«Мне всего девятнадцать, — думала она. — Ей было столько же. Нина умерла, так ничего и не поняв в этой жизни, ведь все наши девятнадцать — это была не жизнь, а так, подготовка. Мы были детьми, смешными и глупыми девчонками, которые мечтали о счастье». Тане вспомнилось, как они сидели вместе с Ниной в библиотеке. Подруга листала журналы, а она делала выписки, готовясь к реферату по истории. Ее заинтересовала иллюстрация, где три женщины с вьющимися волосами пряли пряжу. Нинка еще посмеялась, сказав, что это, как у Пушкина в «Сказке о царе Салтане». На рисунке были изображены мойры, богини судьбы, прядущие нити человеческих жизней. «Порвалась твоя ниточка, подружка», — прошептала Таня, и снова ком подступил к горлу.
— Проснись… твоя, — тронула ее за плечо кондуктор.
— Ага. — Звук с трудом преодолел горячую преграду. — Спасибо, — поблагодарила Таня, взглянув в серое от усталости и тусклого освещения лицо девчонки-кондуктора. «Вот и она, наверное, ждет счастья. А дождется ли?..» — подумалось ей.
Таня проснулась за несколько секунд до звонка будильника. С ней такое часто случалось. Взглянув на циферблат, она протянула руку, нажала кнопку и снова окунулась в легкую дремоту. «Нинка», — вдруг огнем полыхнуло у нее в мозгу. Таня рывком села на кровати, прижав руки к груди, словно пытаясь удержать рвущееся из груди сердце. «Нина, Нина, Нина, — стучало у нее в висках. — Что же делать? Что делать? Что делать?» Она еще раз оглянулась на смятую от беспокойного сна постель, и ей захотелось опять юркнуть под одеяло, скрыться от страшной правды. Но вместо этого она просунула ноги в мягкие тапочки и, накинув махровый халат, вышла из комнаты — пора было начинать новый день.
Она остановилась рядом с кроватью, где, полулежа, курила мать.
— Ты что, заболела? — спросила Таня.
Мать нехотя подняла голову и посмотрела на нее.
— На больничном.
— Что случилось?
— Надоело. Сказала, что кашляю, — дали. Температура у меня почти всегда повышенная.
— Ладно, — сказала Таня и направилась в ванную.
— Ты того… знаешь про Нинку? — крикнула ей вдогонку мать.
— Да… — ответила Таня и обернулась.
— Мать ее вчера тут так орала — аж стены дрожали. Говорит, ты во всем виноватая. Ты вместо себя Нинку подставила, а ее и убили.
— Я?.. — Таня от неожиданности поперхнулась.
— Может, тебе того… покреститься.
— Не поняла… — Таня недоуменно смотрела на кончик тлеющей сигареты, которую мать держала в руке.
— Несчастья от тебя. Вот и Нинка…
— А ты хотела б, чтоб меня?
Таня продолжала смотреть на кончик сигареты, боясь взглянуть в лицо матери и увидеть в ее глазах ответ. Мать поднесла сигарету к губам, затянулась. Она молчала, и по этому напряженному молчанию Таня поняла, какие мысли ее одолевают.
— Значит, считаешь, что это моя вина?
— Ничего я не считаю, вот привязалась, — огрызнулась мать и раздавила окурок в блюдце. — Только Генку никогда тебе не прощу.
Таня наконец-то смогла посмотреть матери в лицо. Ничего, кроме ненависти и страха, она не увидела.
Таня, шаркая, поплелась в ванную. Никогда она не чувствовала себя так одиноко. Вновь накатила боль, мерзкая и липкая, как паутина. Таня включила душ и встала под колючие струйки.
— Лучше бы меня, — прошептала она, закрыв глаза, но тут же в ужасе открыла. Ей было одиноко, больно, страшно, но она была живой, и ей совсем не хотелось умирать. Горячая вода приятно щекотала тело, и Таня ощущала, как под ее кожей пульсирует кровь. — Прости меня, подружка, — прошептала она, — я не хотела. — Ее шепот смешался с шумом падающей воды, и она поняла всю абсурдность своих оправданий.
— Ольга Викторовна? — Таня так сжала телефонную трубку, что ее пальцы побелели.
— Кто это? — прошелестел голос.
— Я подруга Нины, Таня…
На другом конце провода воцарилась тишина. Наконец шелестящий голос произнес:
— Оленька спит. Ох намаялась… А тебе не стоит сюда звонить. Ведь это ты устроила Нину на заправку?
— Да… Но она сама попросила… И Ольга Викторовна рада была…
— Понятно, — перебил ее голос, — мне все это понятно, но знаешь ведь, как говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
— Не поняла…
— Тебя теперь во всем винят. Так что ты не звони и не приходи.
— Но как же?.. — всхлипнула Таня. — Мы же с ней с пятого класса… Как она?..
