Донни выглядел польщенным.
— Во всяком случае, под креветки оно идет просто отлично, — слегка порозовев, заметил он.
— А откуда вы, Андро? — робко спросила Мария, которую внешность и манеры молодого актера, а также его умение вести беседу повергли в состояние трепетного благоговения.
— О-о, это крошечное местечко неподалеку от Форт-Вильяма, — неопределенно ответил Андро. — Вряд ли вам интересно услышать о нем.
— Нет-нет, мы хотим послушать ваши рассказы о Джиле Манро и других знаменитостях, с которыми вы вместе играли. Приходилось вам встречаться с Кеннетом Брано? Это мой любимец! Прошлой зимой я специально ездила в Портри, чтобы посмотреть его в «Генрихе V». Он выглядит совсем как Джемми до того, как с ним случилось несчастье!
Джемми прикрыл салфеткой изуродованную половину своего лица и продекламировал: «Еще раз в бой! Вперед! В пролом, в атаку! Еще раз, наши верные друзья! Еще вперед — или завалим стену телами наших мертвых англичан!» Мне всегда нравилась эта цитата — особенно упоминание о мертвых англичанах. — Он ухмыльнулся. — Это во мне говорит кельтская кровь.
Андро удовлетворенно рассмеялся и повернулся к Шине:
— Я понимаю, что вы подразумеваете, говоря, что они похожи.
Шина с любовью посмотрела на мужа.
— Несколько лет и несколько шрамов — вот и вся разница, — мягко произнесла она.
— Ну-ну, не смущай меня, — улыбнулся Джемми. — Мне-то, во всяком случае, больше нравится Эмма Томпсон, чем Кеннет Брано.
— Ну, она сейчас завоевывает славу на телеэкране, — заметил Андро. — Я слышал о ней множество историй.
И Андро начал рассказывать их, одну за другой, оплетая своих слушателей словами, как искусно сотканной паутиной. Катриона, вслед за своими родителями, почувствовала, как и ее постепенно захватывает и окутывает его колдовское очарование. Электричество было выключено, горели только свечи, создавая интимный полумрак, и четко вылепленное лицо Андро поочередно выражало все тончайшие нюансы характеров и чувств, пока он рассказывал свои истории: смешные и печальные, добрые и скандальные, иногда откровенно пикантные, но все пронизанные притягательной силой сцены и экрана — мира, так хорошо знакомого ему и такого бесконечно далекого для всех остальных.
Катриона чувствовала, что расположение, которое она всегда испытывала к актеру, усилилось и превратилось в тайное влечение, которое крепло еще больше оттого, что она видела, насколько им очарованы ее родители. Хэмиш казался чужим и далеким, ее роман с ним — досадным, ошибочным эпизодом, который она с удовольствием похоронила бы в прошлом, если бы мысль о нем постоянно не маячила на задворках ее сознания. Скоро ей придется встретиться с Хэмишем и расставить точки над «i» в их отношениях. Это не та проблема, решение которой можно позволить себе отложить на неопределенный срок. Однако это потом, а сейчас рядом Андро — обаятельный, располагающий к себе и при том неженатый…
В эту ночь, лежа в своей узкой кровати, она ощущала его присутствие в доме. Желая ей доброй ночи, он лишь слегка коснулся ее ладони, но нежное прикосновение его пальцев и волнующий, пронизывающий взгляд темно-карих глаз подействовали на нее, как нажатие на спусковой крючок. Несмотря на разделявшую их стену, каждый нерв в ее теле трепетал от сознания его близости. Он притягивал и манил ее, как сияющий в темноте маяк.
— Расскажи мне об этом постигшем Виг бедствии, — попросил Андро, когда они на следующее утро шли по узкой дороге, вьющейся между светло-коричневыми полями и темным скалистым берегом. Весенний день сиял золотом и сапфирами, чистое синее небо отражалось в спокойной воде залива, солнце лило лучи на пожелтевшую зимнюю траву. — О котором в школе ставят спектакль.
— Я сделаю еще лучше, — сказала Катриона. — Я покажу тебе место, где все это происходило. Это вон там. — Она показала направление. — В устье реки стоял большой дом, окруженная парком усадьба, где хозяин, богатый землевладелец, принимал друзей и устраивал охоту.
— Полагаю, это не вызывало восторга у местных фермеров, — предположил Андро.
— Нет, конечно. Лендлорда звали майор Фрейзер, он скупил большую часть земель Троттернишского полуострова и немедленно согнал с земли сотни фермеров, намереваясь разводить здесь овец и устроить охотничий заповедник. Начались митинги протеста, которые он назвал бунтом, фермеры перестали вносить арендную плату, а их за это причисляли к безнадежным должникам.
