- Да и мне не стоило этого делать, - сказал Ричард и с улыбкой протянул мальчику руку. - Нам следует заключить с тобой договор - никогда не ругаться, как бы ни были мы разозлены или опечалены. Мужчина должен и поступать, и говорить; как джентльмен, - при любых обстоятельствах. Идет?
Уил кивнул, и они с серьезным видом пожали друг другу руки.
Потом Уил вздохнул и сказал:
- Мама запретила мне кататься верхом до конца недели.
- Я знаю.
- Тебя она тоже наказала?
- Так, как тебя? Нет.
- Черт... - Уил осекся и прикрыл ладошкой рот. - Я просто хотел сказать, что, по-моему, это несправедливо.
- Взрослых наказывают по-другому.
- До чего же мне хочется поскорее стать взрослым!
... Ричард с теплым чувством посмотрел на ладного, смышленого парнишку, которого он с радостью стал бы называть не пасынком, а сыном. Интересно, что думал о нем, Ричарде, его собственный отец? Должно быть, ничего хорошего. Сэр Блайт-старший считал сына причиной всех своих несчастий, как будто это он, Ричард, принудил его жениться на своей забеременевшей вне брака матери, чтобы таким образом прикрыть грех и избежать огласки и скандала.
Поднявшись со ступеньки, Ричард произнес:
- На твоем месте, Уил, я бы не торопился расставаться с детством. Когда человека лишают детства, это значит, что его наказывают. А такое наказание куда хуже того, что придумала тебе мать.
- Куда это ты собрался? Можно и мне с тобой? - спросил мальчик, с мольбой посмотрев на Ричарда.
- Нет, нельзя. Я отправляюсь в такое место, где тебе вряд ли понравится, - негромко сказал Ричард и с этими словами вышел из дома.
***
Всю первую половину дня Элисса прождала Ричарда, недоумевая, куда это он опять запропастился. Она хотела попросить у него прощения за то, что была чрезмерно сурова с ним из-за произнесенного им в запале на конюшне ругательства. Кроме того, ей хотелось извиниться и за свои, как ей казалось, детские капризы, надутые губы и сцену, которую она устроила ему вчера вечером, когда они возвращались от Седжмора.
Ей также очень хотелось понять, отчего Ричард, беседуя с ней, неожиданно замолчал и вышел из комнаты. За этим скрывалась какая-то тайна, и Элисса пока еще не знала, как коснуться этого деликатного предмета, не обидев ненароком мужа.
В общем, отношения Элиссы с мужем складывались в тот день таким образом, что ей меньше всего хотелось видеть у себя дома посторонних, но так уж случилось, что именно в это время в Блайт-Холл неожиданно пожаловал мистер Седжмор.
- Добрый день, мистер Седжмор, - ровным голосом произнесла Элисса, стараясь скрыть недовольство, которое овладело ею при виде неожиданного визитера.
- У вас все хорошо, миледи? - вместо приветствия сказал Седжмор. - Уж очень вы бледны.
- Не привыкла поздно ложиться.
- Разумеется, как я только не подумал? - произнес Седжмор с улыбкой, которая его отнюдь не красила.
Элисса уселась в кресло и жестом предложила Седжмору занять другое, напротив.
- Вы приехали, чтобы обсудить со мной какое-нибудь дело?
- Дело? Только не сегодня!
Заметив, как Элисса нетерпеливо постукивает по столу пальцами, Седжмор приподнялся на стуле, сделав вид, что намеревается уйти.
- Если я не вовремя, тогда я, пожалуй, по...
- О нет, что вы, пожалуйста, оставайтесь, - сказала Элисса, погрешив против правды ради соблюдения этикета.
Что бы там ни думала Элисса о Седжморе, он был человеком богатым и влиятельным, к тому же ее соседом, и разумнее было его не задевать и отношений с ним не портить.
- Хочу поделиться с вами кое-какими наблюдениями на вчерашнем вечере, произнес Седжмор, откидываясь на подушки кресла. - Дело в том, что разговоры, которые вчера вечером вел ваш муж, немало меня удивили и даже смутили.
- Он сказал мне, что нет в Англии человека, который бы не любил слушать сплетни из жизни королевского двора.
Мистер Седжмор захихикал.
- Что ж, в каком-то смысле он прав. Дочери сэра Джона уж точно были заинтригованы его рассказами. Но еще больше самим рассказчиком.
- Ричард может быть очень обаятельным, если захочет.
- Вчера, по-видимому, он очень этого хотел, я бы сказал, даже слишком.
Элисса принужденно улыбнулась.
- Это все издержки жизни в Лондоне. Он слишком долго был при дворе.
- Принимая во внимание издержки, о которых вы упомянули, скажите, его поведение не вызывает у вас раздражения? Или неприятия? Ведь, как говорит пословица, яблоко от яблони недалеко падает.
