— Что же пошатнуло вашу веру?
— А не было ее никогда. Я ведь к тому все это рассказываю, что за двадцать лет работы в клинике я каждый сантиметр человеческого тела вдоль и поперек изрезал. И нигде ничего подобного тому, что вы называете бессмертной душой, не нашел. Не могу понять. Все увязывается — мозг, сердце, нервы, рождение, смерть…
— Материя, и ничего кроме материи?
— Да, приблизительно так.
— Ну что ж, — оживился Алексей Борисович. — Попробую вам доказать, что в мире нашем кроме материи могут существовать и другие реальные вещи. Заметьте, дорогой мой господин Маркеев, что сама по себе материя просто не способна к самоорганизации. Более того, многие объективные законы говорят нам о том, что материя стремится к беспорядку и хаосу. И если бы в мире не существовало некоего уравновешивающего и упорядочивающего начала, то за очень короткий срок планета наша, согласно тем же физическим законам, пришла бы к полнейшему развалу. Что вы на это скажете?
— Возражу вам, господин Борин. Одни формы материи могут и способны диктовать определенный порядок другим формам. Хотите пример? Гены! Гены организуют живую материю вполне определенным образом, не позволяя ей принимать никакую другую форму.
— Вы правы. Но гены — уже сами по себе высокоорганизованная форма материи. Могли ли они сами организоваться и сформироваться таким образом? Могли ли они сами создать заложенную в них информацию или откуда-то получили ее?
Лоб ветеринара сморщился в гармошку:
— Это еще ни о чем не говорит, — подумав немного, сказал он. — Наверное, разум человеческий пока не способен понять и познать это. Однако наука не стоит на месте и…
— Очень хорошо, что вы заговорили о разуме. Материя не обладает сама по себе возможностью самоорганизации. Для того чтобы привнести в наш материальный мир элементарный порядок, нужен разум. Ведь когда вы видите, например, сверхсложный компьютер или, скажем, медицинский прибор, вы же не предполагаете, что он возник сам по себе, в результате случайных процессов? Вселенная же организована гораздо сложнее любого архисложного компьютера! Кто спроектировал и запрограммировал ее? Кто ее создал? И если Вселенная не могла создаться сама по себе, то ее могло создать нечто нематериальное, обладающее интеллектом, превосходящим любой внутри нее существующий! Конечно, можно верить в существование Бога или сомневаться в этом, но никогда нельзя доказать обратное. Теория атеизма есть полнейший абсурд!.. Вам не скучно все это слушать?
— Нет. Но все это очень сложно. Мой мозг сейчас не способен все это переварить. Извините.
— Ничего. Однако на досуге задумайтесь над этим. И заходите как-нибудь ко мне. Я вам многое могу рассказать. И может, Бог даст, это облегчит вашу жизнь. Ведь многим облегчает…
— Что это? — засыпавший было Маркеев насторожился, вскочил и отдернул штору.
За окном было темно.
— Что вас беспокоит? — удивленно спросил писатель.
— Как-то тихо стало.
Алексей Борисович прислушался. Действительно, едва слышный ранее шум работающих двигателей теперь стих, и поезд шел в полной тишине, лишь изредка постукивая на стыках рельсов. Несколько минут оба пассажира молча смотрели в окно, пока наконец в сумерках не начали различаться стволы растущих вдоль железной дороги деревьев.
— Тормозим, — произнес Алексей Борисович. — Разве какие-нибудь остановки предусмотрены?
— Что вы! Какие остановки?.. — дрогнувшим голосом ответил Маркеев. — Что-то случилось!
Поезд медленно сбавлял ход. Алексей Борисович открыл окно и высунул голову. Ехали через лес. Впереди, из светящегося окна кабины локомотива торчала наголо остриженная голова помощника машиниста, долговязого парня семнадцати лет.
— Что случилось? — крикнул Алексей Борисович.
— Тока нет! Электричества! — прозвучал ответ.
— Ток отключили, — повторил Алексей Борисович Маркееву. — Очевидно, какая-нибудь авария на подстанции.
— А почему горят лампы?
— Очевидно, от аккумуляторов.
Поезд остановился, на секунду или две замер в неподвижности, затем прокатился назад метров пятьдесят, видимо, с горы и встал окончательно. Несколько мгновений прошло в полной тишине.
— Господи! Вот еще напасть! — нарушив молчание, Маркеев опустился в кресло, но разорвавший вдруг тишину отрывистый треск, очень знакомый по фильмам о войне и террористах, заставил его вздрогнуть:
— Стреляют, — тихо пролепетал он.
