— Если б знать все ответы, — вздохнул Максим и погладил ее по голове. — Если б знать, отчего люди бывают злыми.
— Я знаю… — вдруг сказала Таня.
Максим недоуменно посмотрел на нее. Она лежала, тесно прижавшись, пряча лицо у него под мышкой.
— Скажи мне. — Он отодвинулся, чтобы видеть ее лицо. Она лежала с широко открытыми глазами. Они казались бездонными, почти черными от расширившихся зрачков. — Мне баба Софа говорила, что все зло оттого, что люди не умеют любить. Она говорила, что сама — великая грешница. Она рано родила, ребенка бросила на мать, а сама поехала на дурацкую комсомольскую стройку, коммунизм строить. Чтоб всем хорошо было. — Таня вздохнула и, вытянув руку, провела пальцем по груди Максима. Максим накрыл ее руку своей ладонью. Таня услышала, как стучит его сердце. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Нормально. Ты про свое детство…
— Ладно, — вздохнула Таня и продолжила: — Когда я с бабушкой жила, мы не так много разговаривали. Только когда она заболела, стала совсем другой… Доброй… впрочем, она всегда была доброй… В общем, она сказала, что не надо для всех счастье строить. Главное — любить тех, кто рядом. Если каждый будет любить тех, кто рядом, — вот и наступит коммунизм.
— Хорошая у тебя бабушка, мудрая. Жаль, что не смогу познакомиться.
— Жаль… — вздохнула Таня. — Вообще-то она мне снится. Ты веришь в вещие сны?
— Не знаю… — ответил он и почему-то вспомнил свой недавний сон и женщину с золотыми волосами.
— А я верю, — сказала Таня. — Как-то во сне бабушка мне сказала: «Сама люби», а кого — не показала… Но, я думаю, ты бы ей понравился. У нее муж был, как она сама говорила, шибко кучерявый. Ей нравились волосатики, — хихикнула Таня и взъерошила волосы на груди Макса.
— Какая она была? — взволнованно перебил ее Максим, машинально отстраняя ее руку. — Опиши. Какая она была в молодости?
— Фотокарточка у нее старинная есть. К сожалению, она дома осталась. Боюсь, мать выкинула… Там баба Софа на берегу реки стоит. Высокая, молодая, улыбается. Она очень красивая была…
— Волосы светлые, как пшеница? Немного вьются? Да?
— Да, я тебе рассказывала…
— Так… — Максим улыбнулся. — Я тут сон видел. Когда мы на Виталькину дачу приехали.
— На новом месте приснись жених невесте, — прыснула Таня.
— Я редко сны запоминаю, а этот такой ясный, как картинка, — продолжил Максим. Его голос звучал взволнованно, словно он хотел поделиться важным открытием. — Значит, стоит женщина, волосы летят по ветру. Лица не разглядел, а фигурой, как ты, и говорит: «Будьте счастливы!»
— Ой… — Таня прильнула к Максиму, обняла. — Я верю, что это она была. Я чувствовала, что это ты… Только я вся напуганная была.
— Разве я страшный?
— Нет-нет. Ты — настоящий. И Виталий Михайлович тоже хороший. Но его я все равно боюсь…
— Он такой, — вздохнул Максим. — Жизнь круто его колошматила, вот и пришлось толстую кожу нарастить, чтоб не так больно было. Но ты не боись. Виталька, как тебя за свою примет, помягчеет. Жена у него чудесная, ребята. Обязательно вас познакомлю. — Максим приподнялся на локте. — Знаешь, мы с Виталькой решили спортивный центр строить. Чтоб бассейн, тренажерный зал и прочее. Я парнишек тренировать буду. У меня, знаешь, черный пояс.
— Ух ты… — Таня повернула голову и улыбнулась. — А я хотела поступать в институт, но опять год пропустила.
— Ничего не пропустила. Жизнь впереди.
— Вообще-то мне работа нравится. И ребенка хочу. А ты?
— Сто штук.
Таня щелкнула его по носу.
— Я серьезно.
— Ну, если серьезно… — Максим лег с Таней рядом, обнял ее за плечи и твердо сказал: — Остановимся на пятидесяти.
— Ах ты… — Таня пощекотала его под мышками. Максим только повел бровью.
— Не проймет. А если я тебя. — Он приподнялся и, согнув руку в локте, пошевелил пальцами в воздухе.
— Ай. — Таня замахала руками.
— Коза-коза-коза. — Максим пощекотал Таню.
Она с криком вскочила:
— Не трогай… ай… хи-хи…
Максим, схватив ее за плечи, опять опрокинул на спину. Постепенно ее смех превратился в стоны. Она металась под его ласками и, когда он опять вошел в нее, на минуту застыла и вдруг расплакалась.
— Я люблю тебя, люблю, — шептала она, всхлипывая.
