— Нет. — Мальчик качает головой. — Я не изменюсь.
— Время лечит все. Честно, сынок.
— Нет. — Ему время не поможет. Он никогда не заведет себе другое животное. Ведь смерть любимого существа причиняет такую мучительную боль…
— Никогда!
— Что? — Хоуп смерила его странным взглядом.
Он поклялся никогда не заводить домашних животных. Сомневаться в этом не приходилось, хотя помнил он очень мало. Даже сейчас Клейтон ощущал пронзительную боль. Хоуп следила за ним, тревожно закусив губу. С таким видом, словно что-то скрывала.
— Хьюи, Дьюи и Льюи — наши кошки? — спросил он для проверки.
— Гмм… да.
Черт побери, она запнулась. Это могло значить только одно. Она лгала.
Хоуп заявила, что эти чертовы твари принадлежат им, однако Клейтон был убежден в обратном. Не знал почему, но был абсолютно уверен в этом.
Подавленный скорбью мальчик, стоявший на коленях у свежей могилы, ни за что не завел бы себе нового любимца, даже много лет спустя. Хоуп обманула его. Это потрясло Клейтона до глубины души.
— Ты уверена? — снова спросил он, давая Хоуп возможность объясниться. Очень хотелось, чтобы она это сделала.
Хоуп не ответила. Клей поднял ее подбородок и посмотрел в глаза.
— Хоуп…
— Да, уверена.
— Интересно. — У него заломило в висках.
— Почему?
— Я только что вспомнил, что у меня никогда не было кошек, — резко сказал Слейтер, пристально глядя на нее.
Хоуп вспыхнула и промолчала.
— Я что, ошибся? — негромко спросил Клей.
— Ладно. — Она сложила руки на груди. — Раз ты так настаиваешь… Это мои кошки. Если ты что-то имеешь против них, просто не обращай внимания. Я должна вернуться на рабочее место. — Ее голос смягчился. — Клей, тебе нужно отдохнуть.
Но Слейтер не успокоился. Ему захотелось вывести ее из себя.
— Я устал отдыхать.
Она улыбнулась его капризному тону и покровительственно похлопала по плечу. Эта капля переполнила чашу терпения Клейтона.
— Я начинаю вспоминать, — злобно сказал он. — И эти проклятые картинки сводят меня с ума!
Она остановилась как вкопанная.
— Ты вспомнил что-то еще?
Перед Клейтоном стояла чужая женщина, и это путало его. Черт возьми, он хотел верить ей. Хотел какой-то устойчивости в этом безумном мире. Но можно ли было по-настоящему доверять ей, твердо зная, что она что-то скрывает?
— Клей…
Внезапно вспомнив ночь, когда она спасла его, Слейтер лишился дара речи. Он лежал в грязи, следил за дождем и то и дело терял сознание. Она пришла, как ангел в ночи, и смотрела на него потрясенным, взволнованным взглядом. Взглядом, в котором не было узнавания.
Он был ее любовником и, кажется, отцом ее ребенка. Почему же она не обняла его и не заплакала, увидев, что с ним сделали?
Потому что тогда это была бы не Хоуп, напомнил себе Слейтер. Она была спокойна, хладнокровна и полностью владела собой. Идеальный доктор. Только глаза выдавали ее страх и любопытство.
А позже — руки… Клейтон с трудом вспоминал, как она уговаривала его, упрашивала, а под конец просто заставляла подняться на крыльцо, потому что ей не хватало сил тащить его. А потом раздевала его. Вроде бы это для нее дело привычное… Но почему так дрожали ее руки?
Слейтер закрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-нибудь еще. Но ничего не вышло. Клейтон тяжело вздохнул, хотя ему хотелось рвать и метать.
Хоуп снова повторила его имя.
— Ничего я больше не вспомнил, — бросил он и отвернулся.
Когда через минуту Клейтон снова повернул голову, ее уже не было.
Он обругал комнату, в которой находился. Молли вопросительно подняла голову — он обругал и собаку. Дождь усиливался, в пустом доме гулко разносилось эхо от падения капель. Под горячую руку он обругал заодно и дождь, затем уставился на Фрика и Фрака и пообещал:
— Еще одно слово, и я скормлю вас Хьюи, Дьюи и Льюи!
Славу богу, у них хватило ума промолчать.
Затем Клейтон начал беспокойно слоняться по комнатам и в конце концов оказался в кабинете Хоуп.
На письменном столе стоял компьютер. Он манил Слейтера. Как зачарованный подошел он к столу и опустился в кресло.
Пальцы сами собой легли на клавиатуру. Не успев опомниться, он преодолел защиту и вошел в систему.
