Катриона в какой-то степени чувствовала себя виноватой из-за того, что оттолкнула его, что не может заставить себя ответить на его пыл, но в то же время испытывала страх перед возможной близостью. Она не могла забыть о том, как невнимателен и нетерпелив был Хэмиш в Лондоне, как он не замечал того, что она не разделяет его страсти, и как сильно она была уязвлена этим и душевно, и физически. Но кроме того, где-то на задворках ее сознания укоряющей тенью мелькнул образ девятилетнего мальчика по имени Макс, которого она никогда не видела.
Она видела, как Хэмиш пытается овладеть собой и успокоиться. Отодвинувшись от нее, он откинулся на спинку, закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Через несколько секунд он уже держал себя в руках и даже бросил на нее взгляд, полный комического недоумения.
— Ну, а теперь кто из нас дуется? — лукаво спросил он.
Подавшись к девушке, Хэмиш взял ее за руку, но это был уже не заигрывающий, а успокаивающий жест.
— Извини, я, кажется, чересчур резко на тебя набросился. Но я так чертовски истосковался — думал о тебе и хотел тебя каждую минуту. Ты же знаешь, дорогая, мне не очень-то легко находить возможности для встреч. К сожалению, мы не можем постоянно проводить приятные уик-энды в шикарных лондонских отелях.
Катриона с готовностью закивала:
— Да-да, я знаю. Пожалуйста, не думай, что я непременно хочу приобщиться к роскоши. Но я просто не могу заниматься этим здесь! Даже не знаю, почему. Может быть, в глубине души я ломака и жеманница. Но скорее всего, Элисон была права, и такого рода отношения — не для меня.
— Элисон? При чем здесь Элисон? Ты что, ей рассказала? Она знает про нас? Гнев овладел им так же мгновенно, как перед этим — желание. Повернувшись, он схватил ее за руку, не заботясь, что причиняет ей боль. — Я же предупреждал, чтобы ты никому не говорила! О Господи, по-видимому, это означает, что Хоум-Мур тоже в курсе. Наверно, весь ваш проклятый банк уже знает!
Хэмиш с такой силой тряс ее за плечи, что Катриона прикусила язык.
— Нет! Это не так, клянусь тебе! Хэмиш, пожалуйста! Ох, мне больно! — Она почувствовала во рту вкус крови.
Осознав, что делает, он отпустил ее и извинился:
— Прости меня, Катриона. Я не хотел, чтобы тебе было больно, и никогда не захочу. Просто я вдруг очень рассердился. — Хэмиш попытался было ее обнять, но ее оборонительная поза мешала ему, и он отступил. — Все дело в том, что последние дни я постоянно о тебе думаю. — Он затряс головой, как будто стряхивая дурман. — Ты все время передо мной: и когда я пытаюсь работать, и когда говорю с Линдой, и когда еду в машине. Даже когда мы проводили день с Максом, я то и дело ловил себя на том, что гадаю: где ты, что делаешь, что чувствуешь. Это невероятно! — Он коротко рассмеялся. Наверно, ты меня приворожила.
Катриона не знала, что сказать. Все выглядело чересчур неправдоподобно. Они сидели здесь, в тесной кабине грузовика, среди продуваемых ветром холмов, где-то совсем рядом шли скачки, и этот человек, ворочающий миллионами фунтов, человек, от которого зависели работа и благосостояние тысяч людей, вдруг заговорил о колдовстве.
— Что ты имеешь в виду? — с подчеркнутым недоумением спросила она. — Заклинания, заговоры, любовные напитки, черных кошек и ведьм на метле?
— Это не шутка, — хрипло произнес он. — Ты очень красивая девушка, Катриона.
— Спасибо, — спокойно ответила она, осмеливаясь, наконец, разжать руки и опустить ноги на пол. — Однако ты заставляешь меня сомневаться, так ли уж это хорошо. Мне очень жаль, если я не настолько безумно сексуальна, как тебе бы хотелось, Хэмиш, но в одном уверена твердо — я не ведьма. — Она встала.
— Что такое? Ты же не уходишь?..
Катриона пришла к выводу, что сегодняшнее поведение Хэмиша объясняется тем, что он пьян. Странно видеть его, всегда такого собранного, властного, умеющего владеть собой, ослабевшим и выбитым из колеи под влиянием собственной неумеренности. Наклонившись, она дружески погладила его по щеке.
— Если ты не возражаешь, я пойду, Хэмиш. Извини, что сегодня не оправдала твоих надежд.
— Но мы еще не договорились о следующей встрече, — напомнил он. — В пятницу вечером Линда идет на показ мод. Если тебе не нравятся экстравагантные убежища, то как насчет того, чтобы я пришел к тебе?
— Дело в том, что я тоже иду на это шоу, — извиняющимся тоном призналась Катриона. — Линда прислала мне приглашение.
