Когда он проснулся, в углах комнаты становилось все светлее. Робин лежал, прижавшись губами к голому плечу Харриет, и размышлял о своем счастье. Он и раньше достигал своих целей, но сейчас он чувствовал, что это был его наивысший успех. Ему было несвойственно испытывать последующие приступы страха, и, когда он наступил сейчас, он был сильным до тошноты. Если бы он не смог обладать ею… Робин сел, спустив ноги с постели. Потом подошел к окну и отдернул шторы, чтобы посмотреть на иней в саду.
Когда он снова повернулся к комнате и увидел, что Харриет все еще спит под своим покрывалом, он еще более укрепился в своей уверенности.
Робин поднялся наверх и, тихо насвистывая на кухне, вскипятил чайник. Потом поставил чайный поднос. Через сад между черными ветками кустов он видел огни рождественской елки, мерцающей в чьем-то окне. Он приготовил чай, получая удовольствие от тишины на кухне, а потом отнес поднос вниз к Харриет.
— Просыпайся. Сегодня сочельник.
Она была сонной, сжимала и разжимала пальцы.
— Который час?
— Поздно, — он протянул ей чашку. — Попей чаю, и мы пойдем по магазинам.
— Что мы будем покупать?
— Я бы хотел купить тебе все. Меха, драгоценности, шелка. Картины, фарфор и золото.
Харриет рассмеялась.
— Ты сделаешь меня содержанкой. Наложницей.
— Моей наложницей.
Он дотронулся кончиком пальца до теплой ямки в начале ее шеи.
— Для начала я собираюсь купить тебе что-нибудь на это место.
Харриет взглянула на маленькие часы возле кровати, потом подняла руку и обняла его за шею.
— У нас еще масса времени, — прошептала она, — по крайней мере, шесть часов хождения по магазинам до наступления Рождества.
В угасающей свете короткого дня, когда последние покупатели уже спешили из магазинов со своими сделанными в последнюю минуту покупками, Робин вез Харриет в своем белом порше вниз по сверкающей Бонд-стрит. Он бросил свою машину в надежде на рождественскую доброту дорожной полиции и повел Харриет в «Ас-приз»[3].
И там, среди огня и льда, выставленного для их восхищения на черном бархате, он выбрал бриллиант, ограненный как слеза. Он застегнул колье, надев его на шею, и камень лег в ямку. Харриет выглядела пораженной.
— Тебе нравится?
— Это прекрасно.
Он поцеловал ее.
— Это только начало. Счастливого Рождества.
— Робин, я…
Она не знала, как она собирается протестовать, но он ее остановил.
— Не надо. Я просто хотел купить тебе подарок.
Казалось, было бы низко пробормотать: «Я не могу принять этого, я не должна». Бриллиант согревал ее кожу.
— Спасибо, — прошептала она.
Робин заплатил, наверное, немыслимую сумму без видимых усилий. Продавец взял один из своих пластиковых прямоугольников, вышел с ним, улыбаясь, и Харриет получила бриллиант.
Они вышли из магазина на сине-серый свет, а Харриет держала руку на шее, как бы защищая себя. Роскошные витрины магазинов еще посылали свои соблазнительные приглашения, однако день уже почти закончился.
Улицы скоро опустеют, и все люди закроют за собой двери, приступая к рождественским ритуалам. Через три дня дремота закончится внезапным пиком покупательской активности. Харриет была взволнована своим счастьем и не хотела отпускать Робина домой к старшим Лендуитам. А сама она собиралась на Сандерленд-авеню. В это время Кэт, наверное, раскраснелась в пылу приготовлений. Харриет взяла Робина под руку.
— Давай прогуляемся, хоть полчаса.
Они прошли вниз по Бонд-стрит, пересекли Пикадилли и вошли в Грин-парк. Было холодно, из-за влажного воздуха вокруг уличных фонарей образовалось зеленоватое сияние. Темнота деревьев создавала впечатление их плоскостности, делала их менее материальными, чем клубы пара, которые, гуляя, выдыхали Робин и Харриет. Харриет чувствовала теплоту тела Робина через ткань его тяжелого пальто. Он держал ее руку в своем кармане, подстраивая длину своего шага к ее шагам.
— Харриет, ты переедешь, чтобы жить со мной?
— О, Робин. Это за бриллиант?
— Нет. Бриллиант — это просто подарок.
— Я не могу. Я жила с Лео очень долго. Я больше не хочу жить ни с кем. — И через секунду она добавила: — Даже с тобой.
Он сжал ее пальцы.
— И на том спасибо. Но не надейся, что я прекращу просить тебя об этом.
