Гранья прикусила губу и пожалела, что упомянула об этом.
— Пожалуйста, не рассказывай ему, что тебе все известно, пожалуйста.
— Он говорил тебе об этом? Что его назначат директором? — По лицу Тони было видно, что он в шоке. — Когда? Когда он рассказал тебе об этом? Давно это было?
— Он говорит об этом уже много лет, но конкретно объявил только вчера вечером.
— Вчера вечером? Нет, ты, должно быть, ошибаешься, ты точно не ослышалась?
— Конечно же я не ослышалась, мы как раз разговаривали об этом, перед тем как я пошла на встречу с тобой.
— И ты говорила ему, что встречаешься со мной? — Вид у О’Брайена был почти что озверевший.
— Нет. Тони, а что такое?
Он взял ее за обе руки и заговорил очень медленно и осторожно:
— Сейчас я скажу самую важную вещь, которую когда-либо в жизни говорил. Ты никогда, никогда не должна говорить своему отцу о том, что сейчас рассказала мне. Никогда.
Девушка нервно засмеялась и попыталась высвободить свои руки.
— Ой, ну хватит, ты сейчас ведешь себя так, как будто играешь роль в мелодраме.
— Честно скажу, по-моему, здесь все намного трагичнее.
— Я никогда не говорила отцу, что встречаюсь с тобой, что ты нравишься мне… А какие у нас с тобой отношения? — Она просверлила его взглядом.
— Нет, конечно же мы обо всем расскажем ему, но позже, не сейчас, потому что сначала я должен кое о чем поговорить с ним.
— Расскажи мне, — попросила она.
— Не могу. Но ты должна доверять мне и знать, что я хочу для тебя всего только самого, самого лучшего.
— Как я могу доверять тебе, если ты ничего мне не говоришь?
— Ты просто должна верить.
— Но я терпеть этого не могу. Как будто стоишь в темноте в незнакомой комнате.
— Что ты потеряешь, если доверишься мне, Гранья? Послушай, две недели назад мы даже не были знакомы, а сейчас нам кажется, что мы влюблены друг в друга. Разве тебе трудно дать мне пару дней, чтобы я мог во всем разобраться? — Он встал и потянулся за пиджаком. Для человека, который только что рассказывал, что он может приходить на работу, когда ему вздумается, сейчас Тони О’Брайен, казалось, очень торопился.
Эйдан Дьюн был в учительской. Он выглядел слегка взволнованным. Его глаза лихорадочно блестели. Возможно, его мучило ощущение некоего самообмана? Или он подозревал, что его любимая дочь встречается с человеком его возраста, во что он конечно же до конца не верил.
— Эйдан, мне необходимо с тобой поговорить, — еле слышно прошипел Тони О’Брайен.
— Возможно, после занятий, Тони…
— Нет, прямо сейчас. Пойдем в библиотеку.
— Тони, через пять минут прозвенит звонок.
— Черт с ним. — Тони вцепился в рукав Эйдана и потащил.
В библиотеке находились две ученицы из десятого класса.
— Вон, — рявкнул Тони так, что спорить с ним никому бы не пришло в голову.
Одна из девушек попыталась воспротивиться:
— Но мы здесь занимались…
— Вы слышали меня?
На этот раз они не стали ничего отвечать и вышли.
— Это не метод — так обращаться с детьми. Мы должны поощрять их стремление проводить перемену в библиотеке. И я прошу, не надо кидаться на них, как охранники тех ночных клубов, куда ты ходишь. Какой пример ты им подаешь?
— Мы здесь не для того, чтобы они брали с нас пример, а для того, чтобы учить их. Чтобы вкладывать информацию в их головы. Вот и все, проще не бывает.
Эйдан в ужасе посмотрел на Тони, а потом произнес:
— Я думаю, от твоих разговоров не будет никакой пользы, так что лучше я пойду в класс.
— Эйдан, — интонация в голосе Тони изменилась. — Эйдан, послушай меня. Меня должны назначить на должность директора. Об этом должны объявить на следующей неделе, но я думаю, что лучше будет, чтобы все узнали об этом сегодня.
— Что, что?.. Почему ты хочешь сделать это? — Эйдану словно дали под дых. Так скоро… Он не был готов к этому. Все еще было неточно. Пока еще ничего не решено.
— Потому что хочу, чтобы ты выкинул из головы весь тот вздор. Ты веришь, что тебя повысят, и тем самым расстраиваешь себя и других, вот почему.
Эйдан посмотрел на О’Брайена:
— Почему ты так поступаешь со мной, Тони? За что? Предположим, тебя выберут на эту должность, и ты считаешь нужным тащить меня сюда… а ведь тебе дела нет до Маунтинвью? Неужели у тебя совсем нет достоинства? Ты даже не можешь дождаться, пока тебя назначат? Ты так нетерпелив…
— Эйдан, ты не можешь и дальше верить, что ты окажешься на этом месте. Разве старина Уолш не предостерег тебя, чтобы ты не строил иллюзий? Все предполагали, что он будет за тебя, и он действительно разговаривал с тобой?
