— С тобой не соскучишься, Петя.
— Не шути, Стас, — устало сказал Нигилист. — Не видишь — мне сейчас не до шуток.
— А мне? Ты знаешь, кто это звонил? Начальник милиции города Лобня. — Нигилист равнодушно пожал плечами, давая понять, что это его не касается. — А знаешь, что он мне сказал? Только что на своей даче был убит твой босс Шеваров! И его телохранитель. Сторож видел, как убийца выпрыгнул из окна и побежал в сторону шоссе.
Нигилист принялся усиленно массировать себе виски.
— Убийцу, конечно, не поймали?
— Как сквозь землю провалился. Они оцепили весь район, усилили патрулирование на улицах, на вокзале. Но пока безрезультатно. Уж если вокруг тебя, Петя, что-то случается, то уж случается такое… Мне завтра голову снимут за кучу нераскрытых убийств.
Нигилист молчал, опустив голову. Только сейчас он понял, какой допустил промах, — сегодня, когда звонил Аристарху, сказал фамилию — Ратковский. Если Аристарха схватят, очень скоро выяснят, что Ратковского он и в глаза не видел, убить Шеварова его подговорил Нигилист! Черт возьми! Надо же было так оплошать. Молчал бы про фамилию — и никаких проблем! Хотя доказать ничего невозможно, вместе их никто не видел, и Стас взял деньги. Но все же, все же — это была ошибка! Перенервничал он сегодня, чертовски трудный день!
Теперь вся надежда на то, что Аристарх уйдет. Только бы ушел, а уж заставить его молчать несложно. Не наказание страшно, его не будет, а попасть в зависимость к Стасу. Нигилист вздохнул, покачал головой. Посувайло расценил это по-своему.
— Ты знал, что это случится?
— Догадывался. Только не мог представить, что они в один день ударят сразу по двум руководителям концерна. Выходит, я случайно остался в живых. Жадность фраера сгубила…
— В гробу я видал ваш концерн! — заорал вдруг Посувайло. — Мясорубка какая-то! Ты знал…
— Догадывался, Стас.
— Какая, к черту, разница! Догадывался, почему мне ничего конкретного не сказал? Все вокруг да около!
— Это бизнес, товарищ генерал, — спокойно произнес Нигилист. — О том, что такое бизнес на самом деле, никто тебе не скажет. Коммерческая тайна. Но у меня есть данные, что за этим бандитом, который мне угрожал, не одно убийство. У него еще нож есть, ты бы проверил его. Он так ловко крутил лезвием перед моим носом, что я почему-то поверил, ножом он владеет лучше, чем пистолетом.
— Нос у тебя уникальный, что и говорить, — усмехнулся генерал. — Такой многое может учуять.
— Глядишь, одним махом чуть ли не все убийства и раскроешь, — невозмутимо продолжал Нигилист.
Генерал с подозрением посмотрел на него.
— Не слишком ли много ты знаешь, Петя? Может, все-таки объяснишь мне кое-что из коммерческих твоих тайн?
— Все, что знаю, сказал, Стас, — вздохнул Петр Яковлевич. Он снова приложился к бутылке. — Хреново себя чувствую. Ты у нас герой, каждый день под пулями ходишь, а со мной такое впервые. Сейчас позвоню в нашу службу безопасности, нужно усилить охрану, а то еще офис взорвут со всеми документами, и — отпусти меня. С ног валюсь.
— Дай и мне, — генерал протянул руку к бутылке.
Ноги не слушались, когда Аристарх подходил к двери своей квартиры. Никогда в жизни он так не уставал — даже в армии, когда в тридцатиградусную жару бежал кросс в противогазе. Сказывалось нервное напряжение. Воистину нужно быть сумасшедшим, чтобы после всего пережитого спокойно доехать до Савеловского вокзала, как ни в чем не бывало спуститься в метро, на станции «Боровицкая» перейти на станцию «Библиотека имени Ленина», выйти на «Кропоткинской» и шагать по Остоженке к дому. Какое уж тут спокойствие, когда, кажется, все милиционеры подозрительно глядя на тебя, даже пассажиры и те сторонятся, словно чувствуют преступника. И хочется крикнуть во весь голос: я не убивал! Я вообще не понимаю, что происходит, меня подставили! И этот крик, застрявший в горле, — как будто сгусток пламени, стремительно пожирал и силы и нервы.
Их осталось только-только на то, чтобы отпереть дверь, пройти в комнату и рухнуть на диван. Но едва он это сделал, как в дверь позвонили. Аристарх застонал, не поднимая лица. Уже выследили? Уже пришли? Подождут. Ему теперь спешить некуда.
Звонок дребезжал, не переставая. Аристарх тихо выругался и поплелся в прихожую, сетуя на несправедливость судьбы: могла бы дать ему хоть пару часов для отдыха.
Он даже не спросил, кто звонит. Открыл дверь и, к удивлению своему, увидел соседку, Валентину Васильевну.
