Элизабет Питерс - Обнаженная дважды

— Нажить себе нескольких новых врагов? Это всегда возможно, — ответила Жаклин. — Люди в Пайн-Гроув весьма примечательны. Бывший любовник Катлин; женщина, которая никогда с ней не встречалась, но утверждает, что знает ее лучше всех на свете; другой бывший любовник, послуживший прототипом для героя ее книги; не говоря уже о ее старой бедной матери, которая думает, что Катлин жива…

Она перечислила весь список в надежде выяснить непроизвольную реакцию Бутона, но таковой не было до тех пор, пока она не произнесла имя миссис Дарси.

— Она всегда была сумасшедшей, — произнес он бездушно. — Не знаю, как Катлин с ней ладила — всегда какие-то капризы и жалобы. Ты не получала прямых угроз, а? Письма, звонки?

— Все шло как обычно.

— Должен заметить, что ты очень спокойна после всего этого, — проворчал Бутон. — Некоторая критика в мой адрес глубоко задела меня.

— Я привыкла к ней. И ты, Калигула, моя любовь, тоже должен.

Наступившая пауза на этот раз была более продолжительна, и ее совершенно невозможно было интерпретировать. Жаклин нахмурилась. Если бы снимали фильм, то камера могла бы зафиксировать крупным планом, как передернулись мышцы на лице Бутона, отреагировавшие на всплеск волн эмоций высотой метров в пятнадцать, появившихся в момент, когда он услышал это чрезвычайно знакомое имя. Страх, ужас вины — или, скорее всего, слепое безразличие. Имя само по себе ничего не значило. Это было разновидностью злобной игры слов, которая должна была приходить на ум многим из его знакомых.

Наконец Бутон произнес:

— Я думаю о том, чтобы совершить небольшое путешествие по дороге, проложенной тобой.

— Чтобы защитить меня? — Жаклин состроила грубую гримасу телефонному аппарату. — Мой милый человек!

— Можешь отпускать свои маленькие шуточки, — ответил Бутон. — Я не собираюсь в Пайн-Гроув. Я всегда ненавидел это проклятое место. Есть неподалеку приличный курорт или отель?

— Если для тебя семьдесят миль — пустяк, то есть.

— Мне нужно отдохнуть, — пробормотал Бутон. — Я слишком много работаю.

— И ты весь покрыт порезами и синяками, — проворковала Жаклин. — Бедный мой. Полагаю, что Уиллоуленд великолепное место для выздоравливающих инвалидов. Все они сидят в креслах-качалках на веранде, как пеликаны в строю, и качаются, качаются, качаются. Когда ты приезжаешь?

— Я дам тебе знать.

— Будь так добр.

Было трудно сказать, кто из них в большей степени стремился закончить этот разговор. Повесив трубку, Жаклин погрузилась в мысли. Фантастическая теория не исчезла бесследно. Чем дольше Жаклин о ней думала, тем больше она ей нравилась, не потому, что она казалась правдоподобнее, а из-за ее блестящей последовательности.

Должна ли она рассказать о ней Патрику? Было бы забавно услышать его, извергающего угрозы в ее адрес, обещающего послать к ней маленьких человечков в белых халатах, чтобы они увезли ее куда надо. С сожалением Жаклин решила, что лучше этого не делать. Провоцировать Патрика было забавным занятием только в том случае, если у нее имелись доказательства, достаточные для нанесения сокрушительного удара после того, как он поглумится над ней с вершин здравого Смысла. У нее еще не было доказательств. Но она получит их — или без смущения съест перед О’Брайеном ворону, если она не права.

Жаклин не доверилась также и Саре. Та могла проговориться. Но Сара знала, что ей нужно искать, а продолжительное отсутствие Бутона в офисе предоставило бы великолепную возможность сунуть нос в чужие дела.

Жаклин закурила еще одну сигарету и запела.

— Они спросили, как она узнала, / Ее догадка была правдой; улыбаясь, она, отвечала, / Потому что я так мудра, / Смышлена и умна…

Она проголодалась. Сандвич с тунцом, поделенный с черным котом по имени Люцифер, не насытил ее. Жаклин заслуживала великолепного обеда, приготовленного Томом. У нее выдался трудный день.

Она была так довольна собой, что даже зрелище и звуки, доносившиеся с места, где миссис Свенсон смотрела вечерние новости, не могли нанести ущерб ее чувству юмора. Бедняжка, подумала она, глядя, как старая дама не отрывала взгляда от Дена Разера; наверное, ужасно быть такой глухой и так нуждаться в обществе, чтобы подобным образом приклеиться к телевизору. Импульс, который она послала в сторону миссис Свенсон, был доброжелательным и должен быть по достоинству вознагражден. Наклонившись близко к ничего не замечавшей женщине, она заорала:

— Прекрасный вечер, не так ли?

