— Кстати, как у тебя дела? — заботливо поинтересовалась Алексия. — Тебе уже легче?
Сидни пожала плечами, отхлебнула чай и только потом ответила:
— Я в порядке. Конечно, я скучаю по Дрю… но со мной все нормально.
— Я слышала, ты вчера немного распоясалась, — прищурилась Келли.
— От кого ты это слышала?
На лице Келли проступила досада на саму себя.
— М-м… э… вообще-то, от Дрю.
— Когда ты с ним разговаривала?
— Сегодня. У нас дома. Он пришел к Тоду.
Сидни отвела глаза.
— Понятно.
— Ты только что грубейшим образом нарушила правила, — сказала Рейвен, отогнув уголок листка, который дала ей Алексия. — Номер… неважно какой… не упоминать имя бывшего.
— Это правила 14 и 19, — подсказала Алексия. — Ты не должна упоминать имя бывшего парня своей подруги или рассказывать о том, что видела его.
— Она сама меня спросила! — попыталась оправдаться Келли. — Мне что, врать ей?
Рейвен и Алексия переглянулись.
— Хм… — протянула Алексия.
Рейвен пожала плечами.
— Голосую за внесение поправки, — сказала Келли.
Алексия достала из сумки тетрадь с Кодексом и открыла ее.
— Возможно, стоит внести поправку. Врать не хорошо. А если так? Правило 28: Не лги своей подруге насчет ее бывшего, даже если это влечет нарушение вышеозначенных правил. А?
— Неплохо, — одобрила Сидни.
— Отлично, — кивнула Келли.
— Ну вот, мне придется черкать в своем журнале, — просопела Рейвен, записывая на листочке новое правило. — А я так все красиво оформила.
— Да что с тобой сегодня такое? — спросила Сидни.
Рейвен скривилась.
— Просто устала. Я же сказала.
— Когда ты устаешь, ты становишься глупой, а не желчной.
Это точно, подумала про себя Алексия, но вслух говорить не стала.
Рейвен вздохнула и запрокинула голову — значит, она измотана морально.
— Меня просто… беспокоит… кое-что.
— Что именно? — продолжала выпытывать Сидни.
Рейвен покачала головой.
— Не хочу об этом говорить. Пока.
— Это парень, да? — Алексия понимающе приподняла бровь. Она прекрасно знала этот безумный взгляд, так Рейвен смотрела, когда думала о парне, который ей нравился. Но в этот раз, похоже, она боялась признаться в симпатии не только вслух, но даже самой себе. Может, именно поэтому она в таком дурном расположении духа?
Рейвен не ответила, а резко встала, отодвинув стул. Тот проскрипел по кафельному полу.
— Мне нужно в дамскую комнату, — сказала она и, не дожидаясь реакции подруг, выскочила из кухни.
— Как думаете, пойти за ней? — спросила Келли. — Может, не стоило припирать ее к стенке расспросами о парнях?
Сидни покачала головой.
— Надо дать ей остыть.
— Ясно, как божий день, что все дело в парне, — простонала Алексия. — Девчонки, вы не думаете, что она снова сошлась с Калебом?
— Будем надеяться, что нет, — отозвалась Сидни. — Калеб — болван стоеросовый, и Рейвен наконец-то это поняла. Наверняка тут замешан кто-то другой.
Алексия закрыла ручку колпачком и сунула ее за корешок блокнота.
— Может, ей испортило настроение новое правило о том, что нельзя заводить новые влюбленности?
— Может, только Рейвен была не в духе еще до того, как мы начали говорить о новых правилах, — резонно заметила Келли.
— Точно. — Сидни кивнула и снова взяла в руки кружку с чаем. — Я думаю, что она пытается бороться с этой влюбленностью, и из-за этого у нее портится настроение.
— Если дело действительно в этом, то такая борьба только пойдет ей на пользу, — сказала Алексия.
* * *
Новые правила? Рейвен зарычала от злости. Потом взяла салфетку и высморкалась. Она прекрасно справлялась с правилами, пока не появился Горас и не усложнил все до крайности. Рейвен знала, что нарушила правило 27 еще до того, как оно было придумано.
Бесполезно отрицать: она влюбилась в Гораса. И влюбилась по уши. Это, конечно, не значит, что она даст волю своим чувствам.
Нет.
Нет.
Нет.
Она не может. Она не станет этого делать.
Горас — друг, о каком только может мечтать девушка. И будет просто ужасно потерять такого друга. Это будет трагедия, потому что Рейвен не сможет больше дружить с ним, если — точнее, когда — они расстанутся. Каким бы добрым ни было его сердце, и каким бы всепрощающим ни был он сам, Горас не сможет выжить после Рейвен Разрушительницы и выйти из всего этого с улыбкой на лице.
