А уж он пусть решает, как к этому относиться. Если хочет обижаться, пусть обижается. Я его на юбилей не приглашал, он решил приехать сам. Ладно, Маша, пора вставать и приниматься за дела. Ты проследишь, чтобы все было хорошо?
— Разумеется, Феликс. Пойду на кухню и буду смотреть за приготовлениями.
— Спасибо, Машенька. Что бы я без тебя делал?
— Уверена, справился бы сам. Или с помощью кого-то другого.
Каманин покачал головой.
— Ни другого, ни другой не хочу. Я завершил свой поиск близких мне людей. Все они собрались сейчас здесь. И других уже не будет.
— Да, Машенька, уверен. Ты последняя, кого я нашел. И больше не хочу искать. Да никто и не появится.
— Если говорю, значит, знаю. И закончим этот разговор. Встаю и готовлюсь. Знаешь, Мария, возможно, это главный день в моей жизни. И хочется хорошо выглядеть. В семьдесят лет так же хочется быть молодым, как и в семнадцать. Нет, скорее даже больше.
101
Антон сидел за столом и кипел от ярости. Он проснулся в пять часов и стал мечтать о предстоящем завтраке. Почему-то ему захотелось стейк с кровью. Он воображал его то лежащим на тарелке, то, как он разрезает его на аппетитные дольки ножом, то, как он жует, ощущая неповторимый вкус мяса.
На деле же завтрак оказался очень легким, всем подали тарелку овсяной каши, которую он с детства терпеть не мог, кофе с круассаном и небольшим ломтиком масла. И все! Разве он может насытиться такой едой.
Антону очень хотелось швырнуть весь этот, так называемый завтрак, со стола. И, возможно, так бы и сделал, но он уже несколько раз ловил на себе внимательный взгляд отца, и это удерживало от выплеска эмоций. Ему не хотелось демонстрировать их при всех. Он прекрасно знал, что о нем тут далеко не самого лестного мнения. В принципе ему на это глубоко наплевать, и при других обстоятельствах он бы не стал церемониться. В своем кругу он славился своей несдержанностью, и это приносила ему репутацию крутого человека. Но здесь не свои, хотя родственники, но глубоко чужие люди. У них другие представления о том, как следует себя вести. Другое дело, что весьма примитивные, они не понимают, что поведение хозяев жизни всегда отличается от поведения всех остальных. Но если им это сказать, они почувствуют себя оскорбленными. А, учитывая, что тут находится еще и журналишка, он может раздуть эту историю до небес.
Антон покосился на мать. Анастасия Владимировна с жалостью смотрела на сына, прекрасно сознавая причину его мук. Она пододвинула к нему свой круассан уже намазанный маслом. Ему захотелось публично бросить его на пол, вместо этого, даже не поблагодарив ее кивком, он тут же сунул выпечку в рот.
Завтрак быстро закончился, все дружно встали и направились к выходу с террасы готовиться к главному событию дня. Антон пошел вслед за матерью. Хотя он съел и нелюбимую кашу и два круассана с маслом, аппетит только разыгрался. Он знал эту свою особенность; если он не наедался, то в нем пробуждается зверский голод. Вот и сейчас он его настиг. У Антона даже заурчало в огромном животе. Чувство было таким острым, что он был готов броситься на любую еду.
Вслед за матерью он вошел в ее номер. Анастасия Владимировна жалостливо посмотрела на сына.
— Антон, ничем не могу угостить, все, что взяла с собой, ты уже съел.
Антона снова охватила ярость. Он так надеялся на мать, что у нее еще есть припасы. Зная его аппетит, неужели так трудно было взять их побольше. Хотя бы пару банок консервов, он бы сейчас и от них не отказался бы.
— Почему ты так мало взяла? — рявкнул он.
Анастасия Владимировна виновато посмотрела на нависающего над ней сына.
— Тошечка, тебе все же надо поменьше есть, — сказала она.
— Только я знаю, сколько мне надо есть. И что мне теперь делать?
— Потерпи пару часиков, когда начнется празднование юбилея. Тогда и наешься. А сейчас еду не достанешь, на кухне все заняты приготовлением к празднику.
— К черту этот юбилей. — Антону снова захотелось немедленно покинуть этот дурацкий замок. Надо же учудить такое — купить эту средневековую развалюху. Страшно подумать, сколько денег на это угрохано и сколько еще придется угрохать, чтобы привести ее в надлежащий вид.
— Послезавтра мы уедем — и ты забудешь обо всем, — примирительно произнесла Анастасия Владимировна.
Антон вспомнил, что так и не выполнил задание руководства партии — привлечь отца к работе. Уедет-то он уедет, а что дальше будет? Он посмотрел на мать, которая со слезами на глазах смотрела на него. Может, и правда, она не в себе. Все-таки возраст. Да и вообще, она всю жизнь любила отца, разве так бывает? Если была бы нормальной, давно бы его забыла, вышла замуж за нормального мужчина — и жила бы припеваючи. Тем более, ему точно известно, что такие предложения были, но она всем отказала. А если сдать ее в психушку? вдруг пронеслась мысль. Пусть о ней там заботятся, лечат. Он уже предчувствует, что в скором времени, если ничего не предпринять, эта старуха добавит ему много забот и хлопот. Ему это надо? У него и без того их немерено. Не за горами президентские выборы, всех поставят на уши. И если он покажет себя положительно, то место заместителя главы Администрации президента ему на девяносто процентов обеспечено. Но сначала надо выполнить первый этап восхождения по карьерной лестнице — уговорить отца на сотрудничество.
Антону стало совсем противно, с отцом ничего не получилось, вдобавок еще поесть, как следует, не удается. Давно он не переживал таких серьезных неудач.
— Антошечка, в следующий раз я непременно возьму с собой значительно больше еды, — услышал он голос матери.
Антон взглянул на нее. До чего же она старая и некрасивая, а ведь когда-то считалась красавицей. Не случайно, отец женился на ней, а сейчас и смотреть на нее не хочет. Он, Антон, осуждать его за это не может,
