Теперь я могу поговорить с Мэлом, но, кажется, я опоздала. Он больше не хочет находиться здесь.
Я не могу сдержать улыбку, глядя, как топорщится над правым ухом его непокорный вихор, как поблескивают, не мигая, словно у сплюшки, его глаза, как торчат в разные стороны волоски его левой брови. Не раздумывая, я облизываю палец и тянусь через стол, собираясь пригладить его бровь.
Мэл изумленно отшатывается от меня.
— Прости. — Я впиваюсь ногтями в ладонь и опускаю руку на стол рядом с чашкой. — Я все забываю, что, как говорил Лео, «нельзя, чтобы тебе плевали на лицо».
Я могу произнести его имя. Я могу немного поговорить о нем, прежде чем вновь раздастся этот оглушительный вопль в моей голове.
Мэл накрывает мою руку ладонью, тепло, нежно. Я смотрю ему в глаза, а он берет мой палец, осторожно сжимая руку, и проводит кончиком моего пальца по своей брови. Как только моя рука касается стола, я отвожу взгляд. Мэл смотрит мне за спину.
— Я… я не задержу тебя надолго, — повторяю я. — Я знаю, что тебе не хотелось бы находиться здесь.
Взгляд Мэла останавливается на мне, нежный взгляд его карих глаз.
— Я хочу быть рядом с тобой, — ровным голосом произносит он. — С тобой. Мне хочется положить голову тебе на колени и слушать, как ты часами говоришь мне о чем-то совершенно неважном, потому что именно так ты раньше показывала мне, что все будет в порядке. Я хочу обнять тебя, прижать к себе, коснуться пальцами твоего лица и сказать, что все будет в порядке.
Я уже и забыла, каково это, когда тебя обнимают. Каково это, когда другой человек так близко к тебе, что ты уже не понимаешь, где ты, а где он. Каково это, когда кто-то рядом и ты обретаешь его силу.
По ночам, когда мы с Кейтом спим в нашей кровати, мы не прикасаемся друг к другу. Нам хочется этого, но мы словно позабыли, как это делается. Мы не можем вспомнить, как можно прикоснуться к другому человеку. Как можно обнять его. Стать ближе.
Если наши тела случайно соприкасаются, мы замираем, надеясь, что к нам вернется память. Надеясь, что мы вспомним, каково это — быть вместе. Но это прикосновение становится болезненным напоминанием о том, что мы потеряли. И тогда мы отстраняемся.
Мэл был последним человеком, который обнимал меня. В той кровати, в том номере гостиницы. Той ночью. За ночь до того, как Лео ушел.
— Это самый страшный кризис, с которым нам когда-либо доводилось сталкиваться, и мы не переживаем его вместе, — говорит Мэл. — Вот чего я хочу. Вот чего я хотел все эти три месяца. Пережить эту боль вместе с тобой. Поэтому ты ошибаешься. Я хотел бы остаться здесь. Именно здесь я и хотел бы находиться.
Я делаю глубокий вдох, выдыхаю воздух через рот, пытаясь унять свой ужас от того, что Мэл только что сказал. Я никого не подпускаю к себе настолько близко, чтобы мне можно было такое сказать. Я знаю, что мама, папа, Корди, тетя Мер, Эми, Кейт и Мэл — все они думают, что потеряли меня, когда потеряли нашего малыша. Но я ничего не могу с этим поделать. Я не могу помочь им пережить это горе. Мне нужно справиться со своим горем. В одиночку.
— Я рада видеть тебя, — говорю я Мэлу.
— Да? — Он улыбается, и улыбка освещает его глаза, освещает его лицо.
Мне приходится отвернуться. Я ничего не могу поделать с комом в горле. Мне так и не удалось отыскать Лео в пространстве своих снов, но вот же он. Сидит напротив меня и улыбается.
— Да. — Я не смотрю на него. — Я рада.
Между нами воцаряется молчание. Оно будет длиться вечно, если мы позволим.
— Я не просто так позвала тебя сюда. — Я заставляю себя посмотреть на Мэла. — Собственно, у меня было две причины для встречи с тобой.
Он терпеливо ждет продолжения.
— Я беременна.
Его глаза распахиваются еще шире. Он изумлен, но ничего не говорит.
— Оказывается, мы все-таки занимались сексом тогда. Это был секс, а не что-то другое. И теперь я беременна.
Мэл все еще молчит.
— В общем, извини, но мне придется покинуть тебя ненадолго. Меня тошнит.
К тому времени, как я вернулась, официантка уже принесла травяной чай с имбирем и лимоном и белые сухарики. Мэл помнил, что помогало мне при токсикозе. Утренней тошноте, которая была вовсе не утренней, а когда-бы-ей-ни-заблагорассудилось-тошнотой. Еще Мэл убрал свой кофе. На этот раз меня не так сильно тошнит от аромата кофе, но после рвоты вдыхать этот запах неприятно.
Я отхлебываю чаю, отгрызаю кусочек сухарика.
— Спасибо. — Я указываю на еду и чай.
