Кэтлин Уинзор - Любовники

— Ведь ты любишь меня, правда? — спросила Дульчи ласково. — И ты никогда не думал, что такое может с тобой случиться.

— Да, не думал, что смогу кого-нибудь полюбить. Я не искал любви.

— Не искал, но все же рад, что наконец обрел ее? — улыбнулась Дульчи. — Или это любовь обрела тебя? Какая это прекрасная вещь!

Он нежно ласкал ее, а потом нагнулся и поцеловал в шею. И был изумлен, обнаружив в себе способность к такому благоговению перед женщиной. «Выходит, я никогда не знал себя», — подумал Эрик.

— Ты — самая красивая, самая замечательная на свете. Ты — единственная, с кем я познал любовь или познаю когда-либо. И, кроме тебя, мне больше никого и ничего не надо.

Подняв голову, Эрик ощутил на щеке мягкое прикосновение пышных волос; она как-то обмякла в этих объятиях, слегка ухватившись за его плечи.

— Но ведь, если ты ощутишь любовь к одному человеку, значит, способен почувствовать ее и к другим, — задумчиво проговорила она.

Он прижал ее к себе, охваченный небывалым доселе счастьем, переполненный благодарным чувством.

— Мне не надо чувствовать любовь еще к кому-то, — упрямо произнес он.

— А этого и не будет, Эрик. Тебе никто больше не понадобится, — сказала она и мягко, чуть заметно пошевелилась, высвобождаясь из объятий. Затем отодвинулась от него.

Он пристально смотрел на нее, пытаясь понять смысл ее слов. Потом решил, что, раз зашел так далеко, нет смысла быть трусом. И в самом деле, сейчас он ничего не боялся; осознав свою любовь к ней и то, что это чувство взаимно, считал невозможным после всего этого возвращаться в мрачную пещеру, в которой до сих пор текла вся его жизнь.

— Дульчи… ты не выйдешь за меня замуж?

— Замуж? — с искренним удивлением переспросила она.

— Конечно. Ведь ты говоришь, что любишь меня. Я тоже люблю тебя. Ну и… Что еще нужно нам, кроме брака? — Он продолжал внимательно смотреть на нее, и глаза его прищурились от подозрения, неожиданно вспыхнувшего в нем. Да она просто играла с ним, а сейчас готовится бросить его. «Не надо раньше времени приходить к подобным заключениям! — предостерег он себя мысленно. — Может, тебя просто неправильно поняли».

— Я совсем не думала об этом, Эрик, — проговорила Дульчи, слегка отвернувшись от него.

Спина ее изогнулась под его сильной рукой, а глаза Эрика впились ей в лицо.

— Что ты хочешь этим сказать? Что значит — не думала об этом? — Сейчас его голос звенел от гнева. Она предостерегающе коснулась пальцем губ и посмотрела в сторону дома.

— Я не думала о замужестве.

Его руки крепко сжимали ее нежное тело. Он сжал зубы от напряжения, чувствуя, как ярость закипает в нем, и ему хотелось предостеречь ее, ибо он понимал, что это опасно для них обоих.

— Тогда подумай об этом сейчас, — произнес Эрик так тихо, будто весь выгорел изнутри. — Подумай о моих словах сейчас, а потом скажи, что собираешься делать.

Ее лицо по-прежнему было обращено к нему, и, хотя Эрик чувствовал страшный стыд, понимая, что причинил ей боль, он раздавил бы ей кости, если бы на это хватило сил. Голова его кружилась, со дна души поднималась жаркая ненависть; ее лицо казалось каким-то неясным расплывчатым пятном, видимым словно сквозь толстую пелену тумана.

Однако она не жаловалась, похоже, понимая, что должна позволить ему сделать ей больно, чтобы смягчить его собственную боль.

— Ведь я не думала, что ты сделаешь мне предложение именно сейчас, Эрик, — проговорила она.

Он резко отпустил ее и посмотрел ей в глаза взглядом, полным неприязни и презрения.

— Я знал, что это случится! Самое нелепое то, что твоя мать заставила тебя пообещать ей, что ты не выйдешь за меня замуж… именно сейчас. — Он продолжал презрительно смотреть на нее, чувствуя, что выглядит отталкивающе, и при этом хотел выглядеть сейчас именно так. — Ей хочется, чтобы ты уехала вместе с ней на какое-то время, чтобы ты постаралась забыть меня, потому что еще слишком молода, чтобы запомнить человека, с которым виделась какие-то две недели, а может, и меньше… И потому что по прошествии некоторого времени ты найдешь себе еще какого-нибудь идиота, который безумно влюбится в тебя!

И тут он увидел слезы, медленно катившиеся по ее щекам. Дульчи начала нервно стирать их ладонью, но они продолжали наворачиваться ей на глаза, и она беспомощно махнула рукой, отказавшись от этой тщетной затеи. А когда заговорила, он не услышал в ее словах никакой жалости к себе.