— Мне кажется, я догадываюсь, на чьей ты стороне, — улыбнулся Андро.
— Один из моих предков был брошен в тюрьму за участие в демонстрациях! — с жаром воскликнула Катриона.
— Ну, так как же насчет наводнения? — напомнил ей Андро, останавливаясь, чтобы полюбоваться стекающими между скал прозрачными струями. — Ты назвала это рекой, но, по-моему, это не более чем ручей. Едва ли такой мог вызвать наводнение!
— И тем не менее это так. Тогда здесь произошел настоящий потоп. На острове иногда бывают ужасные многодневные ливни, но тот был из ряда вон выходящим даже для Ская. За один день выпало 140 миллиметров осадков! Это было тринадцатого октября, в пятницу.
— Зловещая дата, — со смаком прокомментировал Андро. — Я слышу колокола судьбы! В дело вступили роковые силы!
— На самом деле это была сила многих тонн воды, которые стекали по склонам холмов и наполняли ущелье. — Она показала на крутой обрыв, различимый сквозь ряд сикомор. — Когда наконец оно переполнилось, естественную дамбу прорвало, и вниз устремились потоки воды, камней и громадных валунов. Основной удар пришелся прямо на усадьбу.
— Где, я надеюсь, как раз в это время презренный лендлорд принимал своих мерзких друзей, — с восторгом прокричал захваченный рассказом Андро.
— История об этом умалчивает, — продолжала Катриона. — Но настоящее светопреставление началось позже, когда вода размыла кладбище, и по реке поплыли вымытые из могил гробы. Легенда гласит, что полуразложившийся труп одного из выселенных арендаторов был обнаружен в рабочем кабинете майора Фрейзера.
— Какая чудесная легенда! — с воодушевлением заявил Андро. — Представляю, с каким удовольствием дети участвуют в спектакле! — Он взглянул в просвет между деревьями, но там не оказалось никаких следов старинного здания. — А что случилось с домом?
— Он был разрушен, и фермеры растащили камни, чтобы использовать их для восстановления своих домов. Майор Фрейзер бежал, как будто дьявол наступал ему на пятки, и вскоре умер где-то в Лондоне.
— Какая поучительная история, — восхитился Андро. — Вполне стоит голливудских фильмов ужасов. «Ночной кошмар Вига»! Кстати, куда мы направляемся?
Оставив позади место катастрофы, они начали подниматься по дороге, которая вилась вдоль берега, петляя между холмами.
— Я хочу взглянуть на разрушенную ферму, которую мечтают купить Мария и Донни, — объяснила Катриона. — Она находится над ущельем Конана, в маленькой закрытой долине. На карте она значится как Шедер, но мы называем ее Долина Фей.
— Почему? Там водятся маленькие человечки?
— Это не очень населенное место, но его считанные обитатели ничуть не меньше ростом, чем остальные жители острова. — Катриона отбросила с шеи повлажневшие от пота волосы. Начавшее припекать солнце светило прямо в спины. — Ф-фу! С трудом верится, что еще даже не наступил апрель. Нам повезло с погодой. Здесь очень редко дует восточный ветер, но он всегда означает, что небо будет ясным.
— Надеюсь, ты не забыла захватить какого-нибудь питья? — спросил Андро, поправляя лямки маленького рюкзака с провизией, которой их снабдила Шина.
— Там несколько банок пива и бутылка воды. Если хочешь, можешь глотнуть прямо сейчас, — ответила Катриона, стягивая жакет и обвязывая его вокруг талии. Блузки и свитера вполне достаточно, чтобы не замерзнуть на узкой, защищенной от ветра дороге.
На холмах по обе стороны дороги в изобилии начали распускаться дикие цветы. Желтые, белые, голубые и фиолетовые пятна просвечивали сквозь густые ветви боярышника. Возле первой обитаемой фермы путников встретила стая гогочущих гусей. Дом был добротный, ухоженный, с выбеленными стенами и крытой железом крышей. Группка высоких лиственниц, ветви которых уже по-весеннему ярко зазеленели, защищала его от ветра. Гуси, судя по всему, были настроены вполне доброжелательно.
— Это напоминает мне одну из картин Джеймса Гатсри, — мечтательно протянул Андро.
— А кто это — Джеймс Гатсри? — спросила Катриона.
— Один из группы художников, которые называли себя «Парни из Глазго». Изображая деревенские пейзажи, они не стеснялись рисовать все, как есть — пыль, грязь, навоз. Брезгливые викторианские критики презрительно именовали это направление «искусство подворья», но теперь картины «Парней» оцениваются пятизначными суммами. Не могу вспомнить, где я видел эту картину? Может быть, на вернисаже у «Вентворс»?
