— Она простит тебя, она очень добрая девушка… Но сюда уже не вернется. Как же ты могла так поступить вчера? Она тебе подарок купила, красивую, кстати, блузку, у нее отличный вкус, получила первую зарплату, прибежала радостная, с подарками, а ты чуть ли не ударила ее!
— Ну, видишь ли… — всхлипнула Мария Федотовна. — Я просто была не в настроении, хотела поставить ее на место. И ты же сам знаешь, какие это деньги. Сам слышал вчера, как разговаривают те, кто платит эти деньги.
— Они выгнали ее с работы. Вот тебе и свидетельство того, что она была честной девушкой и деньги зарабатывала честно.
— Но я же не знала… Сережа, сынок, я понимаю, что была не права. Сейчас даже не могу объяснить, почему так получилось. Наверное… наверное, нужно было сразу сказать все, что я думаю по этому поводу, разрядиться. А я промолчала, когда ты сказал, что хочешь пригласить к нам жить Наташу, посчитала, что после ухода Ларисы у тебя и так нервы на пределе. Я злилась, но молчала, и вот — сорвалась… Пожалуйста, прости меня. Давай подумаем, как сделать, чтобы Наташа вернулась. Позвонить ей?
— Телефон в записной книжке на моем столе, но… Не нужно, мама. Ты уже сделала все, что могла. Я попробую сам позвонить Наташе, правда, не уверен, что она захочет разговаривать со мной. Я бы сам не стал говорить с человеком, если бы он так подвел меня, как я Наташу…
Сергей вернулся в свою комнату, долго сидел за письменным столом, упершись взглядом в телефонный аппарат. Записка Наташи лежала на столе рядом с телефоном. Сумбурные мысли в голове, словно пчелы вокруг матки, роились вокруг одной, главной: вернуть Наташу. Вернуть, вернуть! Не обязательно сюда — вернуть себе любимую. Жить где угодно, где получится, но рядом с нею. Потому что вот комната, где он прожил много лет, его берлога, убежище, где удобно работать, удобно отдыхать, удобно развлекаться, но она же стала вдруг пустой и холодной! Теперь в этой комнате не хочется ни работать, ни отдыхать, ни развлекаться!
А как они счастливы были здесь несколько дней! Всего несколько дней, пока не ворвались в их жизнь посторонние, разрушительные силы… Сергей с тоской посмотрел на диван, журнальный столик, кресла — как же они потускнели теперь, когда Наташа ушла! Даже компьютер и тот, кажется, осиротел без черноглазой девчонки.
Сергей вздохнул и набрал номер.
— Я слушаю вас, — почти сразу ответил мужской голос.
— Добрый вечер, — после некоторого колебания сказал Сергей. Было намерение просто попросить Наташу к телефону, но это слишком напоминало вчерашний звонок незнакомого грубияна «дай Наташу!». — Пожалуйста, позовите к телефону Наташу.
— Вы Сергей, не так ли? — холодно поинтересовался мужчина и, не дождавшись ответа, сказал: — Сожалею, но она сейчас не может подойти к телефону.
— Не может или не хочет?
— По-моему, скорее второе. Что ей передать?
— Я действительно Сергей. Извините за назойливость, но крайне важно сказать Наташе несколько слов. Пожалуйста, передайте ей это, и пусть она возьмет трубку.
Несколько мгновений тишины показались Сергею долгими часами. Наконец он услышал усталый голос Наташи:
— Ну что ты хочешь, Сережа? Я же тебе все написала.
— Наташа! Наташа! — закричал Сергей. — Любимая моя… — Он стиснул зубы, сдерживая слезы. — Послушай, Наташа…
— Ну я и слушаю тебя.
— Мама поняла, что поступила бестактно вчера, просто грубо, она готова извиниться… Вернись, Наташа. Пожалуйста, прошу тебя, вернись. Все будет по-другому, обещаю тебе!
— Нет, Сережа, — кажется, она всхлипнула. — Я никогда не вернусь к вам. Я тебе все написала, неужели ты не понимаешь?
— Я все понимаю, я вел себя очень глупо. Но и мама тоже сегодня поняла, что была не права. Хочешь, она сама позвонит тебе, извинится?
— Нет, — вздохнула Наташа. — Об этом я и говорить не хочу. Не обижайся, Сережа, но там жить я не буду. Скажи мне, зачем ты рассказал Нигилисту про Радика и кассету? Я же просила тебя никогда и никому не говорить об этом.
— Я ничего не говорил ему. Клянусь тебе, Наташа! — воскликнул Сергей.
— Кто же, кроме тебя, мог об этом сказать? Ты не первый раз клянешься, но, видно, клятвы твои не много стоят.
— Наташа! Я не знаю даже телефон этого Нигилиста, последний раз я говорил с ним в прошлом году, в общежитии Литинститута, и ты при этом присутствовала. Честное слово, Наташа!