— Он говорил, что, скорее всего, назначат тебя, и, как я понял, он будет очень огорчен, если так случится.
Кто-то из учеников просунул голову в дверь и с изумлением посмотрел на двух преподавателей, спорящих с раскрасневшимися лицами.
Тони подошел к двери и, схватив мальчишку за пиджак, почти поднял его в воздух.
— Иди к черту отсюда, ты, любопытный щенок, и марш в свой класс.
Мальчишка побледнел и округлившимися глазами посмотрел на Эйдана Дьюна.
— Деклан, передай в классе, чтобы подготовились к уроку, я буду через минуту. — Дверь закрылась.
— Ты знаешь их всех по именам — с удивлением произнес Тони О’Брайен.
— А ты, наверное, и одного не удосужился запомнить, — спокойно произнес Эйдан Дьюн.
— А знаете, мистер Добрый, бывают должности покруче директорской.
— Очевидно, да, — согласился Эйдан.
Сейчас, выпустив пар, мужчины немного успокоились.
— Если мы оба останемся на плаву, то мне может понадобиться твоя помощь, Эйдан.
Но Эйдан Дьюн был непоколебим. Он чувствовал себя униженным и разочарованным.
— Нет, ты слишком многого хочешь. Я мог бы, но не стану этого делать. Вряд ли я смогу здесь остаться.
— Но, ради всего святого, что ты будешь делать?
— Я еще не совсем выжат и думаю, найдутся места, где меня будут рады видеть, несмотря на то что тебе это может казаться странным.
— Какой же ты дурак, ведь на тебя здесь делаются большие ставки. Ты же опора Маунтинвью и прекрасно знаешь об этом.
— Но не такая опора, которая может справиться с должностью директора.
— Ты хочешь, чтобы я сказал? Работа директора только с одной стороны выглядит заманчивой. Никто не хочет, чтобы в кабинете сидел мудрый проповедник, всем нужный человек, умеющий громко рявкнуть, когда потребуется, который не побоится жестко высказаться в Министерстве образования, который свяжется с охраной в случае вандализма или распространения наркотиков и которому придется иметь дело с родителями, когда те начнут…
— Я не смог бы работать под твоим началом, Тони, как педагога я тебя не уважаю.
— Ты не уважаешь меня как учителя?
— Да, так и есть. Для меня неприемлемо многое из того, что ты делаешь, и я не могу оставаться равнодушным к тем вещам, которые ты игнорируешь.
— Приведи пример, хоть один, вот прямо сейчас. Что бы ты сделал, если бы вдруг вошел в школьные ворота в качестве директора?
— Первым делом я бы все покрасил, территория неухоженная, грязная…
— Хорошо, приятель. Я сделал бы то же самое.
— О, ты только так говоришь.
— Нет, Эйдан, я ничего не выдумываю, более того, я уже точно знаю, что и как буду делать. Хочешь узнать, с чего я начну? Так вот, я собираюсь пригласить одного знакомого парня из газеты и фотографа и написать статью под заголовком «Великолепная Маунтинвью», в которой будут освещены все стороны школьной жизни, а также сфотографированы расписанные стены, ржавые перила и неубранный мусор.
— Ты никогда не опустишься до этого.
— В этом нет ничего унизительного. Как только выйдет статья, я на следующий же день обращусь к руководству, и они дадут согласие на устранение недостатков. Мы можем обо всем рассказать в деталях, расписать во всех красках, чтобы местные спонсоры откликнулись и приняли участие. Наберется целый список желающих помочь — садоводческие центры, магазины хозяйственных товаров, фирмы, продающие кованое железо, можно привлечь для установки школьного забора… Многие откликнутся.
Эйдан слушал, опустив глаза и разглядывая свои руки. Он знал, что сам он подобным образом ничего не сможет добиться. Похоже, в следующем учебном году школа будет выглядеть совершенно по-новому, но организатором всего этого выступит не он. От этих мыслей Дьюн чуть не сошел с ума.
— Я не смог бы остаться, Тони. Я бы чувствовал себя оскорбленным и униженным.
— Но здесь никто и не думал назначать тебя директором.
— Я думал, — ответил он просто.
— Ну, тогда унижение, о котором ты говоришь, тоже плод твоего воображения.
— И моя семья, естественно, была почти уверена и уже ждут, чтобы отпраздновать.
У Тони подкатил ком к горлу. Он знал, что так оно и было. Дочь этого человека так гордилась своим отцом и мечтала о его новом назначении. Но у них не было времени на сантименты, только действия.
