Ирина Шуппе - Приговор — месть

Раскидистые ветви деревьев закрывали солнце. Лишь яркие зайчики прыгали в их ветвях. Изворотливые лианы свешивались со всех сторон. Обезьяны перепрыгивали над головой, время от времени о чем-то перекликаясь. И птицы. Море птиц, чей щебет наполнял собой все вокруг так, что казалось даже воздух начал подпевать им. Воздух, после недавнего дождя, еще не успел как следует прогреться.

Джунгли приглашают и манят.

Но только в этот пред полуденный час никто не входил в них.

Жители небольшого (всего около 120 человек) поселка не хотели входить туда. Никто без лишней крайней надобности не хотел даже из дому выходить. Все боялись.

Тишина в селении достигла своего апогея. Казалось, что даже пение птиц, доносимое из джунглей, стихало, едва приближалось сюда. По общему двору, куда обычно все сходились, чтобы набрать воды, не бегали куры и не лежали у фонтана собаки.

Но вот у церковных зарослей послышался какой-то шорох. Он начал приближаться, переходя в громкий шелест росшей там травы. Что-то приближалось.

Кусты вздрогнули и замерли. Мгновение…

Из зеленой поросли вырвалось чудовище — не иначе звали местные жители это животное — красные, налитые кровью глаза, бешено вращаются в поисках жертвы; изо рта, не прекращаясь, течет пена, а длинные, слегка изогнутые клыки перепачканы кровью. Животное остановилось у всеми любимого фонтана и, сделав широкий взмах лапами, заорало во всю мощь своих легких. Снова взмахнув лапами, оно рванулось к ближайшему из домов и … Выстрел.

Горилла, еще секунду назад грозно размахивающая своими большими лапами, замерла. Выстрел. Повернувшись, огромный Джофа, как его звали ранее, направился прямо в сторону своего врага. Выстрел. Пошатнувшись, он снова остановился. Кажется сила инерции, благодаря которой он еще мог идти, начала иссякать. Раскрытая до этой минуты пасть начала закрывать, в глазах проступил страх, который возникает всегда, когда начинается осознание конца. И не важно, человек ты, или животное. Этот страх приходит всегда.

Джофа, доселе грозный правитель горилл, упал.

В кустах снова послышался шум. Все напряглось в ожидании.

Но вот из лесу показалась нога — человеческая нога — а за нею и все тело идущего. В одной руке человек наперевес держал длинное охотничье ружье, другой откинул со лба непокорные волосы. Подойдя вплотную к зверю, женщина — а это была именно женщина — склонилась на одно колено.

Самые смелые из жителей начали выходить на улицу. Но приближаться близко к распростертому телу не решался никто.

Женщина протянула руку к голове гориллы, и все лишь успели громко ахнуть, так как в этот момент зверь приподнялся и уже собирался вцепиться в протянутую к нему руку, когда нож, скрытый рукавами спецодежды вонзился в его раскрытое горло. На этот раз Джофа был убит окончательно.

— Он мертв.

Все собравшиеся замерли, ожидая еще каких-либо его движений. Но, вопреки их ожиданиям, животное больше не двинулось с места. Лишь из пробитой ножом раны на землю нескончаемым потоком лилась кровь.

Из церкви вышли двое в белых халатах. В руках у каждого было по небольшому саквояжу. Они направились прямо к женщине, все еще стоявшей возле тела гориллы.

— Возьмите у него кровь, и сравните с предыдущими образцами, а потом сожгите на этом же месте. И смотрите, чтобы сюда не подошел никто из животных. Эту заразу так просто не развеешь по ветру.

Поднявшись, она бросила последний взгляд на труп.

— Когда я найду источник, не придется опасаться подобных случаев, но все же советую не ходить вглубь джунглей поодиночке. — Обратилась она к толпе.

Из двери церкви показался еще один человек — совсем еще юноша. Он стремительно направился к охотнице.

— Антония, тебя срочно просят к телефону.

— Кто?

— Он не назвался, но сказал тебе передать: «новости из Чикаго». Ты знаешь кто это? Может, мне пойти и бросить трубку или…

— Не надо, Лукас. Где телефон?

— В задней комнате на тумбочке.

— Когда это случилось?

— Три дня назад. Пока все не стихло, мы не могли с тобой связаться, да ты и сама это понимаешь.

— Но почему мне нужно возвращаться. Я же говорила, что передаю все свои права Николя.

В трубке на эти слова отозвалось напряженное молчание.

— Густаво, что с Ники?

— Он…. Он в коме, Антония.

Тони закрыла глаза, в которых промелькнула боль.

— Он был вместе с отцом, но его всего лишь отбросило и…. В общем, он жив, но врачи не знают, очнется ли он когда-либо.

Тони молчала.

— Это еще не все.

— Что же еще случилось?

— Александра… Ее избили, и, мы уверены, ее пытали, и…

— Завтра я буду в Чикаго.

Бросив трубку, Тони злобно уставилась на аппарат. Она могла простить смерть отца, плачевное состояние брата, но Алекса?, ее маленькая и беззащитная сестренка…. Это было выше ее терпения.

В голове закрутились слова:

Как только розы дважды отцветут,

Ты приходи на черный пруд.

На том пруду отыщешь ты,

Давно увядшие цветы.

Не злись, родная, не грусти,

Ты не одна сейчас в пути.

Иди, иди, иди и мсти,

Всем тем, кто погубил твои цветы.

Антония закрыла глаза. Она снова собиралась на охоту, но на этот раз ее целью были не обезумившие животные.

Чикаго. Каждый раз приезжая в этот город представляешь себе джунгли, но не зеленые и разнообразные, а каменные и холодные. Конечно, по сравнению с Нью-Йорком, этот город просто обитель растительности и порядка, но как ни смотри, а любой большой город Соединенных Штатов — это большой каменный муравейник.

Муравьи в таких муравейниках злобные и агрессивные. Они не покоряються воли королевы, как это происходит в настоящих муравейниках; для них нет начальников вроде муравьев-офицеров; ими движет лишь одно единственное желание — и это желание даже не выжить, нет — это обогащение, жажда власти, могущества.

И никто не ищет управы на этих насекомых. Никто не пытается установить порядок, ибо каждый сам есть часть этого безумия.

Еще у трапа Антонию встретил черный hammer, в котором ей предстояло проехать сорок минут от аэропорта до большого, красивого особняка — ее дома и цитадели ее семьи.