— Я не верю тебе, Сережа. Пока я не рассказывала тебе о том, как Радик пытался… никто ничего не знал. Ты хотел, чтобы я ушла из магазина? Вот я и ушла…
— Наташа, милая, не говорил я никому о кассете! Ну как мне доказать, что не обманываю тебя?
— Не надо, Сережа. Что случилось, то случилось. Я просто хотела сказать, чтобы ты был осторожен. Не выходи поздно вечером на улицу. Радик не только меня выгнал, он еще и на тебя очень разозлился. Он страшный, когда злится.
— Да плевал я на этого Радика! Наташа, послушай…
— Все, Сережа. Я очень устала и хочу отдохнуть. До свидания, мой хороший…
Сергей долго слушал короткие гудки в трубке. Потом осторожно положил ее на аппарат, мрачно усмехнулся и пробормотал:
— А в том, что в Сомали голодают люди, тоже я виноват?..
Аристарх мельком взглянул на часы: пять минут десятого. Сейчас этот страшный мужик бежит по дорожке парка навстречу ему. А рядом с ним бежит черный дог по кличке Абрек.
Оба они бегут навстречу своей смерти.
Сначала нужно убить собаку. Потом — человека.
Не только Ирина — родная мать вряд ли узнала бы сейчас Аристарха. По темной дорожке парка, пошатываясь, брел пьяный старик, держа в левой руке бутылку пива и прихлебывая на ходу из горлышка. Пьяница, бомж в заляпанном грязью плаще, седая борода, усы, седые, всклокоченные волосы, торчащие из-под рваной шляпы, красный нос. Потрепанная сумка через плечо…
Пришлось немало потрудиться над своей внешностью, достав с антресолей заветный чемоданчик с реквизитом, накопленным за долгие года. Пока он занимался этим перед зеркалом в ванной, Олег ждал его в комнате, и потом, увидев перед собой опустившегося старикашку, округлил глаза, не веря, что перед ним Аристарх.
— Высший класс! — восхищенно сказал он. — Самый высший. Ты настоящий профессионал, Арик.
Он был профессионалом театра. Но сейчас брел по пустынной дорожке парка, держа в левой руке бутылку с пивом, а правой стискивая в кармане плаща пистолет с глушителем. Тяжелая игрушка, на рукоятке — деревянные щечки, на левой — глубокая царапина. Аристарх час, наверное, стрелял из него в подземном тире на даче приятеля Олега. Хорошо бьет.
Аристарх снова посмотрел на часы. Через минуту-другую в поле зрения появится мужик, правая рука паскудного Степана Петровича. Все просчитано до секунд. Сначала — выстрел в пса, потом — в хозяина. И бегом к шоссе, там троллейбусная и автобусная остановки. Старик в замызганном плаще едет в сторону нового жилого массива, а потом симпатичный, но ничем не выделяющийся молодой человек в короткой куртке едет в обратном направлении к метро. Куртка — под плащом. Сам плащ, как и весь грим, будет лежать в сумке. И бутылка из-под пива, с отпечатками пальцев — тоже будет в сумке. Никаких следов не должно остаться.
Сердце бешено колотилось в груди.
А настроение менялось с каждым шагом, как будто не один, а два Аристарха в одном теле брели по узкой дорожке безлюдного парка в этот дождливый вечер.
Шаг — и в памяти взрывались кошмарные видения: Ирка на далеком острове с толстым, обрюзгшим, похотливым мужиком, который лапает ее, раздевает, сам раздевается, а ей, наверное, хочется плеваться от омерзения, да нельзя, и она глупо улыбается… Жалкая, беззащитная, глупая Ирка… Прав Олег, их нужно стрелять!
Еще один шаг. Но он должен выстрелить в человека. Лишить его жизни, а это — страшный грех. Пусть это бандит, плохой человек, ему лично он ничего плохого не сделал. Если оскорбил Олега, надругался над его женой — пусть бы сам Олег и разбирался с ним. Он-то, Аристарх, при чем здесь? Как же он согласился на такое — выстрелить в человека, с которым до этого ни разу не встречался?
Еще один шаг. Олег все продумал, все объяснил. Этот выстрел — не только в того, кто бежит по дорожке навстречу, но и в подлого Степана Петровича. Который после этого вряд ли вспомнит об Ирке, вряд ли станет ее преследовать, у него серьезные проблемы возникнут. Вот тогда и наступит его черед. Да, этого вечернего бегуна Аристарх не знает, но только так, выстрелив сейчас, сможет защитить себя и Ирку в будущем, в скором будущем, когда она вернется в Москву. Только так доберется до самого Степана Петровича.
Еще один шаг… Живой, здоровый мужчина бежит по дорожке, думает о том, как после пробежки вернется домой, может быть, уложит спать детей, поцелует жену, ляжет с ней в постель… Догадывается ли он, что никогда уже не сделает этого? Потому что навстречу идет Аристарх, сжимая в кармане рукоятку пистолета… Как страшно думать об этом! Это не театр, не театр!
