— Отнесу домой, в деревню.
— Думаешь, там их у тебя не украдут?
— Не украдут, если вы позаботитесь обо мне.
— Я хозяин только здесь, в лесу. За его пределами моя власть кончается. В деревне я тебе не защитник.
— Тогда я останусь здесь, — решила Профулла. — Тут вы мне поможете?
— Конечно, — заверил ее Бховани Патхок и поинтересовался: — А что же все-таки ты собираешься делать со своим сокровищем?
— Что обычно делают люди с богатством?
— Тратят его.
— Вот и я стану его тратить.
Бховани Патхок расхохотался. Его смех задел Профуллу. Он заметил ее неудовольствие и ласково сказал:
— Не сердись, мать. Я смеюсь потому, что меня позабавили твои глупые слова. Разве ты сможешь потратить на себя одну такое огромное богатство? Ты ведь сказала, что никого у тебя нет.
Профулла опустила глаза.
— Слушай, мать, — продолжал тот. — Ты знаешь, как люди распоряжаются своим состоянием? Тут есть три пути. Некоторые с его помощью получают возможность жить в довольстве и роскоши, другие тратят его на богоугодные дела, а третьим оно расчищает дорогу в преисподнюю. Ты одинока, много ли тебе надо, чтобы обеспечить себя? На кого тебе тратить свои сокровища? Вот тебе и остается выбор: или творить добрые дела, или отправиться в преисподнюю.
— Главарю разбойников не пристало говорить такие речи! — смело заметила девушка. — Не ему учить других добру!
— Я занимаюсь не только разбоем, — возразил ей Бховани, — и уж для тебя никогда не буду злодеем-разбойником. Раз я назвал тебя матерью, то и советовать дурного не стану. Так вот, тратить сокровища тебе не на кого — ни мужа, ни родных у тебя нет. А богатство это громадное, и много таится в нем возможностей как для добра, так и для греха. Какой же путь ты изберешь?
— Предположим, путь греха! — с вызовом ответила Профулла.
— Тогда я позову своих людей, и они выставят тебя из лесу вместе с твоими кувшинами, — заявил Бховани. — Ведь среди моих молодцов найдется немало желающих составить тебе компанию. Поэтому, если ты решила предаться пороку, немедленно уходи отсюда. Зла я тут не потерплю.
— Но ведь если я смогу уйти из лесу со своим сокровищем, мне только лучше будет! — удивилась Профулла.
— Надолго ли тебе его хватит? — Бховани пристально посмотрел на Профуллу. — Ты молода и красива. А молодость и красота для тебя опаснее разбойников. Станешь жить грехом — не заметишь, как все растратишь. Сколько бы денег у тебя ни было, все уйдут. А что ждет тебя потом?
— И что же? — поинтересовалась Профулла.
— А то, что привычка к роскоши у тебя останется, а средства для нее иссякнут. Вот и начнешь опускаться все ниже, пока окончательно не пропадешь. Может, все-таки изберешь путь добра?
— Я дочь порядочных родителей, отец мой, — серьезно сказала Профулла. — Грехов за мной прежде никогда не водилось, не совершу я их и теперь. Порок не для меня. Богатство мне тоже ни к чему, я из бедной семьи и к роскоши не приучена. Мне бы только было чем утолить голод да прикрыть наготу. Поэтому возьмите все эти кувшины себе и позаботьтесь только о том, чтобы у меня всегда была честно добытая горсть рису.
Речь девушки понравилась Бховани.
— Богатство это твое, мне оно ни к чему, — ответил он.
Такое заявление удивило девушку. Это не укрылось от Патхока.
— Ты, верно, думаешь, что я притворяюсь? — спросил он. — Дескать, грабит народ, а от денег отказывается. Сейчас нам не время рассуждать на эту тему, но предупреждаю, если ты начнешь греховодничать, я могу и отобрать у тебя сокровища. А теперь не возьму. Так скажи все-таки, что ты собираешься с ним делать?
— Я вижу, вы мудрый человек, — проговорила Профулла. — Научите меня, как поступить.
— Научить-то можно, — ответил Бховани, — только много времени уйдет на науку, лет пять или шесть. Хотя если ты согласна, то я не против. Только имей в виду: в течение всего этого времени ты не прикоснешься к своим кувшинам. Не беспокойся, едой и одеждой я тебя обеспечу. Будешь получать ровно столько, сколько потребуется — не больше. Но уговор: ты станешь беспрекословно меня слушаться. Ну как, принимаешь мои условия?
— А где мне жить? — осведомилась Профулла.
— Там же, где и теперь. Останешься в этом лесу. Мы со временем немного приведем в порядок твои развалины.
— Я буду здесь жить одна?
