«Позвони».
Ник встала. Ее руки были в крови. Она пошла в кухню, остановилась перед раковиной, вымыла руки, вытерла их и сняла телефонную трубку.
«Девять один один».
Вместо этого она набрала номер Мартины. Заиграла струящаяся музыка, и Ник целую вечность слушала знакомое послание, пока не раздался гудок.
— Мартина. Это Ник. Пожалуйста, сними трубку.
Молчание.
— Мартина. Это Ник. Сейчас десять минут пятого. Пожалуйста, сними трубку…
Мартина могла сегодня пораньше уйти домой, а может, отключила звук в автоответчике; она поступала так, когда разговор с пациентом приобретал напряженный характер. «Кто-то сейчас, как и я, находится на грани нервного срыва», — подумала Ник.
— Мартина. Когда ты услышишь это… в любое время… пожалуйста, позвони мне. Неважно, во сколько это будет, даже среди ночи. Хорошо? В любое время.
Ник прервала связь, нажав пальцем на рычажок аппарата, и прижала трубку к груди. Пока она не вышла из квартиры и не позвонила в полицию, все оставалось по-прежнему. Ник вспомнила документальный фильм, который видела недавно по телевидению, — фильм о последних часах жизни человека, лежащего на смертном одре. Перед самой смертью он разговаривал по телефону, отчетливо осознавая, что вот-вот умрет. Ник убедилась в том, что люди могут так себя вести, то есть совершать нормальные поступки перед смертью. Она не могла не позвонить в полицию. Но не могла и позвонить, поскольку вся ее жизнь зависит от этого.
Ник набрала номер 911. Раздалось три гудка.
«Повесь трубку…»
Гудки следовали один за другим.
«Все равно ему не смогут помочь…»
Кто-то ответил:
— Пожалуйста, сообщите адрес, откуда вы звоните.
Ник молча сжимала трубку, потом проговорила:
— Тут… человек…
— Ваш адрес, пожалуйста.
Ник хотела ответить, но не могла. Шум в голове смешался с пульсирующей тишиной. Она сказала себе, что ни в чем не виновата.
— …Он сделал это сам…
Ник нуждалась в передышке, чтобы унять внутреннюю дрожь и осознать собственную невиновность; она повесила трубку, схватила пальто и сумку и вышла из квартиры. Заперла за собой дверь на два замка.
Когда Ник спустилась вниз, их охранник Фернандо уже вернулся с обеда. Возможно, Джеффри наблюдал за домом и проник в него незамеченным, воспользовавшись отлучкой охранника. А может, ему разрешил Фернандо подняться наверх. В суматохе мыслей, вихрем проносившихся в голове Ник, все настойчивее звучали слова «свидетель» и «алиби». Она решила выяснить, что известно Фернандо. Ник попыталась заговорить, но не смогла произнести ни слова. Она покашляла, чтобы прочистить горло.
— Кто-нибудь заходил ко мне, Фернандо?
— Нет, мисс Столлингс. По крайней мере, при мне. Вы кого-нибудь ждете?
— Ах, нет. Просто… я подумала, не приносили ли мне сценарий. Обещали доставить его в понедельник.
— Буду иметь в виду, мисс Столлингс. Желаю вам приятно провести вечер.
«В моей квартире мертвец».
— Спасибо, Фернандо.
Охранник казался более любезным и внимательным, чем обычно. По-видимому, деньги Фрэнки расположили его в пользу Ник. Выходя на улицу, Ник думала о такси и пыталась сообразить, какой адрес дать шоферу. Везение не покинуло Ник: такси подъехало немедленно. Машина остановилась, и Ник села на заднее сиденье. От шофера, усталого и сердитого, исходил какой-то специфический, неприятный запах, проникавший сквозь пластиковую перегородку, отделявшую передние сиденья от задних. Ник с трудом подавила желание тут же выйти из машины.
— Тридцатый на Бикман-Плейс, — проговорила она, приняв спонтанное решение ехать к родителям.
«Пускай позаботятся о своей дочурке».
Такси остановилось на красный свет, и Ник увидела у перекрестка телефонную будку. Она решила удостовериться, что родители дома.
— Вы не постоите возле телефона-автомата? Это займет всего одну минуту. Мне нужно позвонить. — Ник не хотелось сейчас оказаться в пустой квартире.
— Вам надо позвонить? — удивленно переспросил ее водитель.
— Да. Извините. Я быстро.
— Я не могу ждать. Нет, нет. — Шофер явно рассматривал подобное поведение пассажирки как страшный грех. Ник знала по горькому опыту, что боссы, заправлявшие в Нью-Йорке парком такси, внушили водителям всего одну мысль: они должны наворачивать километры. И никогда, никогда не должны ждать. Еще один показатель падения качества жизни в городе.
