— Может быть, это наркотик или отрава какая-нибудь, — предостерегала Марина, — а ты ее сюда притащил…
В ответ Игорь сказал, что надо было самой выбирать, а не сидеть три часа у парикмахера. Марина, вспылив, спросила, какие претензии он имеет к ее парикмахеру. Игорь ответил, что к парикмахеру никаких, а к ней… Через минуту между ними кипела яростная перепалка, и Аня, которой трудно было подниматься с кровати, не знала, как их утихомирить. Когда перепалка улеглась, и Игорь отправился на балкон курить, Аня спросила у подруги:
— Часто у вас так бывает?
— Каждый день, — с гордостью ответила она, — иногда несколько раз. И, знаешь, что-то вроде массажа для нервной системы. Чудесно снимаются стрессы. Рекомендую тебе попробовать в отношениях с любовником. Из каждой такой разборки выходишь бодрой, как будто приняла душ. А если после этого заняться любовью… Примени это средство.
— Я подумаю.
— Понимаю. Не каждому подходит. Очень сильное. По-моему, Игорь иногда переутомляется. Срывается и начинает навешивать мне обидные эпитеты. А это уже против правил. Чувствую, когда-нибудь он назовет меня каким-нибудь ужасным словом, и я ему этого вовек не прощу. Но пока до этого далеко.
— Весело живете, — позавидовала Аня.
— Неплохо. Но понимаешь, рестораны, казино уже осточертели. Игорь не признает интеллектуальных развлечений. Разве что дерби попробовать? Или вытащить его за границу? Посмотрим.
Если этот визит позабавил Аню, то следующий оставил неприятный осадок. Как-то позвонила Светлана, та самая, которую Аня привыкла называть «настоящей женой моего бывшего мужа». Она поинтересовалась, почему у Ани такой усталый голос. Аня проговорилась о своей болезни. Через несколько часов Светка уже звонила в двери — явилась «навестить больную». Вручив Ане пакет с четырьмя сморщенными яблоками, гостья отошла на шаг и восторженно разглядывала ее осунувшееся лицо. Осмотр сопровождался замечаниями, которые гостья высказывала, с трудом сдерживая радость:
— Боже, как ты похудела! Аня, дорогая, что с тобой! Надо же немного думать о себе, у нас не те годы, чтобы так легкомысленно относиться к своему здоровью… Расскажу Олегу, как ты изменилась — не представляешь, как он расстроится!.. Ну, выздоравливай, не буду долго задерживаться, побегу домой. Ты не представляешь, какой он ревнивый.
После ее ухода Ане еще больше захотелось встать на ноги, навести лоск и выйти в свет — назло бывшим мужьям и настоящим их женам.
В полном соответствии с законом подлости ее болезнь не прошла за несколько дней, как она надеялась. Ее внешность при этом пострадала в такой степени, что она сделалась противной сама себе. Профессор звонил каждый вечер, справлялся о ее здоровье, несколько раз предлагал навестить ее. Она старалась быть с ним милой, но неизменно отвечала: «Попозже, дорогой. Потерпим еще несколько дней. Обещаю тебе скоро выздороветь».
Наконец, настал день, когда она могла без содрогания смотреть на себя в зеркало. Она было решила, что черная полоса пронеслась с наименьшими потерями. Она уже представляла себе вечер на даче профессора в ближайшие выходные, долгую задушевную беседу у камина, объяснения, которые неизбежны, наконец, любовь, после такого значительного перерыва — как будто знакомство происходит заново… Но судьба сыграла с ней не последнюю шутку. Уже в пятницу она поняла, что поездка опять сорвется, по той же причине, что и в первый раз. Очевидно, болезнь сбила ее привычный график. Вскоре после этого неприятного открытия позвонил профессор и, как обычно, справился о ее здоровье.
— Уже хорошо, — сказала она. — Спасибо, дорогой. Твои звонки помогли мне выздороветь…
— Значит, мы могли бы отметить твое выздоровление? У меня на даче, как мы собирались.
— Конечно, дорогой. Но…
— Опять «но»?
В его голосе явственно слышались незнакомые ей нотки раздражения.
— Послушай, милый, я тебе все объясню.
Она со страхом услышала, как тяжело он задышал на другом конце провода.
— Аня, мне кажется, тебе все труднее находить причины…
— Но, мой милый…
Она залилась слезами. Но трубку не опустила.
— Хорошо, если ты мне не веришь…
— Аня, — его голос обрел привычно мягкую интонацию, — по телефону у нас никаких объяснений не получится. Слишком много непонятного накопилось. Как я понял, за юрод ты поехать не сможешь?