— Мама не требовала от меня никаких обещаний, Эрик. Она вообще не говорила, хочет ли, чтобы я вышла замуж, или нет. Но я не могу сейчас оставить ее одну. Мне надо побыть с ней по крайней мере еще несколько месяцев. И я тебе уже не понадоблюсь, не так ли, Эрик? И еще… Не думаю, что очень мудро слишком доверять тому, что случается в чужой стране. Когда человек уезжает из дома, все очень сильно меняется. Но я очень люблю тебя… и всегда буду любить. Может, когда-нибудь мы и поженимся, если ты по-прежнему будешь желать этого.

— Что ты подразумеваешь под этим «когда-нибудь»?

— Не знаю. Ну как мне ответить точнее? Это зависит от очень многого. От тебя так же, как и от меня. И от того, что случится с нами обоими, прежде чем мы встретимся вновь. Эрик… — Она дотронулась до его руки, но он в ужасе отдернул ее, словно решив, что это прикосновение уничтожит его. — Почему ты сердишься? Почему все это кажется тебе таким ужасным? Почему смотришь так, будто ненавидишь меня?

Недовольно вскрикнув, он повернулся и пошел к воротам. Там остановился и несколько минут стоял, уставившись в булыжники патио. Эрик чувствовал себя совершенно опустошенным. «Я должен был умереть», — подумал он без всякой печали и тревоги. А потом, спустя некоторое время, снова увидел ее. Дульчи смотрела ему прямо в лицо.

— Мне следовало уехать в первый же день, — проговорил Эрик. — Я еще тогда должен был понять, что произойдет. Я хотел уехать и обязан был сделать это.

— Но ведь ты не смог бы уехать, Эрик, разве ты не помнишь? Кое-что помешало тебе уехать. Почему бы тебе не принять все как есть?

Он долгим, пристальным взглядом посмотрел на нее, а потом внезапно, к своему огромному удивлению, рассмеялся.

— Это чертовски смешно! — воскликнул он. — Это самое смешное, что я слышал когда-либо в жизни! Конечно же, так должно было случиться. Если мне когда-то и суждено было влюбиться по уши, то в кого-нибудь наподобие тебя. То есть в дитя. В симпатичную маленькую девочку, — продолжал Эрик свирепо. — Слишком юную, чтобы понимать, что она делает.

Дульчи со вздохом покачала головой.

— Мне хотелось бы помочь тебе, Эрик.

— Помочь мне!!! — снова расхохотался он. — Разве ты уже не помогла мне?! Прощай, Дульчи. — Торстен открыл ворота, и зазвенели колокольчики. Он решительно вышел на дорогу и двинулся вперед. Однако не успел пройти и нескольких футов, как услышал позади ее голос, нежный и умоляющий.

— Эрик… Эрик… не уходи так… — Она подбежала к нему. — Ведь я люблю тебя, Эрик. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Я не лгала тебе, и я не такая уж юная, чтобы не понимать, что делаю. Если тебе захочется встретиться опять, мы обязательно это сделаем. Мы ведь расстанемся очень ненадолго.

Ее голос был таким напряженным и настойчивым, что Эрик понял: так говорят то, что думают. По крайней мере в эти секунды. Она смотрела на него с покорностью и обожанием, как Марсия, которая, похоже, считала Эрика идолом, достойным поклонения. В этот момент Дульчи полностью принадлежала ему, словно они прожили вместе всю свою жизнь.

Но ведь завтра она уедет, и, хотя говорит, что они расстанутся совсем ненадолго, Эрик понимал, что все зашло слишком далеко, чтобы можно было доверять ей. Дульчи стояла и смотрела на него, и как раз в это мгновение он почувствовал, что теряет ее. На глазах таяла надежда, что когда-нибудь они встретятся вновь.

Он смотрел и смотрел на нее, словно хотел и мог поглотить ее, забрать в свое естество и никогда больше не отпускать. Но пока длились эти мгновения, она начала медленно и неотвратимо меняться, и вот уже перед Эриком не было больше нежных и преданных глаз. Он увидел другие глаза, вероломные и жестокие. Перед ним стояла пантера.

Дикий вздох вырвался из самых недр его существа, превратившись в протяжный хриплый стон. И, вытянув руки, он изо всех сил вцепился зверю в горло. Да, между ними когда-то шла игра, задорная и довольно нелепая; на этот раз стало ясно, что пантера страстно хочет его крови. Его пальцы медленно смыкались на ее горле. Он действовал очень осторожно, поскольку понимал, что любое неверное движение может стоить ему жизни, ибо пантера расправится с ним в мгновение ока. Однако держал ее за горло легко, плохо понимая, что будет делать дальше… А тем временем пальцы его все сильнее сжимались на шее животного, прямо под пастью. Никогда Эрик не думал, что в его руках может обнаружиться столько силы. Пальцы все глубже и глубже погружались в горло пантеры, и он чувствовал, как жизнь медленно угасает в ней, покидает ее тело без всякой борьбы. Затем раздался резкий хруст — это он сломал ей шею. А поскольку не выпускал ее из рук, тяжелое тело повисло на нем. Она умерла почти с благодарностью, подумал он, и удивился, когда почувствовал себя так, будто только что участвовал в каком-то таинственном ритуале.