В дверях детской он приласкал ей щеку холодной тыльной стороной пальцев; но это не сняло одолевающую ее лихорадку. Легкое прикосновение пальцев, прикосновение взглядом — больше ничего и не требовалось с его стороны, чтобы возбудить ее, чтобы бешено ускорить бег крови в жилах.
Она глядела на спящего ребенка.
— Теперь это не так безопасно, как раньше.
— Знаю.
Мелисса повернулась и вышла в коридор.
Он проследовал за ней, тихо говоря:
— Графиня сегодня разделяет спальню с его сиятельством.
Мелиссу это не удивило. Она видела их за обедом. Их увлеченность друг другом была дополнительным поводом уделять Авроре еще больше внимания. Мелисса читала ребенку вслух лишние полчаса, частью для того, чтобы ее успокоить, частью для того, чтобы отдалить неизбежную встречу с Рейли.
Она остановилась у двери своей комнаты. Не пускать его было бы смешно. У него есть ключ.
— Чего ты хочешь?
Рейли велел дать ответ своему телу. Он подошел совсем близко и прижал ее спиной к стене. Его губы дразнили ее губы, легко пробегали по ее лицу, начиная ото лба и кончая ресницами и подбородком.
— Ты теплая.
— Виновато вино за обедом.
Он прижал ее чуть сильнее, глядя прямо в глаза.
Она не могла оторвать от него взгляда, так же, как не могла не сказать полузадушенным шепотом:
— Ты целуешь меня и доводишь меня до оргазма. Почему ты не хочешь меня любить?
— Я мог бы спросить то же самое у тебя.
— Ты отказываешься заниматься со мной любовью.
— Это было давно.
— Ты понимаешь, о чем я говорю.
— А я могу спать с тобой?
— При условии, что ты уйдешь, как только Аврора проснется.
— А могу я спать с тобой остальное время?
— Ты же знаешь, что это невозможно. Хелена…
— И Реджи. Они влюблены друг в друга.
— Это может кончиться завтра.
— Или будет продолжаться вечно. Какое это имеет отношение к нам?
— Самое прямое. Если Хелена уедет, то я буду вынуждена уехать.
— Я хочу тебя здесь. И здесь.
Он не слушал ее. А прикасался дурманящим поцелуем к нежной коже шеи. Развязав ей пояс халата, он полез внутрь. Он ласкал ее тело сквозь ночную рубашку, которую Аврора привезла ей из Лондона. Рубашка была фланелевой, добродетельной и скромной, как у школьницы. А он обращался с нею, точно это было тончайшее шелковое белье.
— Я люблю тебя.
Предвкушение делало сопротивление невозможным. Он дотрагивался до нее, а она таяла, и тело ее заранее охватывала дрожь.
— Так люби же меня!
Он простонал и отворил дверь ее спальни, куда они оба ввалились. Ноги их сплелись. Рейли приподнял подол ее ночной рубашки и стал щекотать им ее колени, зажав кусок ткани в кулаке.
— Я буду любить тебя самым лучшим из известных мне способов.
— Не останавливайся.
— Я никогда не останавливаюсь. Разве ты мне не веришь?
Она не могла не понять, что делают с нею его руки, как ради него оживает все ее тело, готовое, теплое и влажное. Он тронул ее большим пальцем; ее словно током ударило.
— Ты веришь в то, что я тебя люблю? — Он опять до нее дотронулся. И опять.
— Да. Пожалуйста. — Колени у нее чуть не подкосились, а она, чтобы удержаться, впилась ногтями в его бицепсы.
Он опустился на одно колено, целуя ее до тех пор, пока она не задрожала и не выгнулась.
— Скажи, что любишь меня.
Она не в состоянии была это сделать — не более, чем остановить захлестывающий ее натиск желания, подгоняющий ее быстрее и дальше. Напряженная, все в себя вбирающая, она полностью отдалась чувству. Слова его сливались в невнятный шум. Комната плыла. Дрожь в последний раз сотрясла все ее тело, и она свалилась ему в объятия.
Он протянул руку, чтобы откинуть ей мокрые волосы со лба, и стал шептать ее имя, пока она не пришла в себя. Она запустила руку ему в волосы, откидывая его голову назад с внезапно охватившей ее яростью. Не говоря ни слова, она стала его целовать, широко раскрыв рот и бесстыдно танцуя танго собственным языком вместе с его языком. Смяв ночную рубашку, она прильнула к нему.
— Люби меня, — прошептала Мелисса.
Она ощутила, как он изо всех сил старается взять себя в руки: жесткая поза, едва сковываемая сила. Она искушала самого дьявола, развязывая то, с чем он явно не сможет совладать.
— Люби меня! — на одном дыхании прошептала она. — Я хочу тебя!
