Странны были эти слова; все с удивлением смотрели на незнакомца, Эдифь не менее других. Вдруг раздался громкий крик, и мисс Бордильон встала и торопливо подошла к незнакомцу.
— Это, должно быть, мой брат. О, Генри, как ты изменился! Я Маргарет.
Она была права: это был полковник Бордильон. Он только что приехал из Индии, не сообщая о своем приезде никому. О, какие начались поздравления! Все поспешили приветствовать его. Эдифь в замешательстве стояла поодаль: она маленькой девочкой рассталась с отцом и ей как-то не верилось, что этот старик был ее отцом. Полковник Бордильон оглянулся, вероятно, отыскивая ту, которая была моложе и красивее, и подошел к Марии.
— Это ты, Эдифь?
— О, папа, нет! Вот я! — сказала Эдифь. Улыбка на лице полковника затронула струну ее памяти, она вдруг узнала отца и залилась слезами от волнения. — Я Эдифь.
— А вы? — спросил полковник Бордильон Марию, расцеловав дочь.
— Я Мария Лестер.
— Нет, неправда, — сказал новобрачный. — Вы — Мария Дэн.
Все засмеялись над бедной Марией. Полковник не понял.
— А вы Уильфред? — спросил он говорившего.
— Нет, сэер. Я Джоффри Дэн, сын лорда Дэна.
— Вижу, лицо и фигура Дэнские. Но я не знал, что у лорда Дэна есть сын. Какова же причина такого пиршества? Ваш наряд похож на подвенечный, моя милая.
Он дотронулся до вуали и венка и смотрел на белое шелковое платье. Многие поспешили объяснить ему, и Уильфред подошел представиться.
— Я теперь понимаю, почему мне говорили на станции, что я опоздал, — заметил полковник.
Он сел за стол. Это был человек чистосердечный и откровенный, и без церемоний стал говорить о своих делах при всех.
— Я вышел в отставку, — заметил он, — и возвратился домой отдыхать. Мы будет жить вместе, Маргарет.
— О, да! Да! — отвечала она и чуть удержалась, чтоб не зарыдать при мысли, в каком бедном доме должна она принять брата.
— Какое печальное обстоятельство с этим банком! — воскликнул один из гостей. — Вы совершенно разорились, полковник?
— Сначала я так думал. Полагали, что никому не останется ни шилинга, но вышло иначе. Мы получили больше половины. Мне заплатили тридцать тысяч фунтов.
— Тридцать тысяч!
— Да, только на первый раз.
Тридцать тысяч! Бедный, разорившийся полковник Бордильон! Сквайр Лестер с удивлением вытаращил на него глаза. Маргарет бросила украдкой взгляд на Уильфреда и Эдифь и приложила руку к своему сильно бившемуся сердцу.
— Стало быть, у вас было шестьдесят тысяч капитала, полковник! — воскликнул один пожилой господин, который знал полковника Бордильона в молодости. — Какое огромное богатство!
— Для чего же мы тратим жизнь нашу в Индии, как не затем, чтобы приобретать состояние? — спросил полковник. — Уверяю вас, что как только я получил свои деньги, я поспешил вернуться домой, чтоб облегчить жизнь моего уважаемого друга и родственника сквайра Лестера. Ему пришлось содержать сына и невестку до сих пор, и я подумал, что давно пора мне принять издержки на мой счет.
Краска стыда покрыла лицо сквайра Лестера. Как он их содержал? Позволил умирать с голода, позволил Эдифь почти сойти в могилу от холода, позволил Уильфреду губить себя! Тревожное чувство овладело всеми; леди Аделаида взглянула на Эдифь с умоляющим выражением на своем вспыхнувшем лице. Оно как будто говорило: «Ради Бога, не выдавайте меня». Эдифь поняла, и нежная, любящая, успокоительная улыбка опять появилась на ее лице. Но на выручку подоспела Цецилия Дэн. Она потряхивала своими локонами и украдкой взглядывала на полковника Бордильона, мысленно задавая себе вопрос, слишком ли он стар или желт, или ей не надо обращать внимания на эти ничтожные недостатки и прельстить его.
— Вы меня не помните, вы со мной не говорили, — сказала она, вдруг, подходя к нему.
— Нет, не помню, — сказал полковник с недоумением. — Может быть, вы мисс Гэркеби.
Цецилия вскрикнула с досады. Мисс Гэркеби была девушкой лет тридцати пяти, когда Бордильон уехал, теперь ей было лет шестьдесят. Полковник не рассчитал, сколько времени прошло.
— О, как вы жестоки! А прежде вы были так милы и добры. Я помню вас хорошо, хотя была крошечной девочкой. Я не думала, что вы забыли Цели Дэн.
Бедная Цецилия залилась слезами, между тем как все в комнате смеялись.