— Да плюнь ты на него, ради Бога! Неужели не можешь придумать какую-нибудь отговорку? Скажи, что больна или тебе нужно срочно уехать.
Катриона колебалась. После сегодняшней сцены она не была уверена, захочется ли ей когда-нибудь снова с ним встречаться.
— Я дам тебе знать, — наконец сказала она. — Куда я могу тебе позвонить?
Снаружи донесся рев толпы, означавший окончание четвертого заезда. Хэмиш встал, привел себя в порядок, достал из внутреннего кармана использованный конверт, ручку и что-то на нем нацарапал.
— Это номер моего мобильного телефона, — уже гораздо более трезвым голосом произнес он. — Обычно я нахожусь в машине от половины восьмого до восьми утра, перед ленчем и иногда вечером. Если ответит кто-нибудь другой, не я, ничего не говори, клади трубку. Никто ничего не заподозрит: на этой линии часто бывают неправильные соединения.
— Хорошо, я позвоню, — кивнула Катриона, глядя, как он засовывает конверт в карман ее пальто, и радуясь тому, что сейчас сможет уйти.
— Лучше просто будь дома в пятницу, — настаивал Хэмиш, — иначе я за себя не ручаюсь!
— Ты идешь? — спросила Катриона. — Скоро начнется следующий заезд.
Встряхнув головой, он обнял ее за шею, привлек к себе и наградил поцелуем, отозвавшимся слабым эхом их былой нежности и страсти.
— Иди, — торопливо прошептал он. — Встретимся возле «рейндж-ровера». Но только я не хочу больше видеть этого твоего «приятеля»!
— Думаю, он уже об этом догадался, — сухо заметила Катриона. — Если меня там не будет, когда ты подойдешь, не беспокойся. Я не собираюсь уходить ни с ним, ни с кем-либо другим. Я хочу уехать домой, я замерзла.
Выйдя из кабины, она внимательно огляделась, прежде чем спуститься вниз. Там по-прежнему сновали конюхи и жокеи, некоторые из них бросили на нее удивленные взгляды, но не было никаких признаков того, что кто-то из них имеет отношение к фургону, из которого она выходила. Торопливо, почти бегом, Катриона поспешила прочь, но не в ту сторону, где виднелось скопление людей, а к тому месту, где она оставила машину. Она немного сердилась и бранила себя за малодушие, однако чувство неуверенности, на которое жаловалась матери, разрослось до пределов настоящей болезни. Не хотелось больше ни шампанского, ни изысканных яств; не хотелось видеть ни ревнивого Хэмиша, ни улыбающегося обольстителя Андро; ей надоело смотреть на кокетничающую Линду и на молчаливого Брюса с похотливым блеском в глазах. Из всех людей, которые присутствовали там под хмурым оком бдительного Минто, только Фелисити, по мнению Катрионы, была такой, какой казалась на первый взгляд — прямой, честной, доброй и приветливой. Но только одна среди такого множества людей — разве этого достаточно?
— Мама права, — бормотала себе под нос Катриона, вставляя ключ в зажигание. — Я подхватила СДО, причем в очень тяжелой форме.
Она ехала быстро, несмотря на большой поток транспорта. Движение на дороге было напряженным. Добравшись наконец до своей квартиры, Катриона сняла пальто и собралась повесить его в шкаф, но тут вспомнила про конверт с номером телефона, который ей дал Хэмиш, и полезла за ним в карман. Однако, к ее удивлению, конверт был запечатан и внутри что-то лежало. Вскрыв его, Катриона заглянула внутрь.
— О Господи! — выдохнула она, когда сверкающий, искрящийся, переливающийся поток бриллиантов хлынул ей на ладонь.
Такие браслеты ей нечасто доводилось видеть, и уж конечно, никогда не приходилось носить. Водоворот великолепных камней, гнездящихся в изящных завитках платины, ослепительный, как ледяной кристалл. Едва увидев его, Катриона вздрогнула, как ужаленная. Ничего не было сказано, и ничего, кроме номера телефона, не было написано на конверте, однако в том, что это подарок и кому он предназначен, не оставалось сомнений. Хэмиш хотел как можно крепче привязать ее к себе, и его имя невидимыми буквами сияло на каждом камне, на каждой отполированной грани.
Вначале Катриона изумилась и пришла в сильное волнение. Наслаждаясь прикосновением прохладных тяжелых камней, она восхищенно любовалась мерцающим, переливающимся всеми цветами радуги водопадом, льющимся из глубины каждого камня. Но уже через несколько мгновений удивление уступило место гневу и возмущению. Почему Хэмиш ни слова не сказал о том, что кладет ей в карман такую необыкновенную вещь? Если он хотел подарить ее, что мешало ему сделать это открыто? Она слишком хорошо знала ответы на эти вопросы. Он прибег к обману, чтобы всучить ей браслет, потому что знал: она его не примет. Таким образом он достиг своей цели, а если она захочет вернуть подарок, то ей будет не так-то легко придумать, как это сделать.