— Арик, ты где был так долго? — строго спросила она, нимало удивив Аристарха. С чего бы это скромная Валентина Васильевна говорит с ним, как… как Ирка?
— Играл в спектакле, — сказал он первое, что пришло на ум. — А в чем дело, Валентина Васильевна?
— А вот в чем! — торжественно сказала соседка и попятилась от Аристарха к своей двери.
Оттуда вышла Ирка в чужой застиранной кофте, в потрепанных тренировочных штанах. Остановилась, глядя на Аристарха широко раскрытыми заплаканными глазами, а потом бросилась ему на шею.
— Арик! Любимый мой! Арик… — Она крепко обняла его, прижимаясь влажной от слез щекой к его небритой щеке.
Аристарх неуверенно прикоснулся ладонями к ее спине. Он не верил в это, не мог понять — как такое могло случиться? Уже привык, что жизнь его неуклонно изменялась к худшему: она вдруг стала плохой, потом отвратительной, мерзкой, потом — страшной, жуткой, потом вообще перестала интересовать его. И теперь, когда он мысленно простился с нею, жизнь опять стала нормальной, какой была до всех перемен? Вот же она, Ирка!
— Ты… ты где была? — хрипло спросил он.
— В ванной… — сквозь слезы сказала Ирина.
— В какой ванной?
— В какой, в какой! — сердито сказала Валентина Васильевна. — Бандиты силком вытащили ее из квартиры, увезли куда-то и приковали цепью к трубе в ванной, там она и жила, а теперь убежала. Чего ты стоишь, как истукан, Арик? Неси в комнату, она, бедная, еле на ногах стоит. В милицию надо позвонить! Чтоб этих гадов нашли, да на столбах бы повесили, только так с ними и нужно, иначе — не поймут!
— Не надо в милицию, — пробормотал Аристарх, — их дружки потом с автоматами придут. Спасибо, Валентина Васильевна, мы сами разберемся.
Он подхватил жену на руки — откуда только силы взялись! А она была такая легкая, такая хрупкая! Его любимая, родная, глупая девчонка… Они держали ее в ванной, приковали к трубе? Господи, что же ей довелось пережить! Слезы катились по щекам Аристарха, заросшим трехдневной щетиной.
— Я не изменила тебе, Арик, любимый, — сказала Ирина, судорожно обнимая его за шею. — Я люблю тебя, люблю, не могу без тебя, Арик мой!..
— И я тебя, моя хорошая. — Он бережно положил ее на диван. — Пожалуйста, успокойся, моя глупенькая… Ирка, родная моя… Если б я знал, что ты не на Канарах, я бы искал тебя, я бы нашел, Ирка…
— Они заставили меня написать эту подлую записку, — рыдала Ирина. — Нож приставили и сказали… тебя убьют, если не напишу. Ну что я могла сделать, Арик?..
— Теперь все позади, мы вместе, это главное, — бормотал Аристарх, размазывая слезы по щекам. — Все позади, позади…
— А ты? — встревоженно спросила Ирина. — Ты никаких глупостей не натворил, Арик? Они говорили, что похитили меня для того, чтобы заставить тебя что-то сделать. Ты сделал?
— Ничего плохого я не сделал, моя хорошая, — Аристарх с такой любовью и нежностью смотрел на жену, что она снова обняла его, крепко прижалась к нему всем телом.
— Я больше за тебя боялась, чем за себя, Арик. Меня они не трогали.
— Ты, наверное, есть хочешь? — спросил Аристарх. — Я даже не знаю, что у нас в холодильнике. Яичницу, наверное, смогу организовать. А потом ты мне расскажешь все, а я тебе.
— Хочу есть, — кивнула Ирина. — Теперь, когда ты рядом, Арик, я все хочу.
— Но вначале, наверное, тебе нужно в ванную?
— Ох, нет. — Ирина испуганно прижалась к нему. — Я даже слово это не могу слышать спокойно.
— Это же наша ванная, красивая, уютная, — ласково сказал Аристарх. — Я тебя туда отнесу, и сам буду мыть свою глупую девчонку, пока она снова не станет ослепительно-блестящей дамой.
Он поднял жену на руки, крепко поцеловал в губы. Ирина еще сильнее стиснула его шею. И улыбнулась.
Керосин долго сидел в машине, припаркованной напротив дома, куда ушел Валет, на другой стороне проспекта Мира. Валет приказал ждать его здесь. Сказал, что вернется максимум через полчаса и с бабками. С зелененькими! Керосин в который уж раз вожделенно потер ладони.
Когда ехали сюда, настроение было паршивым. Все стоял перед глазами лох с молотком в руке, падающий на землю. Он, конечно, козел, сам первый стал молотком размахивать, но все же убивать его не нужно было. Набили бы морду как следует — и все дела. Но Валет выстрелил. А он, Керосин, затащил потом тело подальше в кусты, засыпал прошлогодней сырой листвой, до сих пор там лежит, холодный уже весь… Первый раз Валет убил человека на его глазах, раньше Керосин все время ждал в машине и ничего не видел. Оказывается, это страшно.