. Впрочем, соседки по улице, знавшие Галину, мать Светы, не очень удивлялись трагическому происшествию. «Довела мужика до веревки, — шепотком говорили они, скорбно качая головами. — Не от хорошей жизни дочь сиротой сделал».
Мать Светы и правда была женщиной с «дуринкой». Исподволь, долгие годы точила мужнину душу попреками да ревностью своей злобной. Мученицей себя выставляла в глазах других. Все с охами и ахами перед бабами на заводе обличала «изменщика» в несуществующих грехах. Какие только гадости она про него не рассказывала, какую только напраслину не возводила! Потерять боялась статного красавца-мужа. Да все со слезами и молчаливостью злобной. Возьмется готовить, так потом кусок в горло не лез, после ее отчаянного грохота на кухне.
Вот и сломался мужик. Решился на последнее средство…
Света неделю после смерти отца не могла в себя прийти. Все изменилось. От прежней веселой Светы осталась лишь бледная тень. Тихая печальная тень.
После выпускных экзаменов она поступила в одно из городских училищ. Мать настояла, отговорив ее ехать поступать в столичный институт, жаловалась на здоровье, на свое одиночество, сетовала, что по дому некому помогать будет. Света осталась, хотя больше всего на свете ей хотелось уехать из этого дома. После училища стала работать на заводе контролером ОТК. Там же на заводе познакомилась с Сашей.
Он только вернулся из армии и дал понять, что к своей будущей семейной жизни относится очень серьезно. Саша был простым парнем, звезд с небес не хватал, выпивал, но в меру. Как-то незаметно Саша стал вхож к ним в дом. Жил он в общежитии и неизменно повторял, что каменные стены угнетают, так как сам всю жизнь прожил в деревне и ему больше по душе все, «что на земле».
Стал помогать по дому. Город и есть город, а дом свой — он хозяйской руки требовал, крепкой хозяйской заботы. Вот уже и ночевать оставался. Правда, спал он один, в зале на диване. Света привыкла к нему. С радостью бежала после работы домой готовить обед, стирала, гладила его рубашки. Света полюбила его крепкий мужской запах, будивший в ней что-то потаенное, сладкое, томное, не дававшее ночами покоя. Подчас Саша был грубоват, упрям и неуступчив, но ей показалось, что на то он и мужик, чтобы стоять на своем. Так всегда было. И удивительное дело, ей хотелось подчиняться! Хотя еще совсем недавно жутко ругалась с матерью по любому поводу, раздражалась, когда считала, что та ей «указывает».
Саша же все расставил по местам. Сказал, как отрезал. Даже мать, всю жизнь «пилившая» отца, и то не осмеливалась перечить будущему зятю.
Впрочем, Саша ей тоже нравился. Покойный муж, веселый балагур, по большому счету был очень ранимым человеком. Как только Галина Дмитриевна это поняла, то быстро взяла на вооружение целый набор «шпилек», которыми любила колоть мужа, находя в этом какое-то противоестественное удовольствие.
Ее прежняя тактика попеременного хныканья и злобного молчания на Сашу не действовала.
Сама Света и желала сделать последний шаг к замужеству, но чего-то боялась. Определить собственные ощущения она затруднялась. Иногда сердце ее замирало от одного Сашиного взгляда, когда она в чем-то с ним не соглашалась, а иногда просто дурно становилось от его страстных поцелуев. Целовался Саша необычно, сладко, глубоко…
Свадьбу сыграли всей улицей. Света пригласила самых близких подруг, и особо Тамару, с которой дружила еще со школы. Тамара училась в столице, но всегда навещала Свету и звала с собой. Мужем Светы она выразила крайнее неудовольствие. Нет, не словами, а подчеркнутой ехидной вежливостью и тонкой словесной игрой, от которой Саша весь покрывался злобными пунцовыми красками, и Света боялась, как бы чего не вышло. Хотя действительно не обошлось без «жертв». Там, где собирается группа подвыпивших мужиков, всегда возникнет в чьем-то хмельном мозгу мысль, что его не очень-то уважают в этой честной компании. Пара разбитых носов, и вот уже снова противники за столом визгливо кричат «горько» и загребают в свои тарелки «оливье».
А ночью Саша впервые сделал ей больно. Но она смолчала, определенно зная, что так бывает, когда в первый раз…
Он делал и делал это, но Света не чувствовала ничего, кроме боли и неловкости. Саша целовал страстно, грубо и продолжал толкать. И делал это так, что Света чувствовала себя в этом «процессе» лишней. Потом муж сполз с нее, и она уже хотела облегченно перевести дыхание, как он перевернул ее на живот и вошел сзади. Снова боль и снова ощущение полнейшей пустоты в душе.
