Баррингтону в одиночку ни за что не справиться. Это ясно. Ему нужна нянька, но эту роль Бартроп вполне был готов играть сам. Все, что хоть на шаг приближает его к Антонио Фиери, достойно любых усилий.
План смелый, хотя и рискованный. Баррингтон будет «вести» Сару, а она выведет его на Антонио Фиери. Вся собранная ею компрометирующая информация будет в свое время передана Шестеркой итальянским властям. Он, Бартроп, позаботится о том, чтобы Сара осталась в тени; пусть она будет «свободным агентом», от которого, если кому-нибудь придет в голову задавать ему всякие неудобные вопросы, можно откреститься. Фиери и его сообщники будут арестованы и осуждены. И Бартроп достигнет главной своей цели: если Фиери выведут из игры, всей его наркомафии будет нанесен сокрушительный удар. А там на свет Божий выплывут и иные делишки. Все или почти все аплодисменты достанутся друзьям. Да еще какие аплодисменты — общая овация. Все встают. Это его триумф. И аплодисменты тоже его. А они ему нужны, ох как нужны. И делиться такой славой он ни с кем не собирается.
Таков был план действий. Но следует соблюдать осторожность. Многое зависит от того, насколько Баррингтону удастся держать Сару Йенсен в узде. Не менее важно, чтобы все детали операции сохранялись в тайне.
Дело в том, что в силе этой операции заключалась ее же слабость. Сработала Сара, ничего не скажешь, на славу: проникла в ИКБ и докопалась до Катаньи. Но слишком уж она умна и слишком непредсказуема. Это опасно. В своем положении президента Английского банка Баррингтон, конечно, идеальная фигура для такой операции, но, если на него начинают давить, он поддается. Ему есть что терять, и немало, если дело провалится.
Надо каким-то образом держать его на привязи, а через него и Сару. Впрочем, это не проблема, Баррингтон зашел слишком далеко, чтобы соскочить с тележки. Ставки слишком высоки, и он будет шагать в ногу, хотя бы ради собственной безопасности. Что же касается Сары Йенсен… Что ж, не впервой ему иметь дело с такими женщинами. Как-нибудь справится.
На душе у Энтони Баррингтона было неспокойно, и в то же время он испытывал облегчение. Отходить в сторону поздно. Остается, как договорились, «пасти» Сару, хотя изо дня в день это занятие становится все более раздражительным. Хорошо хоть Бартроп взял на себя все заботы о ее безопасности. А он, Баррингтон, выступит просто в роли посредника, передающего Саре указания Бартропа, а ему — добытые ею сведения. А если в промежутках что-нибудь пойдет не так — не его проблема. Уговорив себя таким образом, он позвонил Саре.
— Прошу прощения, — Баррингтон говорил быстро, не делая никаких пауз, словно ему страшно некогда, — совсем эти чертовы совещания замучили, одно за другим. Вы молодец. Чуть-чуть поскользнулись, но в целом прекрасно сработано. Благодаря собственной сообразительности у вас сейчас превосходное положение. Так что постарайтесь извлечь из него максимум. Действуйте, как прежде, может, что-нибудь еще обнаружится.
Баррингтон говорил уверенно, решительно, и это было довольно странно — ведь в последнее время он все больше мямлил. Саре начало казаться, что ей предстоит решить сразу две загадки. Во-первых — кто же все-таки эти Третий и Четвертый? А во-вторых, кто стоит за Баррингтоном, если, конечно, кто-то вообще стоит? В эту ночь он приснился ей в виде марионетки, приводимой в движение чьей-то невидимой рукой.
На следующее утро в четверть восьмого Мэттью Эрнотт поставил свой «мерседес» в подземном гараже ИКБ и, тяжело бухая башмаками на металлических подковках, выбежал на улицу. Заскочив на секунду в «Берли» отовариться завтраком, он поспешно двинулся дальше, к газетному киоску на Истчип, где обычно покупал свои «Мальборо». На сей раз, нарушая собственные правила, он купил две пачки. В последнее время Мэттью старался ограничиваться одной. Но сегодня день предстоял долгий, и без лишней зарядки никотина ему не обойтись.
Когда он появился на работе, Сара Йенсен уже сидела у себя за столом, покуривая сигарету и сосредоточенно глядя на экран компьютера. Она коротко кивнула ему и снова обратилась к бегающим строчкам. В течение всего дня Эрнотт старался упорно не замечать Сару, в чем, к своему облегчению, и преуспел — похоже, она целиком сосредоточилась на своих делах.
Эрнотт все никак не мог решить, что же сообщить нынче вечером Карлу Хайнцу Кесслеру. Можно сказать правду, и тогда скандала не избежать, в этом даже сомневаться не приходится; можно и соврать, что-нибудь придумать. Но Кесслер так или иначе до всего докопается — в этом тоже не приходится сомневаться.