- О семье мужа я почти ничего не знаю, - равнодушно произнесла Элисса, хотя разговор постепенно стал вызывать у нее интерес. - По-моему, он не любит вспоминать прошлое.
- И недаром.
- Какие же тайны он хранит?
- Ну.., я всего, разумеется, не знаю. Так, слышал кое-что.
Элисса разочарованно вздохнула, но потом, заметив многозначительную улыбку на лице Седжмора, поняла, что он знает куда больше, чем старается показать, просто пытается с помощью недомолвок вызвать у нее повышенный интерес к предмету.
- Быть может, есть смысл попросить сэра Джона рассказать о семье Ричарда? - высказала предложение Элисса, почувствовав, что Седжмор не захочет расставаться с информацией, которой владеет, просто так и потребует за это с нее кое-что взамен.
Что именно, Элисса пока не знала, но быть обязанной Седжмору не хотела ни при каких обстоятельствах.
- Если сэр Джон даже что и знает, то вам не расскажет - уж такой он человек. - Седжмор сделал грустное лицо и лицемерно потупил взор. - Быть может, и мне лучше промолчать?
- Делайте, как считаете нужным, - сказала Элисса, стараясь по возможности не выказывать своего любопытства.
- С другой стороны, для вас было бы небесполезно узнать кое-что из истории семьи вашего мужа, - продолжал набивать себе цену Седжмор.
- Поверьте, я способна оценить откровенность, которая вызвана искренней заботой о моем благе.
Мистер Седжмор снова растянул губы в улыбке. У Ричарда улыбка чаще всего бывала веселая или ироническая, реже - издевательская. У Седжмора хитрая и самодовольная. По мнению Элиссы, Седжмор в такие минуты походил на ухмыляющуюся жабу, если, конечно, допустить, что жабы могут улыбаться или ухмыляться.
- Когда моя семья переехала в эти края - а это произошло вскоре после смерти отца сэра Ричарда, - мне как-то раз довелось услышать, о чем болтали на кухне наши слуги.
Они обсуждали семейные тайны Блайтов. Никого из них, казалось, ничуть не удивляло то обстоятельство, что дядя приложил немало усилий для того, чтобы сплавить своего племянника за границу - как говорится, с глаз долой за то якобы, что его покойный брат совершил по отношению к нему крайне неблаговидный поступок. Так вот, по слухам, отец сэра Ричарда соблазнил жену своего родного брата.
При этом известии Элисса широко распахнула глаза, а мистер Седжмор, довольный произведенным эффектом, продолжил свой рассказ:
- Дальше - больше. Жена дяди сэра Ричарда сбежала от него с управляющим, который перед этим прикарманил почти все наличные деньги ее мужа. Эту парочку с тех пор никто больше не видел. Поскольку сэр Ричард находился в Европе при дворе нашего короля, дядя сэра Ричарда сразу же после бегства жены продал имение, что ему не удалось бы сделать, если бы его племянник жил в Англии. Получив деньги, дядя отослал небольшую сумму Ричарду во Францию, сел в Ливерпуле на корабль и отплыл в Новый Свет. Увы, до Нового Света он так и не добрался и умер во время путешествия.
- Я не имела обо всем этом ни малейшего представления, - протянула Элисса, и это была чистая правда.
- Но и это еще не все, - сказал Седжмор, смакуя каждое слово своего скандального повествования. - Мать сэра Ричарда в моральном отношении была ничуть не лучше своего супруга-сладострастника. Об этой женщине я ничего толком не знаю, потому что она ловко умела заметать следы, но говорят, что у нее было великое множество любовников.
Выслушав рассказ Седжмора, Элисса сразу же прониклась сочувствием к своему супругу. У этого человека, который прожил пятнадцать лет в лоне столь греховной семьи, детство и юность воистину должны были быть ужасными.
Но как ей подступиться к нему, выказать сочувствие и нежность, которую она к нему испытывала? Ричард был гордым человеком, и если бы ему хотелось, чтобы она знала о перенесенных им в юности испытаниях, он бы, разумеется, ей об этом поведал.
Потом она подумала, что ничего удивительного нет в том, что Ричард временами бывает циничным, а речи его подчас исполнены горечи. Это была не его вина, но его беда. Но каким мужем и отцом может быть такой человек? вот вопрос, на который Элисса пока не находила ответа.
В юности он скрывал терзавшую его душевную боль за внешней бравадой, саркастическим тоном и лихими ухватками повесы и бретера. Но боль и детские обиды с годами не исчезли - они, наложив отпечаток на характер, просто отравили что-то в его душе, и их проявления в зрелом возрасте могли оказаться непредсказуемыми и даже разрушительными, чего, собственно, Элисса и опасалась.