— Свет! — крикнул Алексей Борисович и тут же сам хлопнул по выключателю. В салоне воцарилась непроницаемая темнота. Снова повторился треск автоматной очереди. Еще и еще. Послышался звон разбитого стекла, впереди кто-то вскрикнул. Алексей Борисович услышал скрип открывшейся двери и голос санитара:
— Господа, на нас напали.
— Господи, что же будет? — заплакал Маркеев.
Подъехал автомобиль, и салон осветился светом зажженных фар. Алексей Борисович увидел дрожащие веки и губы ветеринара. Санитар куда-то исчез.
— Господа! — послышался за окном усиленный динамиком голос, показавшийся писателю знакомым. — Вы окружены! Ваш поезд обесточен, а машинист и помощник ранены и захвачены в плен! Вам дается десять минут, чтобы покинуть поезд! Если за это время наша просьба не будет выполнена и с вашей стороны прозвучит хоть один выстрел, все вы будете уничтожены! Время пошло!
Снова зазвучал автомат. Теперь стрелял кто-то из охраны поезда, и тут же в подтверждение слов ультиматума грянул оглушительный залп не менее чем из шести автоматных стволов. Фары подъехавшего автомобиля погасли. Было слышно, как кто-то громко стонал и кто-то бежал по вагону.
— Не делайте глупостей, господа! — повторил голос из динамика. — Уходите! Я даю вам еще один шанс!
— Господин Маркеев, — снова послышался тихий, испуганный голос санитара. — Мы отходим. Сопротивляться бесполезно. Двое полицейских ранены. Начальник охраны сбежал со своей любовницей.
— Что же это делается, господин Борин? — простонал Маркеев, вскочил и вслед за санитаром выбежал из салона. Алексей Борисович, схватив свой чемоданчик с рукописью, быстро последовал за ним.
В последнем вагоне уже никого не было. Сбежали полицейские и санитары. Дверь в торце была распахнута. На специальном столе в тусклом красно-зеленом свете лампочек медицинских приборов тихо посапывал жеребенок Самсон.
— Что же это, господин Борин? — обезумев от страха, повторил Маркеев.
— Бежать надо, господин ветеринар, вот что!
— Бежать? Как бежать?
— Очень просто, в лес. Как санитары с полицейскими.
— А он?
Маркеев указал глазами на жеребенка.
— Он-то, видать, им и нужен. Бежим, господин Маркеев. Нет у нас другого выхода. — Алексей Борисович ухватил ветеринара за рукав и потащил к двери.
— Нет! — Маркеев уцепился за угол стола и рванулся назад. — Не пойду! Без него не пойду!
— Убьют ведь.
— Не пойду!
Алексей Борисович сунул свой чемоданчик под мышку, обеими руками схватил ветеринара за плечи и силком потащил к выходу. Но тут же луч вспыхнувшего фонаря осветил вагон, грянула короткая автоматная очередь и крик «Ложись!», после чего Алексей Борисович и Маркеев рухнули на пол как подкошенные. Послышались грузные шаги, писатель увидел вошедшие в вагон две пары ног, обутых в огромнейших размеров облепленные грязью сапоги, и секундой позже третью пару, в элегантных, хотя и слегка забрызганных, лакированных ботинках.
— Быстрее! — скомандовал хозяин третьей пары.
Алексей Борисович резко поднял голову и, прежде чем одна из ног в сапогах с криком «Лежать!» поднялась в его сторону, успел разглядеть длинный подбородок Солтана.
— Осторожней перекладывай! — продолжал командовать чеченец. — Прибор отсоедини! Капельницу с собой!
Самсончик, вновь погруженный на носилки, тихонечко заржал. Двое здоровенных мужиков в сапогах понесли его к выходу. Увидев это, ветеринар Маркеев резко вскочил и с пронзительным визгом вцепился в спину одного из бандитов. Последний высвободил руку и с размаху ударил бедного ветеринара локтем в лицо. Тот отлетел, в падении ударился затылком о показывающий какую-то синусоиду осциллограф и, съехав на пол, затих.
— Встань, писатель, — тихо сказал Солтан, когда исполнители вышли.
Алексей Борисович поднялся, отер ладонью испачканное грязью лицо.
— Ну ты даешь… — только и вымолвил он.
— Ты же любишь рассуждать в своих книгах о судьбе, о призвании… И знаешь, я согласен с тобой. Никуда человеку не деться ни от судьбы, ни от призвания. Вообще-то я должен убить тебя, писатель. Но я, конечно, не убью тебя.
— Жеребенок больной, — произнес Алексей Борисович.
— Не переживай, — улыбнулся Солтан. — Вылечим. Московский профессор приедет по вызову. — Чеченец взглянул на часы. — Пора мне. Прощай. Надеюсь, и эта встреча не последняя.
