— Да, — наконец сказала Хоуп, — будешь.
— Почему я ничего не помню?
— Вспомнишь. При травмах головы такое бывает. Дай срок.
— А если ничего не изменится?
— Я отвезу тебя в Сиэтл на обследование.
— Нет!
Хоуп улыбнулась ему, как упрямому ребенку.
— Знаешь, у тебя нет выбора. Ты забыл, что я доктор?
Молли тихонько заскулила и ткнулась в Слейтера носом, словно сочувствуя ему. Он должен был бы узнать собаку… Прикосновение ее теплого меха что-то означало, но что? Он не испытывал ничего, кроме смутного чувства неловкости и беспокойства.
— Ни за что!
Лицо Хоуп смягчилось, глаза светились пониманием и состраданием. Затем она взволнованно промолвила:
— Клей…
Женщина неожиданно умолкла, Слейтер медленно повернул к ней голову и вздрогнул от боли.
— Что?
— Я не та, за которую ты меня принимаешь.
— Ты шутишь? — насмешливо спросил он. — Милая, я не могу вспомнить, когда родился. За кого, по-твоему, я могу тебя принимать?
Увидев ее растерянный взгляд, Слейтер улыбнулся, и у него снова треснула губа.
— Черт!
— Ох, — еле слышно прошептала она, намочила салфетку и приложила ее ко рту Клейтона. — Извини…
— За что? Разве это ты избила меня?
— Нет! Конечно нет. — Тут она оценила юмор и улыбнулась. — Я редко сержусь на тебя. Только в тех случаях, когда…
— Когда? — спросил Клейтон, когда она замешкалась.
— Когда ты делаешь какую-нибудь глупость. Например, опаздываешь к обеду.
Она снова улыбнулась, но, как ему показалось, на этот раз принужденно. Глаза Хоуп не улыбались. Она собиралась сказать что-то другое. Что-то важное. Но что? За что она могла на него сердиться?
Когда Хоуп склонялась к нему, не верилось, что она вообще способна сердиться или причинить вред кому бы то ни было. Он видел ее гладкую белую кожу и чудесные выразительные глаза. Он все сильнее поддавался ее очарованию.
— И часто я опаздываю? — спросил он. Ее нежная улыбка тут же угасла, и Хоуп тяжело вздохнула. Черт побери, что происходит в этой прелестной головке? — Как мы познакомились, Хоуп?
— Я постараюсь не сердиться за то, что ты не запомнил такой пустяк.
— Странно… — Он потер лоб. — Ты понимаешь, что чувствует человек, который глядит в зеркало и не узнает собственного лица? Кто-то пытался меня убить, а я не помню, за что. Может, меня разыскивает полиция? Может, я вор? Или… еще хуже? — Эта мысль была нестерпима.
— Нет!
— Ну, не знаю. Все это чертовски неприятно.
Она пренебрежительно фыркнула и погладила его руку.
— Тебе нужно отдохнуть. Память вернется, не беспокойся. Только не сразу.
— А когда?
— Когда тебе станет лучше.
Они задумчиво смотрели друг на друга, и тут со Слейтером произошло что-то странное. Милое лицо, чудесная фигурка… Нет, внешность Хоуп не отложилась в его памяти, но в ее бездонных глазах он обнаружил то, что уже не надеялся найти.
Домашний очаг. У которого хотелось остаться навсегда.
Тихий звук, сорвавшийся с ее губ, и ответный взгляд подсказали Слейтеру, что не только он сделал это открытие. Хоуп тоже была слегка испугана силой возникшего между ними чувства.
— Клей… — еле слышно прошептала она.
Он знал, что именно хочет сказать Хоуп, и жалел лишь о том, что боль мешает потянуться за ней. А затем она моргнула, и колдовство исчезло. Удивленное выражение сменилось бесстрастной профессиональной маской. Она почему-то не хотела любить его.
Почему? Он чем-то обидел ее?
— Мне нужно еще раз осмотреть тебя. — Она попыталась откинуть простыню, но Клейтон вцепился в нее, почувствовав внезапный приступ совершенно непонятной стыдливости.
— Я голый, Хоуп.
— Я не могу перевязать тебе ребра через простыню.
Тон Хоуп был спокойным и деловитым, но он заметил на ее щеках красные пятна. Клейтона поразил контраст сжигавшего их обоих жара и выражения полной невинности в глазах этой женщины.
Она опустила ресницы, расправила плечи… и снова стала профессиональным врачом, хладнокровным и собранным. Хоуп опять взялась за простыню, и он опять остановил ее.
Клейтон не считал себя застенчивым, но представить себе, что она раздевает его… Однако к стыду примешивалось тайное удовольствие. Его лицо тоже покрылось румянцем.
— Наверное, там нет ничего такого, чего ты еще не видела.
