— Не следует так говорить о твоем мальчике, — сказал мистер Моргенштерн. — Он что-то завершил. Он писатель. Книга есть книга.
— Правильно, мы гордимся им. Вся семья, — поддержала миссис Моргенштерн.
— Завершение? Чего? Чепухи, которую человек даже не может рассказать. Я могу понять Толстого. Я сказал Милтону: «Читай Толстого!» А он: «Пап, Толстой описывал горизонталь, а я описываю вертикаль». Вы когда-нибудь слышали о таких вещах? Я сказал ему: «Тебе еще нужно пожить, чтобы описать горизонталь, как Толстой». Он состроил гримасу и стал потягивать трубку. Завершение. Знаете, что я называю завершением? Дом, хорошую жену-еврейку, детей…
— Давай заглянем в твой бумажник. Я думаю, ты еще держишь там все вырезки, — сказал мистер Моргенштерн.
Дядя взглянул на него со слабой застенчивой улыбкой.
— Извини меня, он мой сын, мой единственный ребенок, я люблю его. Но не говори мне о завершении.
— Все равно, — сказала миссис Моргенштерн, — мы ожидаем его на бар-митцве.
Теперь Марджори поняла, что дядя Самсон-Аарон делал в Эльдорадо. Она спросила у матери:
— Ты уже пригласила Джеффри?
— Я не хочу посылать ему отпечатанное приглашение, которое он может выкинуть в корзину для мусора. Я хочу, чтобы он пришел. Дядя может заставить его прийти наверняка.
— Что я могу сделать? — спросил Самсон-Аарон, доедая огромный кусок торта и запивая его чаем. — Получить ордер на арест моего собственного сына и доставить его на бар-митцву Сета? Вы думаете, его заботит мое мнение? Если я пригрожу приехать в Олбани и продемонстрировать себя его друзьям, возможно, это испугает его настолько, что он придет.
— Он вовсе не такой плохой, — возразил мистер Моргенштерн. — Почему ты говоришь такие вещи? Он каждый месяц, как часы, посылает тебе деньги. И что он сделал, в конце концов?
— Он хороший мальчик, у него доброе сердце, я ничего не имею против него, — согласился Самсон-Аарон. Он вытер рыжую бровь большим голубым носовым платком, оставив последний маленький кусочек торта в одиночестве, и, тяжело дыша, откинулся на софе.
— Не знаю, сегодня у меня нет аппетита.
— Если ничто другое на него не подействует, — сказала миссис Моргенштерн, — ты можешь напомнить ему, кто помог ему окончить колледж и поддержал его отца.
Ангелоподобный рот Самсона-Аарона растянулся и приобрел резкие черты. Дядя трогательно посмотрел на миссис Моргенштерн и закивал головой медленно и печально. Потом он повернулся к Марджори со своей старой сладкой глупой ухмылкой. Черные дырки зияли вместо двух потерянных зубов, заметила девушка, ощущая дурноту.
— Прекрасный дядя тебе достался, а, Моджери? Не только не может поддержать своего сына, но и сам себя не может поддержать. Самсон-Аарон — помойное ведро. Не надо мыть посуду.
— О, дядя… — сказала Марджори беспомощно.
— Это правда. И я приехал в Америку, чтобы стать миллионером. Но, послушайте, если бы все были миллионерами, где бы они нашли ночных сторожей? Кто бы сторожил их добро по ночам? — Он остановился. — Это мне напоминает, как однажды я собрался пойти на работу… Ты же помнишь, Моджери, у меня всегда были в кармане пять центов, чтобы купить херши-бар, когда я отправлялся в этот дом. Нет херши-бара — нет Самсона-Аарона. Правильно?
Марджори обняла толстого старого человека и поцеловала его в огромную блестящую щеку. Он был пропитан запахом шоколадного торта.
— Правильно, дядя. А где мой херши сегодня?
— Херши? Теперь тебе нужен муж, дорогая, а его дядя не может принести в кармане. — Он постучал по ее плечу и повернулся к миссис Моргенштерн. — Так или иначе, Джеффри придет на бар-митцву. Довольны?
— Это обещание?
— Это обещание. От Самсона-Аарона — обещание.
— Я удовлетворена, — сказала миссис Моргенштерн, критически его разглядывая. — Скажи-ка ты мне вот что, у тебя есть костюм, чтобы надеть на бар-митцву?
Дядя с кривой усмешкой осмотрел себя.
— Ты думаешь, я приду в синагогу, одетый, как ночной сторож? У меня все еще есть костюм, хороший костюм, который ты мне купила на выпускной вечер Милтона. Куда мне его носить, кроме как на бар-митцвы и свадьбы?
— Хорошо, — сказала миссис Моргенштерн. — Только проверь, чтобы он был чистым и отглаженным. И пойди подстригись, и приведи в порядок усы, и… ты знаешь…
— Я знаю? — Дядя посмотрел на дверь и повернулся. Он усмехнулся Марджори. — В следующий раз я надену хороший костюм на твою свадьбу. Да? Свадьбу Моджери.
