Еще встречаются преданные маменькины сынки. Они не могут жениться на вас до тех пор, пока их драгоценная матушка не отойдет в мир иной. Всю свою жизнь они боятся огорчить ее. Она же уверена, что ее любимое чадо принадлежит только ей одной. Если старухе перевалило уже за девяносто, то у вас еще есть надежда, что через какой-то десяток лет вы либо отпразднуете ее столетие, либо сочетаетесь законным браком с ее сынком. Терпи, милая. Надейся и жди.
Закоренелый холостяк с годами становится рабом своих привычек. Ему больше по душе довольствоваться мимолетными встречами, чем терпеть постоянное «женское присутствие». По вечерам он предпочитает в одиночестве сидеть у телевизора в своих любимых тапочках. «Какие возвышенные чувства нас объединяют! Мы будем встречаться не реже двух раз в неделю. И конечно же, на твоей территории, дорогая…» И все эти нравственные уроды повторяют одни и те же слова: два раза в неделю! Как заклинание, статью в гражданском кодексе или цитату из Библии. Два раза в неделю! Почему бы не использовать эти слова в качестве лозунга во время избирательной кампании?
А вдовцы? Вечная комедия! Двуличие и ханжество. Они цепляются за воспоминания о своем недавнем семейном рае и прикрываются ими, как щитом. У них повсюду расставлены фотографии и развешаны портреты отошедших в мир иной подруг. Эти портреты преследуют вас повсюду. Вдовцы? Вот уж настоящая беда! Сколько бы вы ни утешали их, ни утирали бы им слезы и сопли, когда они предаются сентиментальным воспоминаниям, ничто не поможет вам. Покойная супруга остается для этих слизняков лучшей из женщин. «Ваш бифштекс удался. И все же у Джоан он был сочнее. У вас классные сиськи. У Джоан они были еще круче». Они любят пустить слезу. Вдовцы долго всхлипывают и сморкаются, прежде чем вынести вам приговор: «Джоан останется для меня навсегда единственной любовью. Никто не сможет заменить ее. Нет, что вы, о нашей свадьбе не может быть и речи. Все кончено. Даже мой член и тот — вот убедитесь сами — мягкий, как вареная лапша. Джоан сделала меня импотентом. Еще задолго до своей смерти».
О рогоносцах лучше и не вспоминать! Обманутый в своих лучших чувствах этот тип мужчин использует вас, чтобы отомстить. Он готов переспать с коровой, лишь бы ответить той же монетой своей неверной жене. На свете нет хуже любовника, чем жаждущий мести рогоносец. Однажды его оставили в дураках, и теперь он выливает всю накопившуюся злобу на вас. Вы возмущаетесь, он смеется над вами. Он зол на весь мир и ведет грязную игру.
Интрижка с рогоносцем дорого вам обойдется. Он раздавит вас физически и морально.
И все же самый худший вариант, если ваш избранник окажется благопорядочным отцом семейства. Этот малый вовсе не промах. В своем доме он мастер на все руки. Он способен даже накормить младенца из соски. Вам же он дарит самое лучшее, что у него есть, — свою поломанную игрушку. Ему хочется поскорее ее починить. Ей рано еще идти на покой. «Стоит мне вспомнить о моих детях, как я превращаюсь в импотента. Помогите мне. Всего два раза в неделю!» И этот туда же! Их всех объединяет одна навязчивая идея. «С тех пор как моя жена стала матерью, я не сплю с ней. Моя супруга — святая женщина. Она думает только о детях. Я никогда не смогу с ней расстаться. А вы можете помочь мне вновь обрести радости секса. Верните мне вкус к жизни».
А если вам встретится на жизненном пути слишком набожный тип? Этот благочестивец ничуть не лучше рогоносца. Вначале он спит с женщиной, а затем вместо благодарности оскорбляет ее.
Однажды я познакомилась с мужчиной, который жаловался на то, что его постоянно унижает жена. Она обзывала его ничтожеством, дураком и рохлей. Мне захотелось его утешить. Я принялась уверять его в обратном: «Вы умный, гениальный, вы сами не знаете, какой вы талантливый». Я приложила титанические усилия в надежде, что на этот раз мне улыбнется удача. Мужчина разведется со своей мегерой и женится на мне. Не тут-то было! Он был связан по рукам и ногам общим кошельком. В случае развода она обобрала бы его до нитки. И он предпочел не менять свою жизнь в лучшую сторону. Он зарабатывал деньги, а она продолжала пилить его: «Ты ничтожество, ты дурак, ты рохля». Я же как последняя идиотка повторяла: «Вы умный, вы гениальный, вы сами не знаете, какой вы талантливый…» До тех пор, пока, наконец, не поняла, что мне ничего с ним не светит…
Не буду говорить, с каким нетерпением я ждала, какой номер выкинет мой соотечественник. Что придумает он, чтобы не жениться на мне? Кто он? Вдовец, рогоносец, благочестивец, покорный раб своей жены, добропорядочный семьянин? Я не ждала особых сюрпризов. Мне казалось, что меня ничем уже нельзя удивить.
