отвечает Олеся. Охренеть не встать. Я нервно тру переносицу, глазной тик усиливается и переходит в пульсирующую боль в виске. Все-таки зря я дурака валял на сеансах психологической помощи. – Я в Измайловском парке, на летней веранде ресторана «Алые паруса». Рядом с фонтаном ангелов, – отсутствие ответа она воспринимает за согласие и торопливо называет место встречи. – Ты знаешь, где это?
– Знаю.
– В течение часа, я буду там. Если тебе понадобится больше времени, скажи, подожду, сколько понадобится.
– В течение часа…, – повторяю на автомате, сконцентрировав внимание на навигаторе. – Я успею.
– Тогда до встречи, – Олеся официально прощается и кладет трубку.
Черт, я, что, сейчас согласился? Даже не спросив, какого хрена она до сих пор делает в Питере и как узнала, что меня выписали? Нет, она реально колдунья, притворяющаяся наивной простотой. Но есть положительный момент, нервный тик прекратился, как только она отключилась.
– Ну что, Грей, едем в Измайловский парк? – постучав пальцами по рулю, с долей скепсиса в голосе любопытствует Богданов.
– Почему Грей? – нахмурившись, уточняю я.
– Грей, Ассоль, Алые Паруса. Ты сказку что ли не смотрел? – вздохнув, он смотрит на меня, как на умалишённого. – А она у тебя затейница, место выбрала со значением. Колодец ангелов, кстати, целительный. Поговаривают, что он исполняет желания и помогает избавиться от страхов и хренового настроения. В вашем случае, как раз то, что доктор прописал.
– Какой еще к черту колодец? Ты бредишь, Олег? – теперь моя очередь подозревать Богданова в слабоумии.
– Да нет, – пожимает он плечами, забивая в навигатор новые координаты. – Бредишь у нас ты. Когда мы только переехали в Питер, Маринка меня по всем туристическим местечкам протащила. Колодец ангелов – это фонтан возле ресторана «Алые Паруса». Но пить из него я бы ни тебе, ни Веснушке не советовал.
– Я вроде бы не на громкой связи разговаривал, – отпускаю раздраженное замечание.
– А у меня слух хороший, – невозмутимо парирует Богданов, продолжая измываться над моей шаткой нервной системой. – Ты мне лучше скажи, что планируешь делать? Заберешь свою Ассоль или как?
– А что было в сказке? – разумеется, мне известен сюжет, но Олег явно жаждет блеснуть эрудицией.
– Если коротко: странноватой Ассоль однажды предсказали, что за ней приплывёт принц на корабле с алыми парусами. Все вокруг считали ее сумасшедшей, а она верила и ждала. В итоге принц приплыл и забрал ее с собой. Всё. Хэппи-энд.
– Не подозревал, что ты такой сказочник, Богданов, – ухмыляюсь я. – В чем суть понял?
– А то, не дурак, – подыгрывает мне Олег. – Верь в мечту, и она сбудется. Как думаешь, о чем мечтает твоя сумасшедшая Ассоль?
– Спасти мир, – не колеблясь, отвечаю я.
– Очень широко, но в любом случае недостижимо.
– Тогда врет твоя сказка.
– Открою тебе секрет. Все сказки врут, – философски замечает Олег. – Но кто-то в них верит, потому что нет ничего проще, чем ждать чуда на берегу.
А ведь не поспоришь, но, если мне не изменяет память, у повести (а вовсе не сказки) Грина есть и другой посыл. Каждый может сделать чудо для любимого человека… если захочет.
Оставив Олега ждать меня на берегу, то есть на парковке, я на полных парусах, точнее неторопливой походкой, направляюсь в оговоренное место. Все вокруг цветет и благоухает, птички поют, солнце слепит глаза, редкие прохожие гуляют, радуются весне, пряча улыбки под медицинскими масками. Мир неумолимо меняется и далеко не в лучшую строну, но человек – существо коммуникабельное и быстро приспосабливается к любым ограничениям и бедствиям. Он найдет повод для радости, даже если весь мир в огне. В обратном случае мы бы не выжили.
Олеся замечает меня еще издалека. Вскакивает с места и, прикрыв ладонью глаза от солнца, неподвижно наблюдает за моим приближением. Ее светлые волосы собраны в хвост на затылке, простые синие джинсы плотно облегают точеные бедра, толстовка без капюшона цвета фуксии, как обычно, немного большемерит, но в целом, если убрать справедливую надпись: «Мотаю нервы. Качественно», Веснушка выглядит просто и неброско. Видал я образы и покруче, и посмелее. Некоторые мне даже нравились, в чем я ни за что ей не признаюсь.
