— Заткнись, — оборвал его Валет, поигрывая связкой ключей, которую достал из кармана куртки Андрея. — Времени для рассуждений нет. Оттащи его в сторону, забросай листьями и жди меня в машине. Все. — Он злобно ухмыльнулся и повторил любимое слово босса. — Отбой.
Квартиру он мог бы найти с закрытыми глазами, такой облом тут получился в прошлом году, до сих пор черви изнутри гложут, как вспомнит об этом.
Он спокойно открыл дверь, вошел в квартиру, защелкнул за собой замок. В комнате горел свет. Там, на тумбочке, лежал кассетный магнитофон «Электроника», а рядом с ним — стопка кассет. Валет подошел к тумбочке, взял в руки одну кассету, другую, презрительно хмыкнул: Таня Буланова, София Ротару, Валерий Леонтьев, Аркадий Северный… Ну и вкус у этого козла! Кассеты с надписью «то, что нужно боссу», понятное дело, не было. Валет рассовал кассеты по карманам своей куртки — отдаст все, а там пусть босс разбирается.
Но это еще не все. Валет подошел к полке с книгами, отодвинул стекло, пошарил за толстыми томами, есть ли там что-то? Есть. Вытащил книгу в черном переплете — маркиз де Сад, «Новая Жюстина». Еще раз хмыкнул. Он читал какую-то книжку этого маркиза, там такое напечатано, прочитаешь и надписи на заборах, в подъездах и лифтах детским лепетом покажутся. Лох прятал эту книженцию от своей бабы! А сам не иначе втихаря читал, ночью, козел!
Валет вытащил из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо листок бумаги, сунул его между страниц книги. Потом положил ее на место за томами, которые не стыдно было выставлять, задвинул стекло полки.
Теперь все нормально. Никто не станет искать это здесь. А сам он в любой момент придет и возьмет, такие двери для Валета не проблема. Ну а если что-то случится, Наташа, или кто здесь будет жить, получит его письмо, найдет в книге бумагу и тогда… Не надо шутить с Валетом, Петр Яковлевич!
Запертая в ванной, Ирина все же чувствовала, что в квартире весь день царит непонятное напряжение, и оно все усиливается. Впрочем, обстановка за тяжелыми дверями ванной была не совсем уж непонятной. Ирина догадывалась, что сегодня должно случится то, ради чего ее похитили. Сегодня или завтра завершится ее заточение в этой грязной, тесной комнатушке, и станет известно, какая судьба уготована пленнице. Может быть, отпустят домой, как и обещали, а может быть, убьют, и перед этим поиздеваются всласть, потешат свою похоть.
Скорее всего, случится второе. Это не те люди, которые сдерживают свои обещания, не те, которые добровольно отпустят беззащитную, красивую женщину, оказавшуюся в их власти.
Страх перед скорой неминуемой расправой заставил Ирину лихорадочно искать пути спасения. Она уже думала об этом, но так ничего и не смогла придумать. Безысходность рождала отчаяние, которое парализовало и волю, и чувства, и разум. Но сегодня безысходность отступила. Слишком близкими стали боль, невыносимые муки, унижение и смерть. Пока они не подошли вплотную, нужно искать выход. Что-то она может сделать, хотя бы сорвать ветхую трубу, к которой прикована, и обварить горячей водой себя и кого-нибудь из своих мучителей. Хотя бы это!
Ближе к вечеру она уже почти придумала, что нужно делать, но помешал чернявый главарь бандитов. Когда он вошел, она сидела на расшатанной раскладушке, опустив голову.
— Чё грустишь, киска? — Он шлепнул пальцами по ее подбородку так, что она непроизвольно подняла лицо.
В кармане его кожаной куртки торчал крупный колпачок авторучки. И это было странно. Если бы из этого нагрудного кармана выглядывала рукоятка ножа или пистолета, она бы не удивилась, но авторучка… Не тот предмет, который бандит выставит напоказ. Что все это значит? Ирина посмотрела на него с нескрываемым ужасом: неужели опоздала, и самое страшное уже началось?
— Чё трясешься, дура?! — заорал он. — Я что, режу тебя или душу? Даже трахнуть не собираюсь, не хочу, у меня сегодня до хрена других дел.
— Я… я не трясусь, — дрожащим голосом пробормотала Ирина.
— Ну и отлично. Теперь слушай меня внимательно. Ты как-то рассказывала про свою замечательную подружку Наташу. Помнишь, да? — Ирина испуганно кивнула. — Про кассету, на которую она записала какого-то болвана, как он прощения у нее просил. Где эта кассета? Жутко захотелось послушать.
— Не знаю. Она не говорила об этом.
— Точно не знаешь? А если я тебя по-другому спрошу? Может, сама вспомнишь, зачем нам портить дружеские отношения?
