— Это хорошо, что они приедут! — обрадовалась Смирнова.
— Может быть, и хорошо… но не совсем, — как бы про себя, сказала Юлия.
— А почему ты так думаешь? — спросила, вкалывая очередную булавку в подол платья, Марианна Васильевна.
— Это долгий разговор… Хотя, если вкратце… Они едут, чтобы забрать меня на работу в Москву. К себе, понимаете?
— Да чего уж тут не понять! — спокойно произнесла Марианна Васильевна. — И что ты будешь делать?
— Я хотела посоветоваться с вами. Что мне делать? Как поступить?
— Поступай так, Юленька, как тебе нужно.
Юля удивленно посмотрела на мастерицу в зеркало.
— Да, да, как тебе нужно, — подтвердила Смирнова, увидев в зеркале вытянутое лицо Метлицкой. — Я ведь тебя очень хорошо понимаю, поверь мне. Видишь ли, я не смогу дать тебе столько, сколько Громадские. У них другие возможности, огромные связи с миром. Какой-то Ефремов, проживающий во Франции, поставляет им свои эскизы. У них Германия… Да что там говорить! Я могу сказать о себе, что мастер я приличный. Ко мне идут, меня знают, но мне уже поздно замахиваться на большее. Итальянцы когда-то были без ума от моих льняных трикотажных моделей. Не было такой газеты в Италии, которая не упомянула бы о нашем показе. Поступили предложения с итальянской стороны… Но наши руководители так и не отозвались на них. Не уколола?
— Нет, нет.
— Понимаешь, дорогая, художник не должен творить в замкнутом пространстве. Ему нужно признание, известность. А я… Уйду через пяток лет на пенсию, буду шить на своих любимых клиентов. Вот и все.
Юлия слушала Марианну Васильевну внимательно. Ей очень симпатична была эта общительная, талантливая, добрая женщина. Метлицкой хотелось сделать ей что-нибудь приятное.
— Марианна Васильевна, я вас очень люблю… Вы для меня, как мать… Я могу и не уезжать в Москву, если вы этого хотите.
— Нет, Юлия. Не смей даже думать об этом! Мне очень жаль с тобой расставаться, но именно потому, что я тебя люблю, ценю, — возражать не буду. Держать тебя здесь не имею права. Это было бы несправедливо…
— Я вам очень признательна, милая Марианнушка!
Юлия светилась от счастья.
— А вообще-то мы торопим события. Завтра, как приедут москвичи, мы вместе все выясним. Вдруг то, что они предложат, не подойдет нам? Тогда мы продолжаем наше сотрудничество. Но если быть честной до конца, мне хочется уехать из этого города. После смерти Юры я не хочу возвращаться в квартиру. Я не люблю свой дом…
Вечером этого же дня Юлия впервые за последние семь дней была дома одна. Ей хотелось, чтобы кто-то пришел, посидел, поговорил с ней. Одиночество она переносила мучительно. Но звонков, как назло, не было. Казалось, все сразу забыли о ней. Только в половине девятого затрещал телефон. Кто бы это мог быть?
— Алло, слушаю вас!
— Юль, добрый вечер!
Это был Геннадий, бармен из гостиницы. Она безошибочно узнала его голос.
— Слушаю тебя, Гена. Чем обязана?
— Не говори только «нет», а сначала выслушай меня.
— Говори, говори… Я выслушаю.
— Буквально через пять минут за тобой заедет мой друг Сашка. Приезжай ко мне, я хочу с тобой поговорить…
— О чем?
— Да так, ни о чем… О жизни… Мне кое-что известно.
— Откуда твой Сашка знает, где я живу?
— Он когда-то, совсем недавно, привозил домой Юрия.
Холодная волна прокатилась по телу Юлии. Но она решила не отказываться.
— Ладно, пусть подождет… Я не совсем готова. Хотя, если честно, мне не очень хочется выходить из дома, ты меня должен понять.
— Понимаю, но приезжай… Я тебя жду.
— А какая машина у твоего друга?
— Темно-синяя, красивая, номерной знак КС 1396.
— Хорошо, скоро буду.
Юлия еще при жизни Юры знала, что у Гены с мужем были какие-то общие дела. Но вот какие? Она сделала легкий макияж, одела закрытое, облегающее фигуру черное платье из тонкого трикотажа, расчесала волосы. Внимательно посмотрела на себя в зеркало. Темные круги красовались под глазами. Но тонировать лицо она не стала. Взяв в руки сумочку, выглянула с балкона вниз и увидела синюю машину.
Не успела она подойти к авто, как Саша, молодой, белокурый, с белозубой улыбкой человек, распахнул перед ней дверцу.
— Садитесь, Юлия. Здравствуйте, вы прекрасно выглядите.
— Вы всем это говорите, Саша? — она попробовала улыбнуться.
— Нет, только вам. Поехали!