Вот этим-то и было вызвано ее дурное настроение. Она не могла заполучить единственного парня, которого хотела. И от того влюбленность становилась еще сильнее. Вполне естественно желать то, что тебе недоступно, но Рейвен это превращало в суперстерву. Она вовсе не хотела выплескивать свое плохое настроение на подруг. Оно просто перло из нее. Рейвен знала, что они отнесутся к этому с пониманием, надо только уйти поскорее, пока гадкое настроение не завладело ею полностью.
Она вышла из ванной и вернулась на кухню. Подруги говорили о ней. Щеки Рейвен вспыхнули от смущения. Ей бы следовало все рассказать им, ведь для того и существуют подруги. Но почему-то не хотелось говорить об этом сейчас. Может, ей лучше пойти домой и повесить наконец шторы на окна? Развешивание штор прекрасно ее отвлечет.
— Эй! — Она опустила глаза. — Извините меня за то, что срывала на вас плохое настроение. Я лучше пойду, пока окончательно все не испортила.
— Рей, тебе не надо уходить, — сказала Алексия.
— Да, — кивнула Келли, — оставайся.
Рейвен покачала головой и взяла свою сумку.
— Мне нужно немного побыть одной, понимаете?
Келли поднялась и обняла ее.
— Если мы тебе понадобимся, позвони, ладно?
— Позвоню. Спасибо.
Правило 21: Находясь в обществе своего бывшего, ты всегда должна выглядеть превосходно.
В следующие выходные Келли позвонил Моррис из приюта для животных и попросил прийти на час раньше. Она согласилась, но этот сдвиг на час полностью выбивал ее из графика.
— Где моя паршивая одежда? — крикнула она, стоя у подножия лестницы в подвале.
— Я думал, у тебя вся одежда паршивая. — На верхней площадке появился Тод.
— Ха-ха, — пробормотала она, роясь в трех корзинах с чистым бельем. У мамы белье всегда было перестирано и разложено по местам. Но на этой неделе она помогала кому-то из друзей собирать детский душ, и поэтому не успела закончить со стиркой. У Келли до начала смены оставалось всего полчаса. Этого маловато, чтобы выстирать и высушить вещи. Паршивыми она называла их только потому, что надевала исключительно на работу в приюте. Это была пара джинсов и футболка — старые, но вполне модные.
— Что ты делаешь? — спросила Моника, спускаясь к ней по лестнице. Она все еще была в пижаме с надписью «Шалопай». Ее соломенно-светлые волосы были заплетены во французскую косичку.
— Ищу свою одежду.
Моника подошла к корзине с грязным бельем.
— Вот эту? — спросила она, вытащив джинсы в собачьей шерсти.
— Да. — Келли огорченно плюхнулась на пол. Она ведь уже заглядывала в ту корзину. Как же она их проглядела? Моника поднесла ей джинсы. — Спасибо. — Келли расправила их. Светлая собачья и черная кошачья шерсть, грязные отпечатки собачьих лап, на коленке какое-то пятно — скорее всего, собачий корм — засохло и стало твердым, как камень. Какая бы грязная работа ни ждала в приюте, эти джинсы надевать было нельзя.
Келли бегом поднялась наверх, в свою комнату и стала рыться в нижнем ящике шкафа. Там нашлись только старые дырявые шорты. Тогда Келли заглянула в другой ящик и откопала там старые штаны на завязках. Она носила их пару лет назад. Тогда она была намного полнее.
Взглянув на часы, Келли поняла, что на дальнейшие поиски времени нет. Она надела на себя штаны и затянула завязки. Потом напялила черную рубашку с надписью «N Sync», которую мама прикупила на распродаже. Надо сказать, мама ее ничего не понимала в модной одежде. Она думала, что рубашка Келли понравится, потому что ей нравилась эта группа. Ну прямо как в первом классе.
Ладно, на сегодня сойдет. Все равно Келли некого там очаровывать. Она изменила дни своей работы, и они с Уиллом больше не пересекались. Сегодня предполагалась спокойная, размеренная воскресная вахта.
* * *
От этих щенят — двадцати трех, по точным подсчетам — у Келли разболелась голова. Вот тебе и тихий, спокойный день в приюте. После нескольких недель упорных трудов службе контроля за животными удалось разобраться с пожилой четой, занимавшейся разведением щенков.
Теперь все двадцать три щенка были благополучно доставлены в приемную. Но предстояло еще очень много работы. Ветеринар по очереди осматривал каждого малыша. Потом их всех надо было искупать и накормить. А ведь еще оставались и другие собаки, требовавшие внимания.
