– А на капоте или этом… бампере след останется?
– Если бы задел только углом, нет. А бампер у «Волги» крепкий. Да ты не волнуйся, я буду теперь осторожнее, – поспешил успокоить я.
Но Ирина как-то съежилась в кресле и погрузилась в раздумья. Как быстро у нее меняется настроение. Вот и вчера после странного телефонного звонка так же было. Я не выдержал и задал вопрос:
– Слушай, а вчера по телефону тебе что сказали?
– Вчера? – Она нахмурилась, сбросила туфли и поджала ноги. Руки обхватили плечи. Ира стала похожа на беззащитного котенка, пытающегося укрыться в кресле. После долгой паузы ее губы прошептали: – Произнесли только три слова. «Рано радуешься, красавица». И положили трубку.
Я удивился.
– А голос ты узнала?
– Голос был с кавказским акцентом. Но какой-то странный… Нет, я никого не узнала.
– Ты думаешь, это насчет «Волги»?
– Вчера я радовалась двум вещам. Автомобилю и… И тому, что ты был рядом.
Голубые глаза девушки беззастенчиво смотрели на меня. И зачем я только спросил? Все эти женские откровения… Что она имеет в виду? Ну нет, хватит лезть в чужую душу.
– Соседи увидели новенькую «Волгу», вот и завидуют! – излишне бодро выкрикнул я, стараясь стряхнуть смущение. – Народ-то у нас какой? Сама знаешь.
Дальше ехали молча и быстро. Я не знал, о чем говорить, и торопился расстаться.
Но в университетском вычислительном центре Ирина Глебова первым делом потащила меня в свой кабинет.
– Я обязательно должна напоить тебя чаем, – решительно заявила она. – Ты же совсем не завтракал!
Пока шумит электрический чайник, я напряженно смотрю на телефонный аппарат. В голове назойливо крутится номер Евгении. Я должен позвонить и рассказать, как мы избавились от трупа. Ведь она волнуется. Я должен был сделать это еще ночью. Но постеснялся ее будить. Она и так полночи не спала.
А сейчас мне мешает Глебова. Не могу же я при ней говорить про труп.
– Даже печенья не осталось! – Ирина вжикнула очередным ящиком в столе. – Я сбегаю в буфет. Он уже должен открыться.
За ней захлопнулась высокая дверь. Как это кстати! Моя рука вцепляется в телефонную трубку. Гудки. Длинные гудки. Она не подходит. Может, ошибся номером? Палец вновь накручивает диск. Потом еще и еще раз. Тишина. Женечка, где же ты?
Ирина вернулась, порхает вокруг меня. Чашки, сахар, бутерброды. Чай очень горячий. Я обжигаю нёбо. Язык чувствует, как отслаивается кожа.
Бесцеремонно открывается дверь. Я слышу строгий голос Ольги Карповой:
– Заколов! Ты планируешь к нам присоединиться? Надо алгоритм переработать, у нас зацикливание идет. Мы уже больше часа с Евтушенко занимаемся.
Я оборачиваюсь. Ее взгляд назойливо буравит Ирину. Таким взглядом можно скважины на мерзлоте пробивать. Глебова делается строгой, садится за рабочий стол.
– Заколов помогает мне систематизировать материалы, – говорит она, склоняясь над бумагами. И небрежно в сторону Карповой: – Когда мы закончим, он подойдет.
– Тихон, у тебя всегда есть интересные идеи. Приходи быстрее, мы закопались, – теперь Ольга говорит мягко и просительно.
Я неизменно клюю на этот тон, тем более когда девушка ненавязчиво хвалит. Вот и сейчас сразу поднимаюсь.
– Подождите! Вы мне еще нужны, – делает властный жест рукой Глебова.
Я сажусь. Девушки обмениваются колкими взглядами. Дуэль без оружия и слов. Первой не выдерживает Карпова. Хлопает дверь. Звук громче, чем нужно.
Ирина пшикает в кулачок, сдерживая смех.
– Чего это она? Такие глазищи…
Я тоже улыбаюсь. Мы как два школьника, застигнутые врасплох учителем.
– Ты обязательно все съешь. Пока не съешь, не отпущу! Тон у Ирины такой, что я вспоминаю свою маму. Как одинаково женщины понимают заботу о мужчинах.
Чай уже остыл, проявляется приторная сладость. Сколько же она сахара туда набухала!
В дверь вновь просовывается Карпова.
– Вот, Заколов! Тебя разыскивают!
В ее голосе торжество, густо перемешанное со злорадством. Взгляд обращен не ко мне, а к Ирине. Ехидные глаза говорят: тебе он тоже не достанется!
Но мне не до женских колкостей.
Разыскивают!
Вот и конец вчерашней авантюры.
Сильная рука Карповой распахивает дверь. Я ожидаю увидеть мощные фигуры людей в погонах. Но в проеме появляется стройная Женя Русинова:
– Тиша, я к тебе…
Она всегда заканчивает фразу очень тихо. Последние слова, слетающие с губ, скорее улавливаются по движению. От них веет нежностью. И всегда остается ощущение, что часть слов недосказана. И ты сам волен домысливать их.
«Я к тебе пришла». Нет, не так!
«Я к тебе спешила». Да какая разница!
Она искала меня!
Каблуки-шпильки трижды щелкают. Женя в середине комнаты. Всего три шага, а сколько грации! Белые ремешки туфель на загорелых лодыжках, точеные икры, плавно переходящие в колени, над которыми колышется оборка легкого платья. Она смотрит только на меня. Она не замечает ни злорадства Карповой за спиной, ни напряжения в позе хозяйки кабинета. Кроме меня, для нее никто сейчас не существует.
Я кладу недоеденный бутерброд. Между зубов остатки колбасы, и запах во рту не самый свежий.
– Женя… – Мои глаза прилипают к ее открытым плечам. Тонкие бретельки поддерживают ткань чуть выше груди.
Два четких пупырышка на синем платье в белый горошек не оставляют никакого сомнения, что лифчика на девушке нет. Узкая кисть руки лежит на вызывающе белой сумочке. Волосы прибраны сзади в замысловатую прическу. Голова наклонена, одинокая прядь покачивает изогнутым кончиком ниже подбородка.
Я около Жени. Наверное, чтобы там оказаться, я передвигал ногами, но совсем не помню этого. Она смело берет меня за руку, и мы выходим в коридор.
– Женя, я тебе звонил. Недавно… Все прошло нормально, – мямлю я.
Она совсем не слушает и толкает меня к стене. Карие глаза с поволокой блуждают по моему удивленному лицу. Изогнутые ресницы опускаются, тонкие руки взмывают и смыкаются на моей шее. Пальчики давят нежно, но властно, я наклоняюсь к милому лицу. Мягкие открытые губы несколько раз ласково прикасаются к моим, а затем жадно накрывают рот.
Я в первый раз целуюсь с Женькой Русиновой! Точнее, она целует меня. Я замираю. По коридору ходят какие-то люди, они наверняка пялятся на нас. Совсем рядом слышится удивленное хмыканье Карповой. А еще этот проклятый колбасный запах!
Но Женьке все равно. Она вжимается в меня, и от движения ее губ я забываю, где нахожусь. Все вокруг заволакивает туман. Сейчас существуют только она и я! Больше – никого!
Наши губы разлепляются, ее влажное дыхание совсем рядом. Между нашими лицами меньше сантиметра.