Накануне концерта ты весь день просидел дома, набираясь сил. И на следующий день, такой важный день в нашей жизни, до вечера ни с кем не разговаривал, берег связки. После болезни ты стал осторожным. Во дворец мы поехали вместе. Ты молча вел машину, изредка лукаво поглядывая на меня. Я волновалась не меньше — так мне казалось. Прибыв на место, мы разошлись в разные стороны. Ты в гримерку, я — встречать подруг.
— Там такая очередь, в Александровском саду, как в мавзолей в советские времена! — сообщила Шурка, когда мы наконец нашли друг друга.
— Да, аншлаг, — подтвердила Катя. — Я уж думала, опоздаем на концерт.
Усадив девчонок на первый ряд возле себя, я вручила им по книге.
— Боже мой! Это твое? — возопила Шурка.
— Очень интересно! — более сдержанно среагировала Катя.
— Да. Я тут подписала.
Они углубились в чтение подписей, а я сбежала к тебе. Тебя тормошили, со всех сторон сыпались вопросы, гримерша бегала вокруг. Когда я вошла, ты попросил всех выйти. Я ахнула:
— Ты очень бледный! Тебе плохо?
— Мне страшно, — жалко улыбнулся ты.
На висках твоих блестели капельки пота, взгляд был как у больной собаки.
— У тебя все получится. Мы их победим! — сказала я, отирая бумажным платком твои виски. Потом легонько поцеловала тебя в нос, коснулась губами твоих губ.
— Я люблю тебя, — тихо произнес ты, и я дрогнула. Прижавшись лицом к твоей щеке, я заплакала.
— Смотри не размажь свою боевую раскраску, — улыбнулся ты.
В дверь просунулся Миша:
— Коля, пора начинать! Народ волнуется.
Я обняла тебя крепко-крепко, потом перекрестила.
— Вот теперь хорошо, — выдохнул ты, и мы расстались.
Возвращаясь на свое место, я увидела, что в зале много цветов. Твои поклонницы нанесли тьму букетов. Один особенно привлек мое внимание. Я подняла глаза и вздрогнула. Через два ряда от нас сидела она, твоя нимфа. Это ее вызывающе яркий букет выделялся на общем фоне. Зачем она пришла? Чтобы напомнить о себе или попросить прощения? Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза. Я первая отвернулась и спокойно прошла мимо.
Усилием воли я заставила себя забыть о твоей нимфе и не оборачиваться в ее сторону. Девчонки тормошили меня, расспрашивая о книге, но мне было не до них. Начался концерт. На сцену вышли музыканты группы и оркестр. Марина кивнула и улыбнулась мне, я ответила ей помахиванием руки.
Ты любишь видеть глаза своих слушателей, поэтому просишь в промежутках между песнями включать в зале свет. Когда выходишь на сцену, первым делом охватываешь взглядом зрительный зал в поисках знакомых лиц. И теперь тоже здоровался со зрителями, как с добрыми друзьями. Зал отвечал взаимностью. Ты запел, и я забыла обо всем.
Музыка потрясала своим мистическим звучанием, сочетанием рока и этнических мотивов. Восток переплетался с Западом. Восхождение на горние выси, пение тибетских монахов, восторг души, коснувшейся Божьей благодати, — все это слышалось в ней. Электрическое звучание гармонично соединялось с пением тростникового инструмента и аккомпанементом индийских барабанов. Над всем этим властвовал твой магический голос неповторимого тембра и невероятной силы.
Каждое слово было понятно и проникало в душу. Я уверена: всякому из сидящих в зале казалось, что ты обращаешься именно к нему. Зал бешено аплодировал, раздавались крики «браво!». После каждой песни тебе несли цветы. В небольших паузах ты разговаривал со зрителями, пил воду, утирал взмокший лоб белым платком. Атмосфера концерта была непередаваемо теплая, пронизанная энергией любви.