— Гмм… верно. — Хоуп подняла глаза, пытаясь казаться спокойной, но, прежде чем она успела овладеть собой, Слейтер увидел в ее взгляде желание.
Ее влекло к нему. Это должно было льстить его самолюбию, но почему-то не льстило. Наверное, потому что она хотела скрыть свое желание. Если они действительно были так близки, как говорила Хоуп, это было необъяснимо. Новая тайна, от которой голова начала болеть еще сильнее.
— Где мое белье?
Она снова вспыхнула.
— На тебе ничего не было.
Может быть, его оторвали от чего-то очень важного? Например, вытащили из постели этой красавицы? Если, конечно, они и в самом деле были близки.
Он вынул руку из-под простыни, растопырил пальцы и положил ладонь на ее плоский живот.
Мышцы под его рукой напряглись. Она издала странный приглушенный звук, который сказал Клейтону о многом. Хоуп не привыкла к таким прикосновениям. Странно… неужели он мог не притрагиваться к этому точеному телу?
— Я так не делаю? — слегка прищурился Клейтон. — Я что, полоумный?
— Что? — Дыхание женщины участилось, и это ему польстило. Бездонные карие глаза полыхали; она стремилась к нему так, словно не могла насытиться этими прикосновениями.
— Я не часто так прикасаюсь к тебе?
— Ты… ах, я… не помню.
— Не помнишь? — Он бросил на Хоуп иронический взгляд. — Амнезия у меня, а не помнишь ты? — Клейтон несильно, но властно сжал пальцы, любуясь своей рукой, лежащей на ее теле.
Когда Хоуп заговорила снова, ее голос звучал еле слышно:
— Я не могу думать, когда ты так делаешь…
— Да? — Лежа на спине, было глупо пыжиться от мужской гордости, но он ничего не мог с собой поделать. — Отлично. Я тоже.
Она издала еще один сдавленный звук, и Клейтон горько пожалел, что не может подняться и поцеловать ее. К несчастью, тело не хотело двигаться. За исключением некоей беспокойной части, не желавшей считаться с тяжестью его положения.
— Если я мало прикасался к тебе, это настоящее преступление, — прошептал он, убирая руку и от всей души надеясь, что это поможет простыне не превратиться в палатку. — Придется исправиться.
— Да. Все будет хорошо.
Этот внезапный взрыв чувственности смутил его. Клейтон не знал, кто он такой и чем занимается. Знал только, что скрывается, что боится случившегося и страшится его повторения.
Да, ему была по душе и эта неизвестная женщина, и то, что она ждет от него ребенка. При этой мысли рука Клейтона вновь устремилась к ее лону и нежно легла на него.
— Хоуп, это мальчик или девочка?
Она со свистом втянула в себя воздух. Молли обвела обоих удивленным взглядом и комично склонила голову набок.
— Хоуп…
Женщина с трудом перевела дыхание. Что ее так взволновало? То, что она не может скрыть свое чувство к нему? Чушь какая-то…
— Я действительно не могу думать, когда ты прикасаешься ко мне, — прошептала она.
Клейтону нравилась существовавшая между ними физическая тяга, пылкое сексуальное влечение, то, что она не может сопротивляться этой тяге и радуется происходившему между ними. Жаль только, что он не помнит, как это было прежде. И тут Клейтон задал вопрос, который волновал его больше всего:
— Почему мы не женаты?
— Что?
— Не женаты, — терпеливо повторил он. — Почему?
У Хоуп расширились глаза, и это показалось ему забавным.
— Гмм… Не женаты?
Ее голос поднялся на целую октаву выше обычного и сорвался. Клейтону хотелось рассмеяться, но речь шла о чем-то очень серьезном, и это его сдерживало.
Он не был человеком, который ко всему относится легко, в том числе и к связям с женщинами. Вернее, не хотел считать себя таким человеком. Если его чувство к Хоуп было настолько сильным, чтобы заставить ее забеременеть, почему он не удосужился жениться на ней?
— Я… не была готова, — наконец пролепетала она.
— А я был?
С минуту она молча смотрела на него, и Клейтон чувствовал, что тонет в ее прекрасных, выразительных глазах. Эти глаза отражали все владевшие ею чувства: смущение, волнение и… напряжение. Этого последнего он не понимал.
— Да, — прошептала Хоуп, когда Клейтон уже решил, что не дождется ответа. — Ты был готов.
Слейтер испытал облегчение. Значит, он не полный подонок. Значит, он женился бы на ней… если бы она согласилась.
— А почему не была готова ты? Я что, такой плохой?
Она облизала губы и посмотрела на грудь Клейтона, прикрытую простыней, края которой он продолжал сжимать в руке. Он никогда не думал, что взгляд можно ощущать физически, и никогда так не жаждал этих волшебных прикосновений.