— Пойдем, каприза.
Я машинально двинулась за синеглазой парой в сторону выхода. Мужчина внезапно остановился. Я с размаху налетела на него.
— Простите.
— Не за что, — ответил он и с видом экскурсанта, изучающего музейный экспонат, воззрился на меня. — Что ж делать? — не отрывая от меня взгляда, произнес он.
— Извечный вопрос, — вздохнула я и развела руками.
Мужчина подхватил мою руку и сжал ладонь.
— А вы, гражданка, как? Не заняты? Свободны?
— Вообще-то я не очень спешу… — сказала я, сама удивившись своему ответу. — И свободна, как чайка Джонатан Ливингстон.
Синеглазый мужчина озадаченно посмотрел на меня, как учитель, получивший блестящий ответ от троечника.
— За ребенком присмотришь? — с надеждой спросил он. — Ее мать в командировке. У меня договор горит. С этим чудовищем — никуда.
Он опустил голову, и мне показалось, что из его синих глаз вот-вот потекут слезы. В растерянности я взглянула на девочку. Светлые волосы на ее маленькой головке были спутаны, кофточка вылезла из-под испачканных на коленях штанишек, в углу рта виднелась белая полоска, скорее всего от сгущенного молока.
— Вполне симпатичное чудовище, — сказала я и протянула руку девочке. — Меня Дарья зовут. А тебя?
— Тима, — сказала девочка и, вложив свою теплую, мягкую ладошку в мою ладонь, добавила: — Пойдем?
Я слегка сжала ее пальчики и вопрошающе взглянула на папашу. В его синих глазах вспыхнул свет надежды, а углы рта растянулись в улыбке.
— Здорово, — удивленно выдохнул он. — Дарья, ты волшебница!
— Она фея, — подтвердила Тима и потрогала рюши на моей блузке. — Мягонькие.
— Нравится? Папин подарок, — поглаживая себя по бокам, сказала я.
Тима повернулась ко мне спиной.
— Это Мумрик, — сказала она, показывая себе за спину. — Папа подарил.
Я пощупала рюкзак-игрушку в виде грустной собаки.
— Мягкий, — констатировала я. — Что там у тебя?
— Показать? — Девочка сделала движение плечом, но Мумрик только тряхнул ушами и остался у нее за спиной.
— Покажешь, покажешь, только давайте сначала до места доберемся, — засуетился папаша и, подхватив меня под руку, семимильными шагами направился к лифту. Тима с подпрыгивающим на ее спине Мумриком, едва поспевала за нами. — Нам на четвертый. Вы в вестибюле подождите. Поиграйте или еще чем-нибудь займитесь… У меня очень важные дела. Не знаю, сколько придется тут проторчать. Не повезет — так уже через пять минут буду с вами. Или через полчаса, если опять придется уговаривать. Но если все — тьфу-тьфу-тьфу — выгорит, то освобожусь не раньше чем через час.
Пока папаша излагал нам свой мысли, мы добрались до четвертого этажа. Оставив его напротив приемной фирмы «Биком», мы с Тимой уселись на обшарпанный диван около фикуса, под табличкой «Здесь не курят».
Мы не курили. Мы знакомились.
Я узнала, что Тиму мама зовет Томой, когда сердится — Тамарой. Папа предпочитает оригинальные варианты вроде пупсика, капризы, котика или чудовища. Также мне стало известно, что у Тимы была раньше няня, потому что мама с папой — до невозможности занятые люди. Сейчас мама улетела куда-то в Африку, няня внезапно вышла замуж, а папа оказался крайним.
Тима горько вздохнула, соскочила с дивана и, повернувшись ко мне спиной, подергала плечами. Я помогла ей освободиться от Мумрика. Из его недр Тима принялась извлекать всевозможные предметы и вещи: карандаш, набор фломастеров, скомканный платок, чистые трусики с маечкой, растрепанную голую куклу, зубную щетку в футляре и, наконец, классического плюшевого медведя. Разложив все свое богатство в ряд, Тима сказала:
— А теперь ты.
Мой походный набор оказался гораздо скромнее: косметичка, связка ключей и книга. Тима, внимательно изучив обложку, положила книгу мне на ладони и сказала:
— Читай.
— Это для взрослых, про йогов, растерялась я.
— Читай, — повторила она и распахнула книгу.
— Ладно, — согласилась я и начала: — «Что такое йога? Йога зародилась на полуострове Индостан несколько тысячелетий назад… Йогу определяют как «успокоение безостановочных колебаний сознания». — Я мельком взглянула на девочку. Она тихо сидела рядом, внимательно глядя на строчки. — Это поиск свободы от мира образов и разочарований, ловящего наши мысли в западню страхов и условностей. — Я остановилась. — Тебе интересно? — спросила я.