Я вздрогнула, когда увидела, что к сцене подходит твоя нимфа. Она протянула тебе букет цветов и что-то сказала. Я напряглась, стараясь заметить малейшие изменения в твоем лице. Ты был спокоен! Приняв букет, поблагодарил, как и всех, и тотчас отошел от края сцены. Я не удержалась от искушения проводить девицу до места мстительным взглядом. Наши взгляды снова пересеклись, но я тотчас отвернулась и потеряла к ней всякий интерес.
Классическая часть концерта, когда ты пел старые композиции в сопровождении оркестра, прошла, как всегда, на невероятном подъеме. Девчонки вопили мне в уши с разных сторон:
— Здорово! Потрясающе!
Но кульминацией для меня была песня, которая завершала альбом. Благодарственная молитва, так я назвала ее. Первые звуки мелодии заставили сильнее биться мое сердце. Ты пел, подойдя к краю сцены, прямо напротив меня. Камера, снимающая концерт, была тоже обращена ко мне. Но я не замечала этого, неотрывно глядя тебе в лицо. Шурка пихала меня локтем, а Катя многозначительно косилась. Произнеся последнее слово: «Благодарю», — ты молитвенно сложил руки и поклонился мне. Зал взорвался бешеной овацией. Я плакала, не обращая внимания на камеру.
Все остальное было уже как в тумане. Зрители вызывали тебя на бис, потом весь зал стоя пел вместе с тобой одну из программных песен, которую ты называл гимном любви. Это звучал гимн в честь нашей любви — выстраданной, трудной, но нашей!
Мне больше нечего добавить. Ты никогда не прочтешь эти записки, поскольку сейчас я их уничтожу. Тебе не нужно знать, что я пережила в эти годы. Потому что истинно лишь то, что я люблю тебя и я счастлива…
* * *
Она поставила точку, перенесла написанное на диск и отключила компьютер. Долго сидела, задумавшись. Потом потянулась, встала и отправилась на кухню, чтобы налить себе чаю. Напившись, взяла трубку и набрала номер.
— Олег, я написала роман. Можно я принесу его тебе завтра, как договаривались?
— Можешь переслать по электронной почте мне прямо сейчас.
Потом она вернулась в комнату и долго сидела, глядя на черно-белый постер, висевший на двери. Зазвонил телефон, она не сразу ответила.
— Да?
— Оля, привет! — Это была Катя. — Как твои дела?
— Я дописала роман.
— Поздравляю. Конец счастливый?
— Безусловно.
— Ну и как? Освободилась? Все-таки сублимация…
— Пока не знаю. Наверное, да. Чувствую большое облегчение. Кажется, твои рекомендации срабатывают.
— Ну, я рада. Давай увидимся как-нибудь.
— Спасибо, Кать. Давай завтра и свидимся. Позвони Шурке.
— Замечательно!
Она положила трубку и подошла к двери. С фотографии на нее смотрел мрачноватый Красков.
— Прощай… Я хочу жить.
Она медленно сняла со стены плакат и скатала его в трубку.
Перед сном она вспомнила бабульку, встреченную в студенческие годы в фольклорной экспедиции. Бабушка Манефа из умирающей новгородской деревни учила:
— Когда тебе невмочь, перед сном помолись так: «Господи, пошли мне посланцА!» И он тебе пошлет. Только уж не упусти!
И теперь она произнесла:
— Господи, пошли мне посланца, — с ударением на последнем слоге, как учила Манефа. И уснула с неясной надеждой на будущий день.
День прошел как обычно. А вечером она отправилась на встречу с подругами. Мир показался ей обновленным, красочным. Будто она выбралась на свободу из темницы, в которой провела полжизни. Беспричинная радость переполняла ее и мешала сосредоточиться на внешнем мире. Задумавшись, с радостной улыбкой на лице, она нечаянно вышла на проезжую часть. Страшный скрежет и удар. Она не удержалась на ногах и осела в грязную смесь из снега и сажи. Опираясь на капот иномарки, она с трудом поднялась. Из машины выскочил водитель и бросился ей на помощь с фразой:
— Только наезда мне еще не хватало!
Это был Николай Красков.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