— Она… она когда рассказывала об этом, десять раз предупредила, чтобы я никому… даже Арику… И я никому… А про то, где эта кассета хранится, и речи не было.
Бандит долго смотрел на нее жестким, немигающим взглядом, потом ухмыльнулся:
— Похоже, ты говоришь правду. Ладно. Ее мужа как зовут?
— Андрей. А что?
— Правильно, Андрей. А теперь, киска, скажи мне: Андрюша, помоги мне, пожалуйста, прошу тебя, умоляю.
— Зачем?
Он взял ее лицо в ладони и неожиданно сильно сдавил их. Ирина слабо вскрикнула от боли.
— Не задавай глупых вопросов, киска. Ну, говори, быстро! А то я сделаю еще больнее. Хочешь убедиться?
— Андрюша… пожалуйста, помоги мне, я тебя очень прошу, — покорно пробормотала Ирина.
— Плоховато. Ты не просишь, не умоляешь, ты бубнишь, как Леонид Ильич на трибуне. Что ж ты такая хреновая артистка? Ну давай, еще раз. Ну?!
— Андрюша, пожалуйста, я очень прошу тебя… Что вы хотите сделать? Хотя бы Наташу оставьте в покое.
— Конечно, оставим. Давай-ка еще раз.
После того, как она раз пять произнесла нужную фразу, он мрачно усмехнулся, похлопал ее по щеке и ушел. Потом они долго собирались, чернявый орал на своих сообщников, несколько раз обронил, что сегодня завершается операция, и они получают зеленые. И могут отдыхать в свое удовольствие. Как и несколько дней назад, Станок пытался выяснить, что ему делать с пленницей, вернее, все ли можно, что взбредет в голову, или пока еще нет. Чернявый сказал: подожди нашего возвращения. Но не слишком убедительно, не так, как несколько дней назад. Ирина поняла: сегодня Станок попытается ее изнасиловать. Чернявый и Буфет ушли и, судя по их словам, вернутся часов в десять — пол-одиннадцатого вечера.
В квартире остались только она и Станок. Но к тому времени Ирина уже знала, что делать.
У старой раскладушки изрядно расшатались дюралевые болты, крепящие скобы, которые служили опорами, вот их-то она и стала откручивать, стараясь не шуметь. Не так-то просто было сделать это: пальцы дрожали от страха и напряжения, ногти ломались, временами просто не хватало сил открутить застопорившийся болт. Закусив губу, Ирина раскачивала его, раскачивала скобу, цепляла упорный болт стальным кольцом наручников. И молила Бога, чтобы он помог ей, чтобы Станок в это время не вздумал сунуться в ванную.
В конце концов ей удалось отсоединить дюралевую скобу. Ирина затолкала болты под ванну, раскладушку приставила плотно к стене, так, что она стояла вполне нормально, хотя ее дальний край в любой момент мог упасть на пол. Потом Ирина загнула концы дюралевой скобы — у нее в руках была довольно увесистая дубинка. Набросив на плечи потрепанное одеяло, Ирина встала у раковины, к раскладушке даже подходить было опасно — рухнет. Согнутую скобу она сжимала в руке под одеялом.
Долго, очень долго ждала она появления Станка, часики на руке показывали уже половину девятого, когда он вошел в ванную, гадко ухмыляясь. Ирина поняла, почему он не сразу ворвался к ней: бегал в магазин за водкой, а потом пил, настраиваясь на скорую победу над беззащитной женщиной. Инструкции главаря уже не имели силы, их можно было нарушать.
— Ну что, артистка, малость побалуемся? — сказал он, прислоняясь плечом к дверному косяку.
— Нет… — сделала испуганные глаза Ирина, отходя к дальнему концу раскладушки. Пальцы под одеялом судорожно сжимали дюралевую дубинку. — Пожалуйста, не надо…
— Хочешь дождаться, когда Валет с Керосином вернутся? Так они вдвоем знаешь что с тобой сделают? Давай, пока мы одни, по-хорошему… — Он снова похотливо ухмыльнулся.
— Валет? Так это — Валет? И — Керосин? — изумленно сказала Ирина. Она уже слышала эти имена, Наташа рассказывала, они еще долго смеялись над кличкой Керосин, все — и Арик, и Андрей… Так это — они? Те самые бандиты?!
— Ну да. Что рот раззявила? Интересно?
— Но он… он же — Король?
— Для тебя. А на самом деле — Валет. Да это уже неважно. Все равно ты ничего никому не скажешь. Ну что, давай? А то мне как-то неохота бить тебя, заставлять раком становиться, все ж таки артистка.
— Я не знаю… ты сядь, я хоть привыкну к тебе, — дрожащим голосом попросила Ирина.
— Можно и сесть.
Станок шагнул к раскладушке, довольно ухмыльнулся и плюхнулся на грязное полотно. Раскладушка подкосилась, и Станок, не ожидавший такого, свалился на пол.