— Знаешь, я тут подумал… У меня, должно быть, суперсперма.
Я смеюсь. Впервые за три месяца я по-настоящему смеюсь.
— Не смейся! — В его глазах пляшут веселые искорки. — Ты только выслушай мою теорию. У меня, Мальволио Бакена, суперсперма. Я дважды накачал тебя ею. Причем в первый раз я старался, чтобы ты забеременела, а во второй в общем-то нет, но это все равно произошло. И поэтому я полагаю, что у меня суперсперма. Возможно, мне следует консервировать ее и продавать.
— Неплохая идея, — смеюсь я. — Единственный недостаток твоего плана состоит в том, что беременею от этой спермы только я. И поверь мне, я ее покупать не стану. Очевидно, я могу заполучить ее бесплатно. Так что твой план стать великим поставщиком спермы провалится.
Теперь его очередь смеяться. Мэл запрокидывает голову и хохочет так громко, что другие посетители кафе оглядываются на нас.
И я вдруг вспоминаю, за что любила его все эти годы. За что я все еще люблю его. За такие мгновения жизни.
— Что же мы будем делать? — спрашивает Мэл, на этот раз серьезно. Он смотрит на мой живот. — Ты оставишь ребенка?
Я киваю. На прошлой неделе я сделала тест на беременность и сразу поняла, что буду рожать.
Мэл тоже кивает. Кивает с облегчением. Он счастлив.
— Хорошо. Значит, нужно сказать Стеф. Это будет нелегко, учитывая обстоятельства, но я это сделаю.
— Стефани настолько травмирована, настолько напугана тем, что может потерять тебя, что будет несправедливо рассказывать ей о том, что мы сделали. И об этом. — Я кладу ладонь на живот. — Ты так не думаешь? Она всегда нервничала из-за наших отношений. Если ты подтвердишь ее опасения, да еще и после всего случившегося… Ты понимаешь, что с ней будет после этого?
— Ты считаешь, я должен солгать ей?
— Нет, Мэл, я считаю, что ты должен вначале выслушать меня, а потом уже решать, рассказывать ли об этом Стефани, и если да, то когда.
— Ты не скажешь Кейту?
Я качаю головой.
— Нет. Это причинит ему чудовищную боль. Я не хочу так поступать с ним. Прежде чем он что-то поймет, я уже уеду.
— Уедешь?
— Я сказала, что у меня две причины для встречи с тобой. Во-первых, я хотела сказать тебе, что беременна. Во-вторых… я уезжаю. Я решила посмотреть мир. Отправиться в путешествие. Я уеду через пару недель. Кейт еще не знает. Если бы я сказала ему, он бы подумал, что мы с ним поедем вместе. Кейт настаивал бы на поездке. Но на самом деле ему этого не хочется. Наш брак уже развалился, и я не хочу, чтобы Кейт цеплялся за наши отношения.
— Развалился?
— Я люблю его. И всегда буду любить. Но он, как и мой дом, как Хоув, как Англия, напоминает о том, что я потеряла. Я вхожу в дом, вхожу в комнату, и мне кажется, будто я увижу какое-то свидетельство того, что Лео был здесь. Но его игрушки все еще лежат на полу в его комнате. Синий джойстик приставки все еще лежит на консоли. Книга, которую он читал до того, как начал показывать мне трюки на велосипеде, все еще валяется в его спальне. Все точно так же, как и раньше. И я не могу ничего изменить, потому что боюсь потерять какую-то частичку памяти о Лео. Мне больно ходить по моему дому. Больно оставаться с Кейтом. Я не могу выйти на пляж, не разрыдавшись. Я больше так не могу. Мне нужно уехать отсюда. Создать новые воспоминания там, где нет старых.
— Ты беременна.
— Да. — Я пожимаю плечами. — И я собираюсь выносить и родить ребенка где-нибудь подальше отсюда. Вот поэтому я и хочу, чтобы ты подумал, рассказывать ли обо всем Стефани. Потому что я не хочу, чтобы ты сказал ей об этом, думая, что станешь настоящим отцом этому ребенку.
— Я мог бы поехать с тобой.
— Даже если бы я верила в то, что ты можешь уйти от Стефани, то неужели ты думаешь, что я хотела бы этого? Хотела бы, чтобы ты так поступил с ней? В кого бы я тогда превратилась? Если вы с ней разойдетесь, то пусть это будет из-за проблем в ваших отношениях, а вовсе не из-за меня или ребенка.
Мэл смотрит на меня. Я чувствую его горе.
Я не хочу лишать его еще одного ребенка, но я не могу остаться здесь. Сейчас мне нужно защитить себя.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — говорит он. — Пожалуйста, не уезжай из страны. Не оставляй меня.
— Хотела бы я… Мне нужно уехать. Чтобы не сойти с ума. Чтобы начать жизнь сначала. Чтобы Кейт мог найти себе кого-то другого. У меня есть миллион причин для того, чтобы уехать. Я не говорю, что никогда не вернусь, но сейчас мне нужно уехать. Ты ведь понимаешь это, верно?