— Нет, я пришлю тебе двух женщин, чтобы они всегда были радом с тобой. Не бойся, пока я хозяин этих мест, никакая опасность тебе здесь не грозит.
— Как же вы будете учить меня? — поинтересовалась девушка.
— Ты знаешь грамоту?
— Нет.
— Значит, с нее и начнем.
Итак, они договорились, и Профулла вздохнула с облегчением, радуясь, что нашла себе покровителя.
Бховани Патхок простился с ней и вышел со двора. В лесу его дожидался высокий широкоплечий человек с аккуратно подстриженной квадратной бородкой.
— Ронгорадж? — удивился Бховани. — Ты здесь зачем?
— Пришел за вами, — ответил Ронгорадж. — А как вы сами здесь оказались?
— Я, кажется, нашел того, кого искал все эти годы.
— Раджу?
— Нет, рани.
— А чего их искать? Английский король уже тут как тут. В Калькутте, говорят, Гастингс вовсю старается для него. Ловко орудует.
— Нам нужен другой король. Ты ведь знаешь, кого я имею в виду.
— Ну и как, отыскали?
— Готовым такого не найдешь. Его надо сотворить. Бог создает железо, а человек выковывает из него меч. Кажется, я нашел хорошую сталь, теперь пять лет буду ее обрабатывать. А ты проследи, чтобы ни один мужчина, кроме меня, не заходил в этот дом. Помни, она молода и красива.
— Слушаюсь. А теперь о моем деле. Я пришел к вам сообщить, что на днях люди сборщика налогов разграбили Ронджонпур.
— Ну что ж, тогда мы почистим его контору и вернем потерпевшим все то, что у них отобрали. Деревенские помогут нам?
— Надеюсь, что помогут, — ответил Ронгорадж.
Бховани Патхок выполнил свое обещание. Он прислал к Профулле двух женщин, поручив одной из них — ее звали Мать Гобры — ходить в деревню на базар, а другой — неотлучно находиться при девушке. Мать Гобры была темна кожей, стара — ей исполнилось семьдесят три — и тута на ухо. Было бы полбеды, если б она совсем не слышала, тогда с ней можно было бы объясняться знаками и никаких недоразумений не возникало бы. Но она частенько одни слова разбирала, а другие — нет, и в результате дело нередко доходило до курьезов. Ее напарница была ей полной противоположностью: молодая, всего лишь лет на семь старше Профуллы, красивая и довольно светлокожая. Они словно дополняли друг друга — одна излучала свет, а другая воплощала тьму.
Мать Гобры молча поклонилась Профулле, сложив ладони в пронаме.
— Тебя как звать? — спросила девушка.
Та промолчала.
— Она плохо слышит, — пояснила молодая. — Все ее зовут Мать Гобры.
— Сколько же у тебя детей, Мать Гобры? — снова обратилась к ней Профулла.
— Так, конечно, хорошо, когда человек добрый, — ответила та. — Как же иначе?
Профулла покачала головой.
— Ты какой касты? — поинтересовалась она.
— Да, на базар могу ходить часто, — невозмутимо заявила старуха. — Когда пошлешь, тогда и пойду.
— Я спрашиваю тебя, ты кто такая?
— А зачем тебе другая? Я одна со всем управлюсь. Вот только два дела мне не под силу.
— Какие же? — полюбопытствовала девушка.
У старухи неожиданно прорезался слух.
— Какие? Не могу воду носить — поясница у меня слабая — и стирать. Придется тебе тут самой постараться.
— А остальное все сможешь? — спросила Профулла.
— Посуду мыть тоже должна будешь ты.
— Ладно. А ты-то что делать будешь?
— Да вот еще, мести дом и обмазывать стены я тоже не гожусь.
— А чем же ты станешь заниматься? — удивилась Профулла.
— Как чем? Всем, чем прикажешь. Фитиль для светильника могу свернуть, воду из кувшина вылить, лист грязный, как поем, выброшу. А главное — за покупками ходить стану.
— А считать ты умеешь?
— Да ведь я старая, мать моя, глухая и соображаю плохо, куда уж мне! Но ты не беспокойся. Что мне ни дашь, все истрачу Тут уж тебе обижаться на меня не придется, можешь мне поверить.
— Ну, видно, и впрямь другой такой способной, как ты, не найти, — заметила Профулла.
— А ты и не ищи, мать моя, — ответила Мать Гобры. — Не беспокойся о других, думай лучше о себе.
— А тебя как зовут? — обратилась девушка к молодой женщине.
— Не знаю, — вздохнула та.
— Как не знаешь? — улыбнулась Профулла. — Ведь дали же тебе родители какое-то имя?
— Может быть, и дали, — согласилась женщина. — Да мне оно неизвестно.
— Как же это так?