В нормальном состоянии Ник стала бы с ним спорить, но сейчас она просто вышла из машины, оставив дверцу открытой, чтобы шофер не смог поехать дальше. Она заметила мужчину, который шел к тому же телефону-автомату, и ускорила шаг, чтобы его опередить. Мужчина не рассматривал ее как потенциального соперника; поэтому, когда Ник первая схватила трубку, он остановился, как громом пораженный.
— Черт побери! — Мужчина придвинулся к Ник почти вплотную, давая ей понять, что за ней образовалась очередь.
Ник набрала номер родителей, повернулась лицом к мужчине и странным голосом пропела музыкальную заставку из телепередачи «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Мужчина попятился назад.
— Мама? Есть кто-нибудь дома? Это Ник. Снимите трубку. Алло, алло. Алло, алло, алло, алло! Вы что, ушли в кино? — Родители нередко ходили в кино по субботам. — Ладно. Ничего. Ничего. — Ник невольно засмеялась. — Господи, папа, ты должен прочесть инструкцию по пользованию автоответчиком. Ты вернулся с работы? Тогда почему не звучит послание? Я даже не знаю, записывает сейчас аппарат мой голос или нет. Ладно. Позвоню попозже.
Ник вернулась в машину, захлопнула — дверцу. Только после того, как они проехали несколько кварталов, Ник осознала, что ей нечего делать на Бикман-Плейс.
— Подождите секунду. Остановитесь, — приказала Ник. — У меня изменились планы.
Шофер посмотрел на нее в зеркало заднего обзора и нажал на тормоза.
— Так куда мы едем? — раздраженно спросил он.
— Минутку, минутку.
— Куда мы едем, леди? — шофер повысил голос.
Ник надавила на виски, пытаясь припомнить адрес.
— Я не знаю. Дайте подумать.
— Вы не знаете? Тогда, пожалуйста, вылезайте. Пожалуйста. — Водитель указал на дверь, видимо полагая, что ведет себя крайне вежливо и галантно.
— Секундочку, секундочку, — проговорила Ник, пытаясь восстановить в памяти карту города.
— Нет. Нет, леди. Пожалуйста, выходите. Возьмите другое такси. Благодарю вас. Благодарю вас…
Ник зарычала. Звук раздался откуда-то изнутри, из неведомого ей самой места. Если бы она часто практиковала подобный рык, это наверняка повредило бы ее голосовым связкам.
— Заткни свой грязный рот! Я думаю. А ты заткнись. Заткнись!
Ошеломленный шофер молчал.
— Еще немного — и я вспомню. Да. Третья и Семьдесят шестая. Кажется, так. Вашингтон… что-то такое. Это большой небоскреб.
— Третья и Семьдесят шестая? — вежливо переспросил шофер.
— Да. Благодарю вас, — сказала Ник, устраиваясь на сиденье поудобней.
Эдвард, дядя Фрэнки. Она молилась, чтобы он оказался дома. По-настоящему молилась.
Равномерное движение такси вселило в Ник чувство страха перед реальностью. Она смотрела в окно на людей, выгуливающих собак, ведущих за руку детей, спешащих по делам.
Ник все еще трудно было дышать — она не могла переварить то, что произошло. Уолли Уолл Стрит, который два дня назад пытался всучить Ник свою визитную карточку, лежал теперь мертвый, со вспоротым животом в ее квартире.
У Ник не было адвоката. У нее до сих пор не возникало серьезных юридических проблем. Ее профессиональные успехи оставались скромными и не требовали личного поверенного в делах. Нужен ли ей адвокат сейчас? Ник не совершила ничего преступного. Она не убивала Джеффри.
«На ноже отпечатки моих пальцев».
Удалось ли Джеффри создать видимость того, что между ними завязалась борьба? Ник не могла быть в этом уверена, однако мысль о том, что именно это входило в намерения Джеффри, причинила ей сильную боль, в сравнении с которой вчерашние физические страдания казались пустяком.
Когда машина свернула на Третью авеню, Ник увидела дом дяди Эдварда на Уортингтон-Сомерсет.
— Нам сюда? — спросил шофер.
— Да, — ответила Ник, испытывая слабую надежду.
— Не Вашингтон, леди. Уортингтон. Так вы уверены?..
— Я уверена, — подтвердила Ник, роясь в сумочке. Тут она вспомнила, что у нее осталось всего семь с половиной долларов. На счетчике три доллара семьдесят пять центов. Она дала шоферу пятидолларовую купюру и попросила доллар сдачи, предлагая водителю на чай двадцать пять центов. Таксист вернул ей доллар и двадцать пять центов, отказываясь от чаевых. Ник мелодраматически сказала себе, что четверть доллара понадобится ей, чтобы позвонить в полицейский участок.