«Это замечательно — быть любимой, — подумала Харриет, — быть настолько любимой и уговариваемой с помощью бриллиантов». Не делает ли она ошибки, решив отвергнуть это.
— Мои родители дают ланч в деревне для некоторых соседей тридцать первого декабря. Не хочешь ли ты поехать?
Харриет моментально представила себе один из редких семейных ланчей, устраиваемых ее матерью, с замечательными овощными блюдами, выставленными подогретыми на тележках. Ей было интересно встретиться с матерью Робина и посмотреть на дом, в котором он вырос. Она плохо себе представляла, как это будет выглядеть, за исключением того, что это не будет иметь ничего общего с Сандерленд-авеню.
— В качестве кого я буду там присутствовать? — спросила она, полушутя.
— Как мой друг, — терпеливо ответил Робин.
— Спасибо. Я с удовольствием приеду.
Они повернули и пошли назад по той же дороге. Они не заметили ни одного человека, парк был пустым и почти совсем темным. Вдали перед ними виднелось коричнево-желтое зарево Пиккадилли.
— А за это ты пойдешь со мной к Джейн?
Робин вздохнул:
— Я не думаю, что Джейн так уж сильно меня любит.
— Джейн не одобряет некоторых сфер деятельности, которые ты представляешь. Но это не означает, что ты ей не нравишься. Мне будет очень жалко, если ты не придешь.
Подобных вечеринок было много. Харриет была достаточно честным человеком, чтобы признать это даже для себя, но она боялась, что без общества Робина день будет не очень интересным. Она простила себя, потому что у нее мало свободных дней и они драгоценны, и поэтому она будет не права, если позволит им пройти по-старому.
— Конечно, я приду, — пообещал Робин.
Он остановился, извлек из кармана их сцепленные руки и поцеловал костяшки ее пальцев.
— Я люблю тебя.
Потом он вновь взял ее под руку, и они пошли в сторону пустующих улиц.
Рождество на Сандерленд-авеню проходило традиционным образом, с теми же подробностями, вплоть до присутствия на обеде Лео.
— Вы пригласили Лео? — Харриет в изумлении уставилась на Кэт, когда мать между делом сообщила об этом в сочельник.
— А почему бы нет? Эйврил и Харолд уехали в Эйлат. Лео, когда позвонил, сказал, что всегда получал удовольствие, отмечая Рождество здесь вместе с нами, и поэтому я пригласила его и в этом году.
— Он получал удовольствие? Вы смеетесь надо мной, — проворчала Харриет.
Настолько, насколько она могла вспомнить, Лео постоянно жаловался на кухню Кэт, на неуклюжий юмор Кена, на то, что они упорно смотрят и слушают речь королевы, и его неизменную привычку засыпать на диване от утомительной скуки.
— Лео и я развелись два с половиной года назад. С чего бы ему хотеть присутствовать сейчас на семейном Рождестве?
— Я не знаю, дорогая. Он позвонил пожелать нам счастливого Рождества, я пригласила его, и он согласился. Лиза считает, что это хорошо.
— Это имеет какое-нибудь отношение к Лизе?
Кэт вздохнула:
— Харриет, не создавай себе, как обычно, проблем по этому поводу. Сейчас Рождество. Порежь это для меня.
Харриет послушно резала овощи и размышляла о том, что ее мать делает бесполезную попытку вновь соединить ее и Лео. Харриет знала: Кэт беспокоило, что она была одна. «Ты знаешь, о чем они говорят, Харриет. Только работа…» Она улыбнулась и попыталась представить себе, что делает Робин в доме своих родителей. Она должна найти нужный момент и рассказать Кэт, что она не одна, однако в ее планы не входит снова выходить замуж. Харриет думала, что единственной причиной, по которой она никогда не упоминала, матери о своих отношениях с Робином, было ее нежелание, чтобы Кэт строила тщательно продуманные планы их совместного будущего. Однако теперь стоило пойти на риск, если это остановит ее от попыток примирения с Лео.
— Я была так занята, — сказала она, — я не виделась с Лео месяцами.
Кэт крепко сжала губы:
— Я знаю, что ты занята. Не позволяй, чтобы работа заслоняла от тебя личную жизнь.
Харриет засмеялась и крепко обняла ее.
— Нет, я этого не допускаю.
На Рождественское утро пришел Лео со свойственным ему хорошим настроением и подарками, которыми угодил всем. Он слушал шутки Кена и вставлял свои, хвалил Кэт, носил тарелки и блюда, по-братски относился к Лизе и дружески к Харриет, в общем, вел себя, как примерный зять. Его присутствие сделало день более веселым. Даже Харриет была рада, что он пришел.