Через несколько вечеров после этого — кажется, через неделю — заходящее солнце освещало запад потоками золота, сияя на шумную сцену. Праздные люди, нарядившись в лучшие платья, собрались на дороге перед Дэнским замком, дети играли на утесах. Глупые люди, их привлекло столько же любопытство, сколько и привязанность; они собрались тут посмотреть на возвращение новобрачных, отозванных так рано из своей свадебной поездки по случаю усилившейся болезни лорда Дэна.
Экипаж подъехал. Это была дорожная карета, запряженная четверней, с дэнским гербом. В карете сидел Уильям Дэн с женой.
— Что это значит? — воскликнул он с удивлением. — Посмотри, Мария!
Пока она смотрела и удивлялась, прелестный букет оранжерейных цветов был брошен в окно кареты на ее колени. Она обернулась и увидела мистрисс Рэвенсберд.
— Благодарю, Софи, благодарю, — сказала Мария, наклоняясь вперед и смеясь. — Уильям, они все собрались встречать нас.
— Да, я никогда не видал зрелища более приятного.
— Более приятного? Неужели? А я предпочла бы воротиться домой в спокойствии и тишине.
— Это знак, что отцу моему лучше, — сказал Уильям Дэн, — по крайней мере, он не так болен, как я опасался.
— Ах, да! Прости мое легкомыслие, Уильям. Посмотри, вот твой приятель Бэн Бичер.
Уильям отыскал глазами Бэна Бичера, улыбнулся ему и кивнул головой, а Бэн покраснел от гордости.
Несколько поодаль от остальных стояла женщина в щегольском наряде — в пунцовой шали и с розовыми бантами на желтой шляпке — и мальчик в новом плисовом платье, украшенном металлическими пуговицами. Уильям Дэн указал своей жене на это место.
— Посмотри, Мария!
— Шад и Тифль! — воскликнула Мария. — Как она разрядилась! Я удивляюсь, как она решилась взять этого мальчика с собой.
— Что касается этого, у меня есть сильное подозрение, что Шад имеет больше права быть с нею, чем с кем-нибудь другим.
— Что ты хочешь сказать Уильям?
Он только засмеялся и не дал объяснения. Карета медленно подъехала к воротам, и Тифль протолкалась вперед. Грэнни Бин оставила письмо, поручая Шада нежному попечению Тифль, а друг, писавший это письмо для Грэнни, разгласил, что Шад был родней Тифль, которая сначала отпиралась, а потом решилась взять мальчика к себе.
Когда Уильям Дэн помогал своей жене выйти из кареты, возле него появилась желтая шляпка Тифль. На этой лживой физиономии никогда не было более фальшивой улыбки как та, которая обезобразила ее теперь.
— Честь имею пожелать счастья вашему сиятельству и супруге вашего сиятельства! — сказала Тифль, приседая. — Хотя меня страшно обидели, я незлопамятна и велела Шаду принарядиться и идти со всеми поздравлять, что мы теперь и делаем. Долгая жизнь и счастье милорду и леди Дэн!
— Ура! — закричал Шад.
Эти слова заставили вздрогнуть Уильяма Дэна.
— Я еще не лорд Дэн, — сказал он резко, почувствовав испуг.
— Скоро будете, а это все равно, — возразила Тифль, — но мне следовало бы сказать будущим лорду и леди Дэн: желаем им здоровья и Счастья.
— Будущие лорд и леди Дэн благодарят вас, — холодно отвечал Уильям, отвернувшись от Тифль, но ее нелегко было устрашить.
— Я поселилась в коттедже, где жила Гренни Бин, так как накопила довольно, чтоб жить без нужды, — продолжала Тифль. — И если я могу служить чем-нибудь вашим сиятельствам, я буду очень этому рада.
— Вы и Шада взяли в коттедж? — спросил Уильям Дэн.
— Точно так, сэр. Не стыжусь признаться перед лицом моих врагов, что он мне родня.
— Шада следовало бы отдать в исправительное заведение или в строгую ремесленную школу. Я обещал этому мальчику сделать для него что-нибудь, и сделаю. Его надо спасти от бродяжнической жизни.
— Очень вам благодарна за ваше намерение, сэр, но не могу доставить себе удовольствие принять ваше предложение, — сказала Тифль, рассердившись на слова «исправительное заведение», между тем как мальчик не то завыл, не то завизжал. — Шад такой же бродяга как и все, а я приняла его к себе, как моего племянника и наследника.
Едва удержавшись от смеха при этом сообщении, Уильям Дэн под руку с женой раскланивался на все стороны. Глядя на его благородные черты, собравшаяся толпа чувствовала, что она приобрела в будущем дэншельдском владельце друга. Мария опиралась на него, щеки ее горели, глаза были мокры, и она очень обрадовалась, когда они нашли убежище в замке.
Лорду Дэну было лучше в этот вечер; он почти не страдал и держался прямо, когда вышел встретить их. Но Уильям испугался перемены, которая произошла в нем за несколько дней. Смерть не могла теперь быть далеко, и сердце молодого человека кольнул упрек за то, что он пробыл в отсутствии неделю.