На летней веранде выставлены всего три столика и на значительном расстоянии друг от друга. Занят только один. Веснушкой. Я успеваю заметить вспышку искренней радости в ее глазах и зарождающуюся улыбку в уголках губ, пока неспешно иду по проходу, но то и другое быстро угасает, когда наши взгляды встречаются. Не знаю, что именно Олеся увидела на моем лице, но ее это явно расстроило и смутило.
– Предупреждение? – указав на ироничную нашивку на свитшоте, я сажусь на плетенный стул из ротанга.
– Нет, это факт, – она робко улыбается и тоже садится за круглый столик со стеклянной столешницей. – Я заказала тебе кофе. Он еще не остыл.
– Спасибо, – вежливо благодарю я, пододвигая к себе бумажный стаканчик.
– Если ты голодный, то тут хорошее меню, – она неловко теребит бумажную салфетку, рассматривая меня из-под опущенных ресниц.
– Я плотно пообедал в больнице, – сообщаю нейтральным тоном. – А ты заказывай, не стесняйся. Олеся отрицательно качает головой, обхватывает пальцами стаканчик и подносит к губам, едва тронутым розовым перламутровым блеском. Я автоматически подмечаю, что она накрасила ресницы и подвела глаза, удовлетворенно отмечаю свежий сияющий цвет лица, здоровый румянец на щеках, и не нахожу ни одного тревожного признака. От души немного отлегает. По крайней мере, внешне ее состояние не вызывает опасения.
Сделав большой глоток, Олеся морщится, словно обожглась. Мой кофе тоже обжигающе горячий, ароматный и идеально-крепкий. Обонятельные и вкусовые ощущения вернулись ко мне неделю назад. Оказывается, это настоящий кайф – чувствовать вкус и аромат еды. Дышать полной грудью, гулять по парку, ощущать ветер на своем лице. Удивительно, как быстро меняется отношение к привычным и обыденным вещам, когда мы резко их лишаемся. Пандемия и связанные с ней последствия и ограничения вынудила нас притормозить, провести ревизию собственной жизни и по-новому взглянуть на окружающий мир и свою роль в нем. Одних она коснулась в меньшей степени, других основательно так встряхнула, а кто-то ее не пережил. Я мог оказаться в числе последних, и это осознание многое во мне изменило.
– Ты похудел, – внезапно замечает Веснушка, скользнув по мне беглым взглядом.
– Есть немного, – соглашаюсь с непринужденной улыбкой. – Зато ты расцвела. И это не комплимент. Я рад видеть тебя такой.
Она смущенно отводит взгляд. Между нами снова повисает многозначительная тишина, но она не давит, не вызывает напряжения. Мне легко, словно это наша первая встреча. Олеся и правда неуловимо изменилась, вернулся тот внутренний свет, который я видел в ней, когда мы только начали встречаться. Потом он стал медленно угасать по мере того, как воплощался ее главный страх.
Она влюбилась.
Что же в этом такого пугающего, спросите вы, но главный парадокс любви состоит в том, что одним это чувство дарит крылья и позволяет парить над землей, а других – разрушает, пробуждая подавляемые страхи и подсознательно запуская защитные установки. Олеся проиграла внутреннюю борьбу и пошла путем наименьшего сопротивления, считая свое решение единственно верным для себя, да и для меня тоже. Но правда в том, что никакого правильного пути не существует. Есть только выбор, который мы делаем, и то, почему мы делаем именно его. Однозначно оценить последствия своих решений поможет только время, если оно у нас есть.
– Ты давно в Питере? – нарушив молчание, интересуюсь я.
– Больше месяца, – коротко отвечает она, но в этих двух словах заключено все, что мне нужно знать.
– Где остановилась? – решив не смущать ее вопросами зачем и почему, я переключаюсь на бытовую тему.
– В общежитии фонда, в котором сейчас работаю.
– В том, что выдал тебе пропуск?
– Ага, – кивает она, опустив взгляд.
– У тебя удивительная тяга к жизни в спартанских условиях, – делюсь с ней своими заключениями. – Ты не бедствуешь, почему не сняла квартиру, раз уж решила задержаться?
– Пока мне необходимо быть там, где я живу сейчас, – твердо отвечает Олеся. Я озадаченно вскидываю брови.
– Надеюсь, это никак не связано с волонтёрской деятельностью в красных зонах? – настороженно
