— Хотела бы я… Мне нужно уехать. Чтобы не сойти с ума. Чтобы начать жизнь сначала. Чтобы Кейт мог найти себе кого-то другого. У меня есть миллион причин для того, чтобы уехать. Я не говорю, что никогда не вернусь, но сейчас мне нужно уехать. Ты ведь понимаешь это, верно?
Мэл кивает.
— Я не хочу, чтобы это произошло, но я понимаю тебя.
— Я хочу, чтобы ты стал ей настоящим отцом. На этот раз это девочка… Я хочу, чтобы ты писал ей, присылал открытки, звонил ей. Я хочу, чтобы она знала тебя с рождения. У нас все получится. Как-нибудь у нас все получится.
— Да, получится, — соглашается Мэл. — Получится.
Я встаю, беру плащ и сумочку.
— Увидимся, Мэл.
— Разве ты только что не говорила, что мы не увидимся?
— Я не люблю прощаться, поэтому если сказать, что мы скоро увидимся, то становится немного легче.
— Ну что ж, хорошо. Увидимся, Нова.
— Увидимся, Мэл.
Выйдя на свежий воздух из кафе, я увидела, как чайки парят над морем, и вспомнила, что кое о чем забыла.
Я возвращаюсь, обнимаю Мэла за шею и целую его в щеку.
— Спасибо, Мэл. Я забыла сказать тебе это. Спасибо за Лео. Спасибо за ту ночь. Спасибо.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя, верно?
— Я тоже тебя люблю. Может быть, в следующей жизни мы все сделаем правильно. И будем вместе.
— Я не верю во всю эту чушь.
— Но я верю. И моей веры хватит на нас двоих.
— И мне нет смысла спорить, верно?
— Именно.
Не раздумывая, не колеблясь, мы приникаем друг к другу губами. Мы впервые целуемся из-за того, что любим друг друга. Из-за того, что, к несчастью для нас, мы всегда любили друг друга.
Колокольчик над дверью кафе звякает, когда я выхожу наружу. Я застегиваю плащ, перекидываю сумочку через плечо.
Это второе столь болезненное расставание в моей жизни.
Когда любишь кого-то настолько сильно, как я люблю Мэла, уйти от этого человека нелегко, даже если вы оба знаете, что это единственный способ начать жизнь сначала.
— Привет, — говорит Мэл, когда я вхожу в кухню. — Ты как, в порядке?
Я осторожно останавливаюсь. Он говорит со мной? Со мной? Мэл не спрашивал, как я, уже три месяца. Он, кажется, вечность, не задавал мне ни одного вопроса, в котором не было бы крайней необходимости. Когда Мэл что-то говорил мне, он словно обращался к кому-то другому. Он говорил мне. А не со мной. Он плакал. И едва мог произнести хоть слово.
— Да, все нормально, — отвечаю я. Мне хочется оглянуться, проверить, не говорит ли он с каким-нибудь незнакомцем, случайно забравшимся в наш дом. Мэл даже не смотрит на меня. — А ты как?
Он пожимает плечами.
— Ну, знаешь…
«Не знаю. Ты не разговариваешь со мной, поэтому я не знаю. Я могу попытаться представить себе, как ты, но я не знаю. Я могу попытаться поставить себя на твое место, но я никогда не смогу понять твои чувства в полной мере».
— Где ты была?
Я вижу интерес на его прекрасном лице. Мэл больше не плачет, вдруг понимаю я. Он здесь, он со мной, в этой комнате. И он ждет ответа.
— Я…
Нужно солгать. Сейчас, когда он хоть немного сумел справиться со своей болью, последнее, что ему нужно, — это напоминание о том, почему он плакал. О том, почему он больше не хочет быть со мной.
— Я носила цветы Лео.
Я и так уже изолгалась. Теперь пришло время покончить с ложью. Я не могу избавиться от старой лжи, не уничтожив все, но я могу не лгать впредь. И теперь лжи больше не будет. Я обязана отказаться от любой лжи. Ради Мэла. Ради Новы. Ради Лео. Ради себя.
— Желтые розы. Мне почему-то кажется, что желтый был его любимым цветом. Не знаю почему. Но каждые два дня я ношу ему желтые цветы.
Карие глаза Мэла останавливаются на мне на мгновение. Я не могу понять, о чем он думает сейчас. Его лицо непроницаемо для меня. Я оттолкнула его? Он хочет, чтобы я ушла с его глаз долой?
— Зеленый, — говорит Мэл. — Его любимым цветом был зеленый.
— О…
— Но я уверен, желтый ему тоже нравился.
— Может быть.
— Хочешь узнать о нем побольше?
Я киваю. Конечно, хочу. Я хочу знать о нем все. Даже самые мелкие, казалось бы, незначительные детали. Чистил ли он зубы перед сном? Я хочу знать о нем все, чтобы создать в пространстве своего воображения цельную личность, цельное воспоминание, а не разрозненные обрывки памяти, запечатленные на фотографиях. Тогда это воспоминание станет реальностью, и я смогу представлять себе Лео, когда прихожу к нему. Или когда ложусь спать.