— Ты будешь двигаться или продолжишь лежать бревном? — произнес он зло, на секунду остановившись, склонив к ней лицо, покрытое капельками пота.
Сердце Светы пронзила острая игла недоумения, но она подчинилась.
Когда все закончилось, он свалился рядом и через несколько минут уже спал богатырским сном. В ту первую ночь Света не сомкнула глаз. Она проплакала до утра, зажимая в зубах кончик простыни и все думая: неужели это то, о чем пишут в сотнях и тысячах книг, снимают в кино, говорят? Она ожидала праздника, но вместо него получила нечто такое, что ободрало душу до самого основания, покрыло язвами разочарования.
В последующем Света научилась стонать и делать в постели все, что желал муж. Но ему этого было мало. Он дергал ее за волосы, запрокидывая ей голову, словно норовистой кобыле, до жжения, до синяков хлопал по нежной коже, кусал ее соски и губы до острейшей боли, двигался внутри нее жестко, грубо, неприятно.
Света стала бояться его ежевечерних заигрываний, зная, что за этим последует унизительная роль «любящей супруги».
К тому же Саша оказался ужасным ревнивцем. Хотя в глубине души Света знала, что мужу просто нужен был благовидный предлог для новых издевательств и унижений. Дошло до того, что Саша избил одного из токарей на заводе, где они вместе работали. Света имела неосторожность любезно поболтать с парнем, а муж стал свидетелем этого. После того, как паренек пришел на работу с побоями, Света впервые дома поговорила с мужем решительно. Саша не отпирался, сидел в кресле и с тупой улыбкой смотрел телевизор. Потом, не дав ей договорить, сорвался с места и избил. А избив, затащил в спальню и в свойственной ему манере провел очередной «сеанс любви».
Она была шокирована, порабощена, смята, раздавлена человеком, ставшим ей мужем. Она оказалась совершенно не готова к такому положению вещей. Он подавил ее волю страхом, прибил к земле своей грубой животной силой, заставил чувствовать себя ответственной за то, к чему они пришли. Он внушил ей, что никому, кроме него, она не нужна.
Света, несмотря на все это, продолжала надеяться, что все наладится, и утопала в быту, в домашних заботах и ежедневной необходимости угождать нелюбимому мужу. Другой жизни она не видела. Теперь она поняла, что о любви говорили только выдуманные герои в книгах. Все окружающие просто жили вместе, работали, растили детей…
Дети… При мысли о детях Свете становилось страшно и горько. Страшно от того, что они увидят и почувствуют то, что чувствовала она. А горько от того, что по прошествии полутора лет замужества у нее не было и намека на беременность. Света видела, с каким энтузиазмом муж возится с соседской ребятней, рассказывает что-то интересное, копается с ними в каких-то железках. К тому же Саша не всегда был таким — неуправляемой, безумной стихией. Он бывал внимателен к ней. Вероятно даже любил. Но любил как-то отстраненно, словно любовался собой в роли мужа, выведя для себя основные принципы и постулаты этой роли. Основа принципов — муж всегда прав. Саша был молод, и его опыт заключался лишь в виденном в собственной семье и испытанном в армии. Сильный двадцатилетний парень с небогатым багажом жизненной мудрости за плечами, только-только влившийся в мир взрослых, он стремился утвердиться в нем так, как считал правильным.
Мать Светы не вмешивалась в дела молодой семьи. Вернее, потеряла всякое желание вмешиваться после того, как однажды, после очередной стычки с зятем, он, глядя на нее своими «бешеными» (как она говорила) глазами, пообещал, что если «мамашка» сунет свой нос не в свое дело еще раз, то очень может быть случайно сковырнется в подвал с картошкой и свернет себе шею. Галина Дмитриевна похолодела от такого намека и, зная нрав зятька, поверила. «Мало ли что он надумает, черт бешеный, кто потом докажет? Спасибо доченьке, земной поклон — привела в дом злодея, пригрела на своей груди окаянного, чтоб ему пусто было!»
А Света и не надеялась ни на чью помощь. Даже лучшей подруге Тамаре ничего не писала о нюансах своей семейной жизни, хотя раньше делилась с ней всеми своими девичьими секретами. Подружки на заводе синяки-то видели, да тоже не слишком допытывались. Знали, кто «постарался».