Максим приподнялся и погладил ее по волосам.
— Я тоже люблю тебя, — сказал он и поцеловал ее чуть солоноватые губы. Дрожь замершей в его руках Тани передалась ему. Он попытался отстраниться, но Таня, схватив его за шею, прижала к себе.
— Не уходи.
— Не бойся, малышка, — ответил он и коснулся губами ее век.
Это теплое и нежное прикосновение вдруг показалось Тане самым чудесным, что она когда-либо испытывала.
— Как хорошо с тобой… — выдохнула она, прижимаясь к нему всем телом.
ИЗ ОДНОГО ЦВЕТКА БУКЕТ НЕ СОСТАВИШЬ
В яркий теплый августовский день особенно чувствуешь свое одиночество. Тем более когда тебе двадцать с таким «хвостом», что еще немного, и он завернется в ноль. Что скрывать? Мне двадцать восемь, и в жизни моей все, как в песне, которую очень любила первая жена моего отца: все подруги по парам, и только я засиделась одна.
Это так, но не совсем. Действительно, две мои закадычные подружки обзавелись мужьями, но и я не куковала. Просто Валька и Томка законно вышли замуж и даже родили по младенцу, а я свое золотое невестино времечко провела с мудаком, который парил мне мозги целых шесть лет, но так и не развелся. Мало того, на днях я узнала, что его жена родила ребенка. Третьего по счету.
Вот я и не выдержала: пусть-ка мой ненаглядный, раз он такой козел, катится ко всем чертям, а именно — к законной своей супруге и малым деткам, пусть меняет памперсы и греет бутылочки в лоне официально зарегистрированной ячейки общества. А я умываю руки. Так я ему и сказала: «Пора и мне позаботиться о своем стабильном будущем. И так я кучу времени на тебя, козлину, потратила. Если уж ты удосужился обрюхатить не меня, а свою законную, я говорю вам обоим: «Прости-прощай!» — и с чистой совестью на чистенький свой пальчик надену вскорости обручальное колечко». И еще я добавила, что у меня уже есть на примете один молодой и неженатый. На что мой бывший только ухмыльнулся во всю ширину своей холеной сорокасемилетней морды и покачал своей лысеющей макушкой. Не поверил, гад. Правда, я сама виновата — опять, как дура, покраснела. Не умею врать — и это мой главный недостаток.
Новоиспеченный папаша даже попытался сунуть мне в нос загодя припасенные астрочки с тещиного огорода. Так я этим поганым веником по его щекастой морде прошлась по русскому обычаю: раз-два-три. А он ничего… Только поиграл мягкими своими плечиками, похмурил ершистые бровки и даже попытался пошутить. «Чем бы дитя ни тешилось… Все равно ведь позовешь. Не в первый раз».
Он прав: не в первый и даже не во второй… За время нашего знакомства была у нас пара-тройка серьезных размолвок. Только на сей раз всему действительно конец. Навсегда. Надо вернуть в лоно многодетной семьи беспутного папашу розовопопого младенца. Я знала, что старшей его дочке — почти как мне, средняя закончила престижный лицей и в университет зачислена, а единственного наследника надо будет растить и растить… Вот пусть и займется.
С этими благими намерениями я выставила своего любовника, с которым провела почти год в любовном угаре и еще пять лет в ритуально-привычной любовно-сексуальной связи. Обдумывая свое новое положение одинокой женщины, я всю ночь проревела белугой и только под утро заснула.
Проснулась после полудня — лицо словно пальто на синтепоне, волосы — торчком во все стороны, синяки под глазами. А главное — гнетущее чувство одиночества, пронзительное и острое, как визг пилы.
Дотянувшись до пульта, я включила телевизор. Похожая на стерву актриса уныло пыталась изобразить интеллект на недавно подтянутом лице. Щелк — мужики привычно мочат друг друга в сериале. Щелк — шоу-миллионер устраивает дачный уют на личной паре-тройке гектаров. Мутотень и скука на всех доступных моей антенне каналах.
Наконец я нашла нечто подходящее: лощеный мужик ест-пьет-нахваливает в каком-то жутко дорогом ресторане. Рубашка на мужичке отутюженная, галстук-бабочка, пухленькие пальчики без обручального кольца. Выпил, закусил и пригласил на собеседование. Он, мол, предлагает работу за рубежом. Высшее образование, можно неполное (у меня — три курса начфака), знание английского (ple-e-ase), танцевальная подготовка (полтора года хореографической студии). Крупно, во весь экран, номер телефона.
Чтобы не забыть, черкнула на листочке и тут же набрала заветные шесть цифр.
— Алло, вас слушают, — сказал кукольный голос.
— Когда можно на собеседование прийти?
— Лет?
— Не знаю… Сначала месяца на три…