— А ты моя? — Он обхватил ее лицо ладонями, когда она настойчиво стала сводить его с ума прикосновениями губ. — Поцелуи не ответ. Говори.
Он готов был сломаться. Она могла взять его прямо тут, заставить его заниматься с ней любовью.
— Оставайся на ночь.
— Останусь. Но при одном условии.
— Настоящая любовь не знает условий.
Он тихо выругался.
— Любовь — это или обязательство, или ничего.
Она положила ладонь ему на шею.
— Разве это ничего?
— Между нами должен быть не только секс. Я люблю тебя.
Она начинала ненавидеть эти слова вместе с заключенными в них обязательствами. По ней пробежал холодок. Она откинулась назад.
— Если не будешь заниматься со мной любовью, уходи.
Продолжая забирать складки ночной рубашки, он вновь поставил ее на место, все выше и выше подворачивая ее белье.
Она слегка ударила его по руке, чтобы он ее отпустил, и прошлепала к кровати.
— Спокойной ночи, приятных снов, — проговорил он.
— Убирайся ко всем чертям!
Он рассмеялся, открывая дверь.
— Да, женщина мне попалась непростая!
Она бросила ему в голову подушку. Он поймал ее одной рукой. Аккуратно взбив, опустил подушку в старинное кресло.
— До свидания, мисс.
Вторая подушка со стуком ударилась об уже закрытую дверь.
— И держись от меня подальше!
Остаток недели Мелисса провела в детской, обучая Аврору воспроизведению облика Тутанхамона акварелью и давая краткие уроки истории Египта. Мелиссе удавалось все, не удавалось только выбросить из головы Рейли.
Все это выглядело унизительно: мужчина клялся ей в любви, но ограничивал себя одними лишь ласками, пусть даже весьма интимного свойства.
Почему она не может быть счастлива без затей? Они хорошо относились друг к другу и хорошо подходили друг другу. Он был нежным, страстным, щедрым. Он всегда ставил ее желания на первое место. Вот что доводило ее до исступления. Несмотря на изощреннейшие вещи, которые он совершал с нею, он продолжал сдерживаться, давая ей все и не беря ничего взамен.
Он называл это любовью. Она называла это прелюдией. Занимавшей дни и ночи. Неудивительно, что она чувствовала себя перевозбужденной, измотанной и опустошенной.
— С пп-релюдией, — объявила Аврора.
О, Господи, она уже начала думать вслух!
— Что ты сказала, милая?
— На обед мы ели бифштекс. Перед пьесой. Пьеса была чудесная. С прелюдией. Ты знаешь из нее песни? Все билеты были проданы, но Рейли достал нам билеты. Реджи говорит, что Рейли может сделать все.
Мелисса грустно усмехнулась. Рейли может сделать все и делает все — только не занимается с нею любовью.
Аврора внимательно изучала няню, положив ладошку Мелиссе на лоб.
— Ты выглядишь бледной, моя дорогая. Ты хорошо спала?
Мелисса рассмеялась, услышав, как Аврора великолепно воспроизводит свою мать. Она взрослела так быстро!
— Несколько вечеров я поздно поднималась наверх, чтобы лечь спать.
Наверх. И вниз. Шиворот-навыворот. Когда она не была с Рейли, то завязывала себя узлами, пытаясь решить, что с ним делать.
— А ты рисовала? — спросила Аврора, меняя тему быстрее, чем летом меняется освещение.
Дорисовалась до того, что загнала себя в угол. Она любит его. Просто не верит, что это надолго. И — пусть катится ко всем чертям ее сердечная дурость — ей это начинало становиться безразлично. Пока они могли вместе проводить дни и ночи, пока они могли копить воспоминания, подобные тем, которые и по сей миг хранятся в ее душе… Остается надеяться, что их хватит на ожидающие ее в будущем тяжелые времена.
Она попросила Аврору принести папку с рисунками, а затем показала ей сделанные для нее работы. Изображение коттеджа привело девочку в восторг как Мелисса и предполагала.
— Вам он тоже очень понравился, — заявила Аврора. — Я же вижу, как вы смотрите на этот рисунок.
— Он очень многое для меня значит, куколка.
— А вы бы хотели там жить?
Если бы она только могла там жить! Но дом и по-настоящему любящий ее мужчина были для нее чем-то недостижимым.
Возможно, все и так уже движется к концу. Последние три ночи Рейли к ней в комнату не приходил. Она не обманывала себя мыслью о том, что он и впрямь послушался ее требования держаться подальше Он предлагал встретиться в коттедже и просил ее днем убежать на часок. Она же этого не делала. Мелисса бросила взгляд на часы. Вероятно, сейчас он как раз там ее дожидается.