К пяти часам голова у него буквально гудела. Эрнотт накурился до тошноты, даже пальцы слегка подрагивали. Осталось убить еще два с половиной часа. Эрнотт пошел в библиотеку и до половины седьмого листал газеты. Затем неторопливо направился назад, в торговый зал, но прямо к себе на место не пошел, а пристроился там, где сидели люди из регистрационного отдела прямо за их — его, Йенсен и Уилсона — спинами, только эти два ряда столов были отделены от них целой батареей компьютеров, а также кипами разнообразных деловых бумаг, так что друг друга им совершенно не было видно.
У регистраторов была своя изюминка, к которой, как пчелы на мед, тянулись едва ли не все местные обитатели, — компьютерные игры, которыми увлекался один из младших клерков по имени Андреас Раддинг.
Эрнотт огляделся по сторонам. Вроде никого не видно, все ушли. Он присел за стол к Раддингу и включил компьютер. Дойдя до середины игры, Эрнотт услышал у себя за спиной чьи-то голоса. Отыскав просвет между двумя кипами бумаг, Эрнотт осторожно выглянул наружу и увидел Скарпирато, выходящего из кабинета в сопровождении Сары Йенсен. Он приглушил звук на экране и, невидимый, напряг слух.
— Знаешь ли, Сара, с меня довольно. Не думаешь же ты, что я до бесконечности буду делать вид, будто ничего не случилось. Я в конце концов хочу знать, что происходит.
— Право, Данте, к чему столько вопросов?
— Сколько — столько? Всего один. Хватит! Я имею право знать, в чем, собственно, дело. Так что валяй, раскалывайся. Немедленно. И покончим с этим.
— Ради Бога, не так громко.
— Ерунда, никого здесь нет.
— Ну ладно, скажу, скажу. Только не здесь. Пошли куда-нибудь, выпьем по рюмке.
Эрнотту сделалось нехорошо. Он посмотрел на весело пляшущие на экране фигурки. Итак, Йенсен все знает, Мацумото тоже, а теперь еще и Скарпирато. Это уже слишком. Надо немедленно рассказать все Кесслеру и подумать о возможных последствиях. Буквально физически ощущая, как в животе все переворачивается, Эрнотт дождался, пока Скарпирато с Йенсен выйдут из зала, и позвонил Кесслеру. Трубку подняли на третьем звонке.
— Карл Хайнц, это Мэттью. Надо увидеться.
— Что за спешка? Тут у меня народ. Неужели полчаса нельзя подождать?
— Нельзя.
— Спускаюсь, — резко бросил Кесслер. Ему, похоже, передалось волнение собеседника.
Буквально через минуту он был внизу. Они с Эрноттом пошли в кабинет Скарпирато.
— Ну?
Эрнотт выложил все с начала и до конца. Кесслер молча смотрел на него. Наконец он заговорил:
— Итак, знают трое: Йенсен, Мацумото и Скарпирато.
— Да. — Эрнотт откашлялся. — Но у Йенсен самой рыльце в пуху, так что…
— Что за чушь, — презрительно фыркнул Кесслер. — Она просто провела финансовую операцию, ну, пусть с некоторыми нарушениями. Вот и все. Она всегда скажет, что решила последовать примеру: вы скупаете лиры, ну и она тоже. Никаким законом это не запрещено. Болван. Ей же нечего терять, неужели вы этого не понимаете?
Эрнотт опустил взгляд. Кесслер смотрел прямо перед собой. Встав, он собрался уходить.
— Ладно, что сделано, то сделано. Вам остается только держать рот на замке и, если что, немедленно докладывать. Ну а мне придется связаться с Катаньей.
— И что же он?.. — Эрнотт запнулся.
— Откуда мне, черт побери, знать, — выругался Кесслер. — Придумает что-нибудь. Он-то больше нас всех рискует. В конце концов он одновременно и агент, и участник. Сколько у него на счету?
— Я как раз только что подбросил ему восемь миллионов, — сказал Эрнотт, — так что теперь, наверное, на круг получится тридцать. Достаточно для того, чтобы считать себя полноправным и желанным участником команды.
— За это вам меня благодарить надо. — Кесслер посмотрел на Эрнотта с нескрываемой неприязнью и презрением.
Эрнотт тяжело поднялся, взял портфель и начал прощаться. Кесслер неожиданно с испугом посмотрел на него:
— А эту комнату вы проверили?
— Что значит — проверил? — нахмурился Эрнотт.
У Кесслера забилась жилка на виске, и в голове сразу же зашумело.
— «Жучок».
— Нет. — У Эрнотта подогнулись ноги. — Я думал, она только мной интересуется. Этот-то кабинет зачем прослушивать?