— Лучше бы в следующий раз…
— Но здесь мы встретиться сможем? Хотя бы завтра, после занятий?
— Я думаю, да…
— Может быть, в Ботаническом? Тебе не вредно быть на открытом воздухе?
— Можно.
— Я буду ждать тебя на машине, в квартале от университета. В сторону библиотеки. Хорошо?
— Да.
— Я тебя обидел?
— Теперь нет. Но постарайся в будущем доверять мне.
— Постараюсь.
Висевшие низко над деревьями свинцово-серые облака напоминали тяжелые, разбухшие от влаги губки, которые стирали с земли все яркие краски. Ботанический сад, еще недавно пламеневший всеми оттенками осени, сохранил лишь угрюмую зелень туй и папоротников. Мокрый, промозглый сад с неудовольствием впускал в себя немногочисленных посетителей. В числе последних оказались Аня и профессор, медленно продвигавшиеся по узкой, готической аллее к пруду. Пока ширина аллеи позволяла они шли порознь, но вот высокие деревья сомкнули кроны, проход сузился — и Аня решительно взяла профессора под руку.
Он повернул к ней голову.
— Ты правда не сердишься на меня? За вчерашний разговор?
— Я уже говорила, что нет. Но я не все поняла. Что ты имел в виду, когда…
— Мне показалось… Понимаешь, Аня, случаются вещи, которые происходят против нашей волн. Ну, скажем, ты хочешь искренне полюбить человека, и тебе кажется, что уже любишь… Но вот… Против твоей воли, при близком знакомстве оказывается, что ты совершила ошибку… Но боишься признаться в ней даже себе, не то что близкому человеку…
— Это ты обо мне?
— Подожди, дослушай. И вот она боится ранить его, и как можно дольше оттягивает время объяснения, потому что не хочет сделать ему больно… Не осознавая, что он это понимает и что ему уже больно…
— Но ведь это глупо! — не выдержала Аня.
— Что глупо? — они остановились на самом выходе из темной аллеи.
— То, как себя ведет твоя «она». Я бы сразу сказала.
— Что сказала бы?
— То, о чем ты говоришь.
— И тебе действительно… не о чем сказать?
Он застыл, с напряжением глядя на нее, и в этот момент ей стало по-матерински жаль его. Она высвободила руку из-под его локтя и погладила его по щеке.
— Есть, конечно, есть. Но совсем не то, о чем ты думаешь.
— Что же это?
Он по-прежнему был в напряжении, а она рассмеялась.
— Честное слово, иногда мне кажется, что я разговариваю с мальчишкой, а не с солидным человеком, между прочим, женатым. И этот человек не знает, что в жизни женщины бывают моменты, о которых неприлично говорить в компании…
Мимо них, слегка толкнув профессора, прошла группа подростков. Они навострили уши, с интересом прислушиваясь к беседе. Она потянула его за рукав.
— Пойдем к пруду По дороге придумаешь, что сказать.
Действительно, он несколько раз открыл рот, пытаясь что-то проговорить, но не находя слов.
— И… других причин не было?
— Кроме тех, про которые я говорила по телефону — нет.
Он сам взял ее под руку. Долго молчал. Она опять рассмеялась.
— Что-то я не слышу больше вопросов. Ты же обещал просто засыпать меня ими. Я готовила длинную оправдательную речь. Хотя до сих пор толком не понимаю, в чем мне оправдываться. Если перед кем-то мне и нужно было бы это сделать, так это… перед твоей женой.
— Не думаю, — ответил он. — Нет, не нужно.
— Она изменила тебе?
— Она ушла от меня. После того, как я застал ее с другим.
— Честно поступила, — тихо сказала она.
Поверхность пруда казалась непроницаемой и почти безжизненной. Только несколько растрепанных уток копошилось в тине возле берега. Казалось невероятным, что в этой жидкой, холодной грязи можно было найти что-то съедобное.
Аня принялась кормить уток, кроша в воду печенье. Но утки, восприняв ее действия как враждебные, как по команде снялись и острым углом поплыли к противоположному берегу.
— Мы мало знаем друг о друге, — заговорил профессор, — я думаю, будет время, когда мы начнем понимать друг друга с полуслова.
Аня задумчиво смотрела вслед удалившимся уткам.
— Ты правда хочешь, чтобы мы больше узнали друг друга?
— А ты разве нет?
Она приподнялась на цыпочки и прижалась щекой к его щеке.
— Все-таки здесь неуютно, — заявила она. — Как было бы здорово поговорить про все это в тепле, у камина. Или при свечах, как в мастерской у Савелия. Выпить глинтвейна.