На другом конце послышался вздох.
— Ниночка — красавица, как невеста…
— Я зайду… Цветы…
— Нет!
Трубка зачастила гудками. Таня разрыдалась, неосознанно испытывая облегчение. На самом деле ей совсем не хотелось увидеть подругу мертвой. Таня достала альбом, вытащила фотографию: Нинка улыбалась, глядя в объектив. На вздернутом носу — солнечный зайчик.
Таня положила фотокарточку перед собой, внимательно вглядываясь в круглые, подрисованные карандашом, смешливые глаза подруги. Та выглядела абсолютно счастливой. «Я буду помнить тебя такой», — прошептала Таня.
Когда она вошла в небольшое помещение парикмахерской, Валентина стояла у окна. В кресле вместо клиентки сидела Людмила Петровна, Танина сменщица.
— Здрасте, — сказала Таня, снимая ветровку.
— Привет, — ответила сменщица, крутанувшись на кресле. — Че вышла?
— Сейчас моя смена.
— На кой ляд тогда меня вызвонили? — возмутилась Людмила Петровна и взглянула на Валю.
— Татьяна, зайди ко мне, — выглянула из своего кабинета Светлана Васильевна, владелица их небольшого салона.
Таня повернулась и краем глаза заметила, каким Валя провожает ее взглядом — настороженным и в то же время радостным.
Воздух небольшой комнаты был пропитан резким запахом, вероятно, очень дорогих духов.
«Химическая атака», — подумала Таня, стараясь сдержать щекотание в носу.
— Садись, — кивнула на стоящий напротив стул Светлана Васильевна, поправляя и без того тщательно уложенные волосы.
Таня, с трудом справившись с желанием чихнуть, села, плотно сжав колени, и напряженно вытянулась.
— У нас рентабельность снизилась. А ты расценки не соблюдаешь и опаздываешь, — сказала начальница и выдвинула ящик стола.
— Я вовремя, — робко возразила Таня.
— За пятнадцать минут должна приходить, а сейчас почти полдесятого.
— Всего десять минут, — поправила ее Таня, но уже поняла, что ее увольняют. Светлана Васильевна держала в своих коротких наманикюренных пальцах белый конверт. Она положила его перед Таней и сказала, не поднимая глаз:
— Здесь окончаловка. Вообще из тебя толк будет, только…
Она посмотрела на кружевной воротничок белой Таниной блузки и тихо сказала:
— Не в коллективе ты. Так нельзя. Вот Валентину совсем не уважаешь, а она ведь у нас с основания, когда я еще в заведующих была.
— Ладно, — вздохнула Таня. Она вдруг поняла, что если начнет оправдываться, защищать себя, то услышит много неприятных, а самое главное — несправедливых слов, и эти слова, словно уксусная эссенция, будут разъедать ее душу. Таня взяла конверт, заглянула внутрь. «Полторы тысячи лучше, чем ничего», — подумала она. — Спасибо, — сказала Таня и встала. — Я пойду?
— Да-да, — с явным облегчением закивала Светлана Васильевна. — Ты на меня только зла не держи, — вдруг попросила она, когда Таня была уже у порога.
Оглянувшись, Таня встретилась с ней взглядом. И снова прочитала в чужих глазах настороженность и страх, граничащий с ненавистью. Вероятно, и сюда уже долетели слухи о причинах гибели Нины.
— А вы пальцы скрестите, — бросила Таня и вышла.
Тусклая хмарь утра обернулась мелким дождем. Таня шла по улице, глядя прямо перед собой. Она уже не ощущала той резкой, тянущей боли, которую испытывала вчера, узнав о смерти подруги. Ее переполняла печаль, серая и промозглая, как само это утро.
Капли дождя падали на голову, превращая рассыпанные по плечам волосы в тяжелые пряди. Редкие прохожие, пряча головы под капюшонами или скрывшись под зонтами, деловито шагали мимо нее. «Простудишься», — женским голосом сказал ей потрепанный клетчатый зонт, обгоняя ее. Впереди еще долго маячили забрызганные икры в плотных колготках.
Таня поежилась: она вдруг почувствовала, как холод пронизывает ее всю насквозь.
На углу она заметила вывеску кофейни и зашла внутрь. Уже на входе запах хорошего кофе чуть взбодрил ее. Оставив промокшую до подкладки ветровку в гардеробе, она поправила перед зеркалом воротничок блузки и прошла в зал. Выбрав самый темный угол, она села за столик, раскрыла меню. Самое дешевое, что здесь предлагалось, — чашка кофе за сорок рублей. Она заказала кофе и рюмку ликера. Ликер был дорогой, немецкий, но сегодня у нее были деньги, и ей захотелось хоть чуточку попробовать той жизни, о которой так мечтала ее подруга.