Миссис Свенсон не вздрогнула, она подскочила в кресле и стала медленно отталкивать его назад, двигаясь как маленький черный краб, пока не уперлась в цветок, росший в горшке. Отступать дальше было некуда. Несколько смущенная, Жаклин воскликнула:

— Прошу прощения, я не хотела напугать вас, я просто…

— Что? — Миссис Свенсон сложила ладонь чашечкой и приложила к уху. — Я не слышу вас. Я глуха. Глуха как телеграфный столб. Нет толка говорить со мной, мисс, я не могу слышать ни слова из того, что вы говорите.

Жаклин начала снова:

— Я прошу вашего…

— Что?

— Я сказала, что сегодня прекрасный вечер, — прокричала Жаклин.

— Что?

— Я сказала… — Жаклин постаралась сопротивляться возникшему импульсу, но не смогла. — Я сказала, какого черта вы включаете телевизор на полную мощность, если вы все равно не можете его слышать?

Она пожалела о своей грубости, как только слова вылетели из ее рта. Прежде чем миссис Свенсон смогла сказать «что?» снова, Жаклин улыбнулась, кивнула и спешно ретировалась.

Если бы она не была выведена из состояния равновесия столкновением с миссис Свенсон, она могла бы вести себя во время следующей стычки более тактично. Но с другой стороны, возможно, и нет. Этим вечером столовая пользовалась популярностью. Несколько посетителей ждали, когда их усадят; Жаклин устроилась в конце очереди. Группа из четырех человек, стоявших как раз перед ней, дружно уставилась на нее с откровенным любопытством провинциальных жителей, считая это выражением дружелюбия. Двое мужчин и одна женщина поздоровались с Жаклин. Другая женщина, одетая в трикотажный костюм и блузку с большим вырезом под двойным подбородком, продолжала пялиться на Жаклин.

— Вы миссис Кирби, — заявила она.

— Вы меня знаете, а я вас нет, — ответила Жаклин, сомневаясь в своей искренности.

— Я Элизабет Паркер — миссис Паркер, президент общества «Женщины в искусстве и литературе». Я удивлена, что не получила ответ на мою записку, миссис Кирби.

Жаклин прокрутила свою память. Записка с цветочным орнаментом или письмо, напечатанное готическим шрифтом, требующее, чтобы она произнесла речь?

— Прошу прощения, — сказала она. — Я много работала, и у меня просто не было времени разобрать свою корреспонденцию. Ваше письмо я увидела только этим утром.

— Миссис Кирби, мы были бы признательны как можно скорее получить подтверждение. — В голосе женщины чувствовалась непреклонность склочника. — Члены нашего общества хотят узнавать о таких событиях заранее. Они очень занятые люди.

Уголок рта Жаклин поднялся вверх. Даже миссис Паркер не могла принять это выражение за улыбку.

— Я тоже очень занята, миссис Паркер. Боюсь, что сейчас у меня нет времени для выступлений.

— О?!

Жаклин знала этот прием, она использовала его сама. Это восклицание с возрастающей модуляцией голоса в сочетании с остекленевшим взглядом и продолжительным молчанием могло толкнуть жертву на бессвязные лживые объяснения, которые легко уничтожаются безжалостным лицом, проводящим допрос. «Вы не водите машину вечером? Мы привезем и отвезем вас. Вы не едите красного мяса? Мы не планировали кормить вас, вы ошибаетесь. Вы всегда ложитесь спать в девять вечера? Но по такому важному случаю, как этот…»

Жаклин не произнесла ни слова. Она ответила миссис Паркер еще более грозным взглядом. Миссис Паркер раскрыла свою маленькую сумочку.

— Тогда в следующем месяце. Я отмечу дату в записной книжке.

Появление Молли, рассыпающейся в извинениях, спасло Жаклин от ответа, а миссис Паркер от поражения. В то время как ее спутники последовали за Молли, она задержалась, чтобы сделать последнюю попытку.

— Мы были бы очень рады, если бы вы присоединились к нам, миссис Кирби. Вы выглядите такой одинокой…

Жаклин не любила, когда ее задирают или снисходительно к ней относятся. Она чувствовала, как из нее начинает вырываться раздражение, и не видела причин, почему должна отказывать себе в удовольствии.

— Мне нравится быть одной, миссис Паркер. Я собираюсь пойти сейчас к себе в комнату, миссис Паркер, чтобы сесть за работу. Написание книги — это работа. Если я не буду работать, мне не заплатят. Именно так я зарабатываю себе на жизнь, миссис Паркер, — а не выступлениями перед организациями, которые не предлагают мне гонорара. Спокойной ночи, миссис Паркер. Хо-хо, хо-хо, мне работать нелегко…