Саша проводил Юлию в бар, где ее любезно встретил Геннадий и усадил за стойку у стенки.
— Садись, здесь тебе будет удобно.
— Спасибо, Гена. Давай, рассказывай!
— Ну, зачем ты так сразу? Выпьешь коктейль?
— Нет, только шампанского, если можно.
— Можно, можно.
Саша откупорил бутылку красного шампанского.
— Или любишь белое?
— Нет, я люблю больше красное.
— Значит, угадал. Хочешь со льдом?
Юлия потягивала шампанское через соломинку, курила длинную черную сигарету. Гена обслужил двух девушек, которые, получив свои порции коктейля, устроились за столиком в противоположном от Юлии углу. Гена налил себе коньяк в маленькую мензурку, которой отмерял порции для коктейлей. Поднес ее к Юлиному стакану и легонько чокнулся.
— Выпьем за тебя.
— Спасибо, Гена. Только давай без предисловий. Ты ведь не зря меня сюда позвал. Выкладывай, сколько тебе остался должен Юрий. Только учти, денег у меня сейчас нет.
Геннадий внимательно рассматривал красивое лицо Юлии, ее роскошные волосы, зеленые глаза, в которых явно была видна усталость от недавно перенесенных страданий.
— Я не имею права предъявлять тебе счет. Но я хочу, чтобы ты все знала.
— Я все знаю.
— Нет, ты почти ничего не знаешь. Можно сказать, ничего не знаешь… Совсем.
Юлия решила не перебивать Геннадия, выслушать его молча. Он продолжал, затянувшись сигаретой.
— Дело в том, что я знаю причину трагической гибели твоего мужа. В первом часу ночи ко мне сюда прибежала дежурная по восьмому этажу… Это ужасно. А было все так… Дней за пять до случившегося Юрий принес мне долг — тысячу баксов.
Юлия поперхнулась дымом, ее элегантные брови взметнулись вверх, да так и остались там, увеличив и без того огромные глаза.
— Да-да, не удивляйся. Может, тебе это и неприятно, но я буду говорить честно. Он вернул мне только часть долга. Осталось за ним полторы… У меня даже есть его расписка. Но ты не волнуйся, тебя это не касается. Я добрый малый. Я перенесу этот удар. Так вот о главном. Почему, ты думаешь, Юра все время торчал в гостинице?
Юлия пожала плечами.
— Не знаешь? А я знаю. Он входил в четверку сильнейших карточных игроков бывшего Союза. Эти четыре человека собирались периодически в одном из номеров нашего отеля и играли всю ночь. Я не картежник, поэтому их страсти не разделяю. Те трое имели людей, «крутых» людей, которые — ставили на них сумасшедшие деньги. У Юрия такого человека не было. Но ему часто везло. Он выигрывал крупные суммы. Он был азартный человек, хотя с виду не скажешь. Извини, обслужу…
И Геннадий отошел, чтобы принять заказ. Юлия же сидела неподвижно. Туман застилал ее глаза, слегка закружилась голова…
Вернул ее к действительности голос Геннадия:
— Так вот, в эту ночь Юрию везло. Он выиграл крупную сумму. Но по законам игры… она длится около пяти часов… в общем, он прибежал ко мне счастливый и сказал буквально следующее: «Ну, все, старик, я отыграл свои долги. Попробую выйти навсегда». И попросил коктейль. Я попробовал возразить, просил не пить спиртного. Но он не послушался. Залпом осушив вот такой стакан, он умчался на восьмой этаж. Я, закончив смену, собирался уходить домой. Туда я не мог подняться. Встречи этой четверки держатся в строгой тайне.
— А дежурная на этаже?
— За хорошую плату молчать будет хоть сам король. Я еще несколько минут подсчитывал деньги, как вдруг прибежала дежурная. Увидев ее бледное лицо, я сразу понял — случилось что-то страшное. Теперь-то я знаю, что в следующем круге игры Юра лишился того, что выиграл раньше. Я тебя прошу, никому об этом не говори… Кстати, к тебе еще не приходил следователь?
— Нет, а зачем ему приходить?
— Так нужно по закону. Это же самоубийство. А у него всегда есть причина. Пока они допрашивают дежурных работников ресторана… Меня. Но я не сказал ни слова о том, что Юрий был по уши в долгах. Да и деньги-то не мои, а одного «крутого». Теперь получается, что я в долгах. Но я отдам все… у меня есть кое-какие сбережения. Я повторяю, к тебе у меня претензий нет. Но дай мне слово: если когда-нибудь ты разбогатеешь, верни хоть часть. А то обидно как-то… Понимаешь?
— Понимаю, — обреченно выдавила из себя Юлия. — Сколько он остался тебе должен?
— Я тебе уже говорил — полторы тысячи. Я отдам, потому что боюсь, чтобы не обложили процентом.
— Гена, скажи, откуда… Где он взял тысячу, которую тебе отдал?