— Марджори пока не собирается выходить замуж…
— Поторопись, дорогая. Самсон-Аарон становится старым. Мне хотелось бы, чтобы у тебя была маленькая девочка, я мог бы приносить ей херши-бар. Пять центов у меня сейчас есть в кармане. Благодаря моему сыну — Джеффри Куиллу, вертикальному писателю.
Когда он ушел, Марджори спросила:
— Где он работает в это время ночи?
— Работает! — пожал плечами ее отец. — У маклера, который мне одолжил немного денег, есть товарный склад, и Самсон-Аарон спит там ночью с будильником на коленях. Это и есть его работа — на этой неделе. Он перебирается с одного места на другое.
Миссис Моргенштерн, собирая чайную посуду, сказала:
— Он приведет Джеффри, это главное. Он просто так не дает обещаний, но если он дает, то это обещания.
— Чего ради вам так страшно необходим Джеффри? — спросила ее дочь. — Что это даст?
— Просто у меня есть план посадить его за один стол с особо нужными людьми, вот что это даст.
— С Голдстоунами, — сказал отец.
— Не только с ними! — отрезала мать, быстро взглянув на девушку.
— Мам! Мам, ты пригласила Голдстоунов?
— Почему нет? Они мои друзья, не так ли?
— Сэнди тоже, без сомнений?
— Почему мне нужно было исключить Сэнди? У тебя с ним война или что-то еще?
— О Господи, — прошептала Марджори и присела на подоконник, уткнувшись в стекло. — Голдстоуны и семья… хорошо, это все ставит на свои места…
Миссис Моргенштерн с легким стуком поставила посуду.
— За этим столом будут лучшие люди. Голдстоуны, банкир твоего отца Билл Коннелли и его жена, Джеффри, ты и Робинсоны из Филадельфии. Что-нибудь не так?..
— Робинсоны? Родители подружки Сета в лагере?
— Да, Робинсоны. Они любят Сета, и им нравятся банкир твоего отца Билл Коннелли и его жена, Джеффри, ты, двадцать деловых домов в Филадельфии. И если ты стыдишься нашей семьи, Марджори, то я нет. В следующий раз мы поговорим о снобах, запомни это.
Несколько дней перспектива просидеть весь банкет по случаю бар-митцвы Сета за одним столом с Голдстоунами тревожила Марджори. И наконец она излила душу Маше Зеленко. Толстушку это больше позабавило, чем обеспокоило.
— Конечно, мы смотрим с разных позиций, — сказала она. — Меня совсем не заботит, удастся ли тебе очаровать Голдстоунов или нет. Я против этой партии. Может быть, когда я познакомлюсь с Сэнди, я изменю свое мнение. Но сейчас…
— Маша, ты знаешь, это не вопрос партии, но… посмотри, мне нравится Сэнди, и… семья устраивает такие скандалы иногда, это все…
— Сладкая моя, у Голдстоунов тоже есть семья. У всех есть. Ты предполагаешь, руководствуясь логикой, как себя будет вести человек в той части человеческого общества, к которой он относится, но это вовсе не означает, что все так и произойдет. Возможно, следовало бы что-то сделать с эйнштейновской теорией… относительности, ты знаешь…
— Очень забавно, — сказала Марджори.
— Я просто не думаю, что это — проблема, дорогая…
— Во имя Бога! А не кажется ли тебе, что это слишком откровенно: собрать этих, возможно, миллионеров, практически неизвестных в кругу семьи вместе с их красивым сыном (он действительно красив, поверь мне) и усадить меня с ними за стол на целый вечер на обозрение всех моих тетушек и дядюшек? Следующим шагом остается только объявить об обручении, это все, и я не думаю, что родители Сэнди будут очень довольны такой прямолинейной тактикой — оставим в стороне Сэнди…
Они еще поговорили, и Маша предложила, чтобы она пригласила Джорджа. Это собьет с толку семью и нейтрализует все подозрения Голдстоунов. Джордж, очевидно, начнет предъявлять свои права на Марджори, и Сэнди будет счастлив, если удастся с ней потанцевать два раза за весь вечер. Марджори обдумала это и решила так и сделать. В тот же вечер она послала ему одно из отпечатанных приглашений на бар-митцву, дописав к этому от Себя, что просит его прийти. Она написала, а не позвонила ему по телефону, потому что в это время ее отношения с Джорджем были несколько запутаны. Последняя вечеринка, на которой они были вместе, закончилась долгим выяснением отношений на переднем сиденье «Пенелопы». Джордж настаивал на том, чтобы она сказала ему, что именно он сделал неправильно, чем обидел ее, чем он может вернуть ее расположение, чтобы все стало как прежде. На эти классические вопросы Марджори, конечно, не в состоянии была дать какой-нибудь хороший свежий ответ.
