Однако, как писала Пегги Грэнберри, она по-прежнему не могла выйти на улицу без того, чтобы ее не остановили и не поинтересовались, правда ли говорят, что она работает над продолжением романа «Унесенные ветром». Сама Пегги в шутку называла его «Принесенные бризом», а о содержании романа с юмором писала, что это будет высокоморальный трактат, в котором у всех героев, включая и Красотку Уотлинг, изменятся души и характеры и все они погрязнут в ханжестве и глупости.
Появился очередной слух, пишет Пегги: поскольку сначала она сама лежала в госпитале, а потом, когда туда же попал Джон, ей приходилось ежедневно навещать его, кто-то решил, что у Пегги неизлечимая болезнь крови, и ей пришлось написать массу писем, опровергая эту выдумку. Но следом появился другой слух: Сэлзник якобы выплатил Пегги премию в 50 тысяч долларов. «Неправда!» — утверждала Пегги.
Денежные вопросы по-прежнему беспокоили ее, несмотря на то, что книга не залеживалась на прилавках книжных магазинов, а отчисления от иностранных изданий были довольно значительными, хотя Европа, например, переживала не лучшие времена. Были еще ройялти от киноверсии романа, изданной также «Макмилланом», и доходы от коммерческого использования атрибутов романа, права на которые Сэлзник в конце концов согласился поделить. Джон выгодно вложил их деньги в дело, а жить они продолжали по-прежнему скромно. Единственной роскошью, которую позволила себе Пегги, стало меховое манто, да и оно было вскоре украдено из их квартиры во время последней поездки Маршей во Флориду. Нового манто Пегги себе так и не приобрела. Ездили супруги по-прежнему на своем старом, девятилетней давности «шевроле».
В сентябре 1939 года Марши сменили квартиру, переехав в дом № 1268 по Пьедмонт-авеню. Район был по преимуществу жилой, и окна многих домов выходили на Пьедмонтский клуб автолюбителей и его прелестные сады.
Арендная плата за квартиру составляла 105 долларов в месяц — сумма, приемлемая для кошелька Джона, особенно если учесть, что в квартире была свободная комната, которая использовалась в качестве кабинета для секретаря Маргарет Бох в течение рабочего дня и для бухгалтера по вечерам. Таким образом, от офиса в отеле «Нортвуд» теперь можно было отказаться.
Случаи пиратства в отношении романа в различных странах продолжали беспокоить Пегги, и свое беспокойство она объясняла слабым здоровьем Джона и собственной «склонностью» к катастрофам. Ведь в конце концов никто не мог знать лучше, чем она, что, говоря о своем нежелании писать в будущем новые книги, Пегги действительно не намеревалась этого делать. Вот почему вопрос денег был для нее столь волнующим.
Пегги всегда хотелось быть знаменитой, но интерес к ней стал несколько ослабевать по мере того, как сходил на нет ажиотаж, вызванный фильмом. В июне реклама фильма исчезла со щитов вдоль дорог и со стен домов, и планировалось попридержать его до Рождества, с тем чтобы потом выпустить на широкий экран впервые по доступным ценам.
К этому времени — 6 февраля — фильм получил уже девять премий Академии киноискусства: как лучший фильм, за лучшее исполнение женской роли (Вивьен Ли), за лучшее исполнение мужской второстепенной роли (Томас Митчелл), лучшее исполнение женской второстепенной роли (Хэтти Макданиэл). И в этот момент убрать фильм из кинотеатров на шесть месяцев, до того, как средний зритель успеет с ним познакомиться, значило в конечном счете гарантировать ему огромный зрительский интерес.
Утром 25 октября 1940 года на своем новом сверкающем автомобиле марки «меркьюри» Марши отправились в Ричмонд, штат Вирджиния, навестить друзей — семейство Давди. Еще до отъезда Пегги договорилась о встрече с Джеймсом Кэбелом и его женой Ребеккой, жившими в Ричмонде постоянно.
Литературные «звезды» по-прежнему сильно интересовали Пегги, и после выхода в свет «Унесенных ветром» она предприняла усилия, чтобы встретиться с некоторыми из своих любимых писателей. При этом как-то забывая о том, что ее собственное стремление к покою и уединению вполне могут разделять и другие литературные знаменитости.
Она попыталась было завязать переписку с такими писателями, как Старк Янг, Стефен Бенет, Харви Аллен, Джулия Петеркин и другими, но ее инициатива не была поддержана, как это произошло, скажем, в случаях с Грэнберри, Брискелем или Давди.
Подсознательно Пегги надеялась, отправляясь в Ричмонд, что ей удастся встретиться с Элен Глазгоу, уже очень старой и больной женщиной. И в этом она рассчитывала на помощь Кэбела — племянника Глазгоу и друга Брискеля.