— Ух ты, — прошептал пораженный Клейтон. — Ай да я…
И тут же в его мозгу вспыхнула новая картина…
Он сидел за другим письменным столом, своим собственным. Комната была маленькая, чистая, но неприбранная. На полу валялись горы папок и руководств. Перед ним светились экраны двух компьютеров.
Звонил телефон, но он не обращал на него внимания, потому что страшно торопился.
Пальцы с бешеной скоростью бегали по клавишам. Спешка заставляла его метаться от одной клавиатуры к другой. Нужно было срочно, очень срочно, привести в порядок систему защиты данных…
Рядом гавкнула Молли, и Клейтон чуть не упал с кресла.
Что именно он вспомнил? Почему он так спешил и с чьей системой защиты возился? Своей? Или кого-то другого?
Не того ли, кто пытался его убить и был чертовски близок к цели?
Слейтер сидел и решал нелегкую задачу, пытаясь отделить реальность от вымысла. Пальцы продолжали рассеянно двигаться по клавиатуре. Прежде чем он успел осознать это, на экране появились счета Хоуп.
Изумленный Клейтон поднял глаза… и понял, почему у Хоуп нет денег. Похоже, рассчитывались с ней редко. За последнюю неделю Хоуп получила только тридцать долларов. В основном пациенты рассчитывались натурой или долговыми расписками.
Это объясняло многое. Например, почему у нее такой старый компьютер. Она не могла позволить себе новый. Что ж, по крайней мере у нее был модем и возможность через ”Интернет” связываться с ведущими медицинскими службами. Ее программное обеспечение нуждалось в обновлении, а дом — в срочном ремонте. Он выглядел так, словно мог рухнуть от дуновения ветра. Все до последнего цента она вкладывала в новейшее медицинское оборудование клиники.
Хоуп относилась к своей работе очень серьезно. Даже тогда, когда сталкивалась с непреодолимыми проблемами. Отец отказывался помочь ей. Пациенты не платили. Трент делал все, чтобы навредить ей. Хоуп держала клинику, потому что любила ее. Потому что видела смысл жизни в помощи другим. Поразительно самоотверженная женщина… У Клейтона защипало в носу. Его Хоуп никогда не перестанет бороться за то, во что верит.
Снова защелкали клавиши, и он, не веря своим глазам, увидел последние данные: в тот день с ней расплатились мешком брюквы. Клейтон не выдержал и громко расхохотался. Брюква!
Он любил эту женщину. И хотел, чтобы она, именно она, делила с ним жизнь… какой бы эта жизнь ни была.
Клейтон рассеянно подивился тому, с какой легкостью он проник в чужой компьютер. Видно, у него был талант.
Эта картина из прошлого должна была бы взволновать Слейтера, но перед его глазами стояло лишь испуганное лицо Хоуп, понявшей, что к нему начинает возвращаться память.
Чего ты испугалась, Хоуп? Что ты скрываешь? — думал он. И почему мне это безразлично? Почему я все равно люблю тебя?
Клейтон ждал, когда Хоуп сделает перерыв для ленча. Впрочем, сегодня времени для перерыва было хоть отбавляй. На прием пришли лишь два пациента.
Хоуп пришла в кухню, держа в руках три бутылки местного легкого вина. Клей уже сидел у стола. Молли дежурила неподалеку.
— Ох! — воскликнула она и резко остановилась. Бутылки дружно звякнули. Широко расставленные глаза с опаской встретили его взгляд и тут же метнулись в сторону.
— Я тебя не заметила.
Черт возьми! Он начинает вспоминать все больше и больше, а я понятия не имею, что с этим делать.
— Поразительно, как тихо в кухне без кошек и птиц.
Хоуп вспыхнула.
— Я думаю, они во дворе.
— Решила начать пить?
— Что? — Она посмотрела на бутылки. — Ах да… Нет.
— Значит, меняешь профессию? — с насмешкой спросил он.
Ее губы тронула смущенная улыбка.
— Конечно нет. Я просто…
— Что ”просто”? — негромко спросил Клейтон. — Просто приняла их в уплату вместо денег? Хотя и не пьешь? Хотя тебе нужны наличные?
Кровь бросилась ей в лицо. Клейтон едва не застонал, но вовремя взял себя в руки.
— Сегодня утром я поиграл с твоим компьютером.
— Что?
Мысленно выругав себя за нетерпеливость, он встал, взял у Хоуп бутылки и поставил их на буфет. Затем приподнял ее подбородок, заглянул в тревожные глаза и лишь тогда заговорил снова:
— Ты хуже слышишь, когда нервничаешь.
Веки Хоуп опустились, она холодно отстранилась.
— Это мне уже говорили. Я знаю, что у меня отвратительный голос и что он становится еще отвратительнее, когда я волнуюсь. Так что можешь не трудиться, напоминая мне об этом.