В последний день нашего совместного отдыха мой немец закатил для меня настоящий королевский пир во французском ресторане. Он заказал самые изысканные вина. Гусиную печень со спаржей, бифштекс величиной с летающую тарелку, французские сыры. Вы не поверите — настоящий камамбер и суфле в Майами! И напоследок — мое любимое шампанское «Вдова Клико» — единственная в мире вдова, к которой я отношусь с симпатией. Слегка отяжелевшие от того, что было съедено и выпито, мы вышли из ресторана и присели отдохнуть при свете луны на широкой террасе, выступающей над океаном. Я искоса поглядывала на моего спутника. Его облик внушал мне такое глубокое отвращение, что я дрожала, как тростинка на ветру. Я не могла понять, отчего мне так плохо. «Этот респектабельный господин сейчас сделает мне предложение, — уговаривала я себя. — Надо сказать ему “да”, и дело с концом, и плевать на все остальное…» Мне было бы легче принять решение, если бы я встретила его где-то в другом месте, а не в курортном городе. Мне хотелось думать, что я имею дело с порядочным человеком. Кто он? Ученый, поэт, писатель, музыкант? Какая разница! Возможно, он вышедший на пенсию спелеолог или учитель музыки. Он мог бы быть и научным работником, из тех, кто до конца своих дней пытается что-то исследовать… за счет государства. Я предпочла, если бы он оказался писателем. Мне пришлось столько всего повидать на своем веку, что я могла бы подсказывать ему темы для многих романов. Ночь и луна настраивали на такой романтический лад, что я готова была принять предложение любого, мало-мальски привлекательного на вид мужчины. Наконец, он произнес: «Дорогая, пришло время рассказать о себе. Буду откровенным, как на духу. Вы должны знать, кто я…»
Я сразу же почувствовала какой-то подвох. Он сжал мою руку и с сокрушенным видом произнес: «Я одинокий человек… Совсем одинокий». Я поняла, что настал момент, когда он выложит мне всю правду о том, почему до сих пор он не обзавелся семьей. И приготовилась выслушать его исповедь до конца.
«Моя жена исчезла».
От ужаса я оцепенела. Только этого не хватало! Исчезнувшая жена может в любой момент явиться домой и занять свое законное место.
Он похлопал меня по руке, возможно, чтобы утешить, и продолжил: «Вот уже три года, как моя жена официально объявлена пропавшей без вести… Мне пришлось промучиться целых двадцать лет, чтобы наконец было признано в официальном порядке, что ее не стало».
«Вы уверены, что однажды она не объявится?» — спросила я, стараясь придать своему голосу сочувствующие нотки. «Никогда», — ответил он и положил на мое колено свою ладонь. По мере того как его рука продвигалась вверх, я чувствовала, как к моему горлу подступает тошнота.
«Дорогая, я бы мог жениться на американке. Однако после зрелого размышления я пришел к выводу, что коротать остаток дней лучше с немкой. С ней можно поговорить на родном языке, выпить кружечку нашего доброго старого пива, а порой спеть нашу любимую народную песню… Как тебе нравится такая перспектива, дорогая?»
Все шло как по маслу. Я уже строила воздушные замки. Наконец-то передо мной распахнулась дверь в обеспеченное будущее. Наконец-то у меня будет социальный статус. Я искоса посмотрела на него, чтобы еще раз убедиться, что никогда не пожалею о принятом решении. Он по-прежнему внушал мне отвращение.
«Мне до сих пор ничего не известно ни о вашей жизни… ни о вашей профессии…»
«У меня есть собственное дело. Я — хозяин похоронного бюро. У меня работают четырнадцать человек. Однако, когда кто-то особенно нуждается в моих услугах — а в основном это очень богатые люди, — я сам гримирую мертвецов».
Я сделала всего один, но поистине гигантский прыжок в сторону.
«Куда вы убегаете, дорогая?» — Он помчался вслед за мной. Ему показалось, что я убегала от него из-за избытка чувств. У края террасы я облокотилась на бетонный парапет. Я смотрела вниз, как неторопливо набегали на берег волны, чтобы разбиться на тысячи брызг у наших ног. Правой рукой он обнял меня за талию, не замечая, что меня колотила дрожь. От отвращения к нему.
Заплатить такой ценой за право зваться «фрау»? Нет, уж лучше до конца своих дней остаться «фрейлин». Старая дева — что тут плохого? И в этот момент я услышала, как гостиничный оркестр заиграл вальс «На прекрасном голубом Дунае»[2].