Встреча автора «Унесенных ветром» и знаменитой вирджинской писательницы, едва не боготворимой Пегги, все же состоялась, хотя не обошлось без трудностей. Глазгоу была столь слаба, что Пегги отправилась на встречу с ней одна, без Джона.
Эту встречу, состоявшуюся в спальне Глазгоу, Пегги считала одной из тех замечательных возможностей, которые открыла перед ней публикация ее книги (к оставшимся она, по словам Джона, относила появление новых друзей).
Несмотря на болезнь, Элен Глазгоу продолжала работать над новой книгой, называвшейся «В этой нашей жизни», и Пегги испытывала трепет при виде благородства этой женщины.
Во время встречи Пегги по-домашнему посоветовала Глазгоу «не принимать ничего близко к сердцу» и высказала мнение о том, какой огромный успех и общественное признание имеет эта плодовитая и уважаемая писательница, и «это не просто недолгая вспышка бурной славы, а солидный успех, растущий из года в год и основанный на правде созданных ею характеров и правдивости их изображения».
Когда на следующий год Элен Глазгоу получила Пулитцеровскую премию, Пегги послала ей поздравительную телеграмму и в ответ получила письмо, в котором мисс Глазгоу писала:
«Я сохранила чудесные воспоминания о вашем мимолетном визите и о часе, проведенном вами у моей постели».
К тому времени, когда Марши вернулись из Ричмонда, приготовления ко второй премьере фильма «Унесенные ветром», назначенной на 15 декабря 1940 года, шли полным ходом. И хотя сама Пегги не участвовала непосредственно в подготовке этого мероприятия, но беспокоилась о каждом новом усовершенствовании и жаловалась Элен Давди на тот «фурор», который «киношники» произвели в ее жизни.
Само выражение «вторая премьера» было смешным и нелепым, но Сэлзник считал, что это добавит значительности моменту перехода от политики предварительного заказа билетов на фильм и высоких цен на них к обычной практике проката. Сэлзник лично наблюдал за рекламной кампанией перед «второй премьерой», и список указаний, отправленных им своим подчиненным, начинался с директивы: «Не публикуйте никаких рекламных статей о Маргарет Митчелл». Когда весть о премьере все же дошла до Маршей, Сэлзник был поражен той поддержкой, которую они оказали его планам.
В октябре месяце в Америке было продано лишь 1600 экземпляров книги «Унесенные ветром» по первоначальной цене в три доллара, а киноверсия романа была временно изъята из продажи в связи с шестимесячным перерывом в прокате фильма. Джон писал семье Давди, что даже если «вторая премьера» и не вернет роман в список бестселлеров, но и не повредит его продаже никоим образом.
Доход от «второй премьеры» должен был пойти на военную помощь Великобритании, а потому было бы естественным, если бы на второй премьере «Унесенные ветром» представляла английская звезда — Вивьен Ли. Но Сэлзник, рассчитывая на эффект, который произвело бы появление двух лауреатов премии Академии киноискусства на сцене, объявил, что Хэтти Макданиэл также приедет в Атланту и что они с мисс Ли сыграют перед зрителями знаменитую сцену затягивания корсета Скарлетт перед барбекю в Двенадцати Дубах.
Взбешенная тем, что Сэлзник покусился на ее театральные права, Пегги дала волю своему гневу в письме к Лу: «Конечно, я могла бы подать на него в суд, и я бы сделала это, если бы не эти несчастные и ни в чем не повинные дамы из общества “Атланта помогает Великобритании”».
Ее согласие, однако, не потребовалось, поскольку Хэтти Макданиэл заявила, что в расистскую Атланту она приедет только под конвоем. Сама мисс Макданиэл, первой из черных актрис удостоенная премии Академии киноискусства, родилась в городке Уичитта, штат Канзас, а выросла в Денвере, штат Колорадо, и несмотря на то, что Сью Майрик много занималась с ней, дотошно обучая ее диалекту и повадкам южных негров, у мисс Хэтти не было никакого желания ехать в Атланту, где ей пришлось бы жить в какой-нибудь комнатенке в негритянском гетто.
На этот раз, однако, не было ни одного из тех «буйств», которые в избытке присутствовали на первой премьере. Были толпы народа, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с прошлогодними. Вивьен Ли приехала, но на душе у нее было неспокойно: Англия воевала, а дом в Лондоне был разрушен во время немецкой бомбардировки. Через несколько дней они с Лоуренсом Оливье уже были на борту теплохода, возвращаясь в Англию, где Оливье должны были призвать на военную службу.