— Да, — тихо говорю я. — Да, хочу.
— Я мало что знаю. — Мэл косится на стул напротив, словно приглашая меня присесть. Побыть с ним. — Меньше, чем мне хотелось бы.
Я подтягиваю стул, усаживаюсь, опускаю сумку на пол.
— Я знаю только то, что рассказали мне мама, Нова и остальные. Но этого достаточно.
Я киваю, переплетаю пальцы и готовлюсь слушать.
— Иногда я думаю, можно ли любить того, кого даже не знаешь, — говорит он. — Но именно это я ощущаю по отношению к Лео.
Вот оно. Спасательный круг, который я хотела бросить Мэлу, когда он тонул. Так он мог бы выплыть в безопасное место. Тогда я не понимала, что это и мой спасательный круг тоже.
— Все эти годы мама рассказывала мне о нем, и я чувствовал связь между нами. Будто, слушая о нем, рассматривая фотографии, говоря с мамой после того, как она навестила его, я преодолевал пропасть между нами.
Мы с Мэлом тонули все эти восемь лет.
— Мама сказала, что когда-то Лео показал ей мою фотографию. На том снимке я был совсем маленьким. По словам Лео, Нова сказала ему, будто мальчик на фотографии похож на него, потому что Господу нравится подшучивать над ней. Но Лео сказал маме, что все знает. Знает, что мальчик с этой фотографии вырос и стал его папой. Тогда Лео было всего пять. Мама подумала тогда, какой же Лео умный. А потом она поняла, что на самом деле Лео хотел узнать у нее, откуда берутся дети. Он подумал, что мама расскажет ему, если он покажет, что уже все знает о папах. — Мэл горестно, но в то же время с гордостью улыбается. — Нова сказала, что таким он и был. Слишком умным. Такой ум не довел бы его до добра. Да и ее тоже.
Я протягиваю руку, беру его пальцы, и впервые за долгое время он отвечает на мое прикосновение. Держась за руки, мы плывем к суше.
Я хочу, чтобы вы знали: со мной все в порядке. Да, вы. Теперь, когда вы прочитали мою историю, вы, должно быть, думаете, что я все еще испытываю боль и скорбь, но это не так. Честно. Не волнуйтесь за меня.
Сейчас я сижу в парке и смотрю, как танцует Долли. Ей двадцать один месяц, но она уже упрямица. Настояла на том, чтобы надеть толстый кремовый джемпер, синюю джинсовую курточку, желтые резиновые сапоги и… блестящие серебристые крылышки от костюма феи. Ее каштановые кудряшки разметались по плечам, и моя малышка танцует, напевая придуманную мелодию.
Мы живем в небольшом городке неподалеку от Браги в Португалии. Я даю частные уроки английского детям, которые готовятся к экзаменам. Я знаю, что некоторые люди в городе называют меня «inglesa preta сот о sorriso grande е olhos tristes», что переводится как «англичанка с широкой улыбкой и печальными глазами». Так что, как видите, я вновь могу улыбаться. Не знаю, когда бы я стала способна на это, останься я в Англии.
Мне все еще больно. Мне всегда больно. Но Лео был рядом со мной целых семь лет. Мне немного жаль, что вы его не знали. Никогда не слышали его смеха. Не выслушивали его вопросов, которые он любил задавать в самый неподходящий момент. Не видели, как он проходит уровень за уровнем в игре на приставке. Не слышали его теории касательно жизни. Не видели восторга на его лице, когда я покупала то, что он хотел, или когда он слышал песню, которая ему нравилась. Не были вторым пилотом на подводной лодке, когда ехали в автомобиле. Не убеждали его в том, что не стоит покупать дельфина/акулу/льва (вставьте подходящее название дикого животного). Не плакали, потому что довели его до слез. У меня все это было. И даже больше.
Хотела бы я, чтобы он все еще был со мной. Но Лео был рядом семь лет. И я знаю, что увижу его вновь. Я всегда верила в это. И верю теперь.
Итак, как я и сказала, пожалуйста, не волнуйтесь за меня. У меня все в порядке. У нас с Долли все в порядке. Она дарит мне смех, она поддерживает меня, и когда-нибудь мы вернемся. Но пока я просто радуюсь тому, что моя доченька играет на солнышке. Радуюсь тому, что она со мной. Радуюсь тому, что мы нашли новый дом.
И я не хочу, чтобы вы беспокоились обо мне. Клянусь вам, мы счастливы.
— Я люблю тебя. Все будет в порядке, если ты сейчас уйдешь, — слышит он сквозь пелену тишины.
Тут темно, но в то же время и светло. Он не может видеть, но тут есть свет. Лео знает, что это мамин голос, потому что ее голос не похож на все другие голоса. Никто не похож на его маму.