Тима кивнула, решительно перелистнула сразу несколько страниц и ткнула пальцем в рисунок:
— Это что?
— Поза дерева, — прочла я.
Тима внимательно изучила рисунок стоящего на одной ноге индуса, соскочила с дивана, поджала ногу и вытянула руки вверх.
— Я — дерево, — сказала она проходящему мимо нас сотруднику «Бикома».
— Может быть, — философски заметил тот и помял в пальцах сигарету. — Соберите свои вещички, гражданка. Я тут присяду, покурю.
— Здесь не курят, — серьезно ответило «дерево», опять превращаясь с Тиму. — Штраф.
Мужчина нахмурился и, развернувшись, ушел.
— Ты читать умеешь? — удивилась я, кивая на табличку.
— Я вундеркинд, — сказала Тима.
— Скромно, — заметила я.
— Давай дальше, — сказала Тима и опять ткнула пальцем в страницу.
— Сама читай, — сказала я.
— Не хочу, — замотал головой чудо-ребенок.
— Поза воина, — продолжила я безропотно.
Тима опять соскочила и, вытянув руки перед собой, отставила назад ногу. — Правильно? — спросила она, глядя из-под руки. Я положила книгу и встала рядом. У нас получилось два воина.
С наклонными позами дело пошло не так просто. Если Тима с первого же раза положила ладошки на пол рядом со ступнями, то я с трудом дотянулась кончиками пальцев до пола. Из сидячих поз у меня получилась лишь поза ребенка, из лежачих — рыба. Когда я выбилась из сил, Тима, похоже, только вошла во вкус.
— Ты точно вундеркинд, — сказала я, в изнеможении падая на диван.
— Я никогда не вру, — кивнула Тима и села в позу лотоса.
— Значит, мы поладим, — кивнула я и посмотрела на часы. Прошло уже больше часа с тех пор, как Тимин отец скрылся за дверями приемной.
— Посторожи вещички, я сейчас, — сказала я и, пройдя по коридору, толкнула дверь приемной.
Волоокая секретарша перестала пилить когти.
— Директор занят? — поинтересовалась я.
— Отсутствует, — ответила секретарша, лениво косясь на меня.
— А где клиент? В светлом пиджаке, с синими глазами.
— Они уже час назад вместе ушли.
— А как же я? — вынырнула из-под моей руки Тима. — Я есть хочу.
Я оглянулась на Тиму. Уголки ее губ поползли вниз, кончик носа покраснел. «Похоже, она готовится зареветь», — решила я.
— У меня дома есть борщ, — сказала я.
— Со сметанкой и сухариками? — проявила заинтересованность она.
— С майонезом.
— Ладно. — Она взяла меня за руку. — Пойдем.
— Записку твоему папе оставлю, а ты Мумрика готовь к походу.
Я продиктовала секретарше номер своего телефона, домашний адрес и вернулась к дивану.
— Здесь был вор, — сказала Тима, запихивая медведя в рюкзак.
— Что пропало? — спросила я, начиная пугаться.
— Йоги и карандаш.
Карандаш я нашла под диваном, но книга действительно исчезла.
— Я все запомнила, — успокоила меня Тима. — Я тебе расскажу.
Мне пришлось примириться с такой заменой, и, собрав оставшиеся вещи, мы спустились вниз к моей машине.
— Ты как мама, — сказала Тима, влезая на заднее сиденье.
Я оглянулась. Тима, уже устроившись, болтала ногами и оглядывалась по сторонам. Я повернула ключ зажигания.
— Поехали! — завопила Тима. — Вперед!!
Я вдруг почувствовала себя капитаном корабля. Наша ракета стартовала и, осторожно пробиваясь сквозь гущу других мчащихся четырехколесных кораблей, вгрызалась в звездное пространство.
— Мы летим к Марсу, — сообщила я.
— Это далеко? — Тима подозрительно покосилась на меня.
— Нет, три квартала, — спускаясь на землю, сказала я. — Сейчас поворот, потом еще один, светофор, и мы дома. Минут десять.
— Ладно, — согласилась она и уже гораздо спокойнее стала смотреть через стекло. У светофора я притормозила, шины недовольно взвизгнули.
— Круто, — сказала Тима и с уважением посмотрела на меня.
— Почему? — хмыкнула я.
— Моя мама тоже рулит, — ответила она, наблюдая, как красный сигнал сменяется желтым. — Ой, зеленый, жми, — неожиданно взвизгнула она прямо мне в ухо. С перепугу я слишком резко надавила на газ. Моя «шестерка», вильнув, чуть не вляпалась в серебряный зад новенького «форда».
— Не ори! — закричала я.
Выровняв машину, я почувствовала, что с Тимой что-то не так. Слишком часто и громко она сопела.
— А почему у вас мама рулит? Папа что, боится? — как можно спокойнее спросила я.
