не существовало, и я не представлял, что нужно сделать, чтобы это исправить. Почти два месяца мы с ней ежедневно виделись, и за это время она не сказала мне ни слова! Мне кажется, если бы её жизнь зависела от стакана чистой воды, что я держал в руках, она продолжила бы умирать, но не попросила бы.
Макс специально приехал в город Н., чтобы иметь возможность действовать мне на нервы лично, а не по телефону. Я был на предприятии, утопая в бумагах и пытаясь понять те аферы, что проворачивало местное руководство в ходе вывода денег, когда этот процесс прервал ввалившийся товарищ.
– Какого хера тебе тут надо? – спросил я недовольно, зная, что ему, скорее всего, просто наскучило в Москве.
– Приехал тебя спасать.
Я выразительно поднял бровь, смотря на него с сомнением.
– Эта девчонка, что бросилась тебе под машину, ты уверен, что всё произошедшее был не хитро спланированный план?
Честно говоря, эта мысль приходила мне в голову в день аварии по пути в больницу, когда я не знал, кого сбил. Сейчас же, слушая слова Макса, мне стало противно от таких предположений.
– Уверен, если это всё, то проваливай.
Макс ещё удобнее утроился в кресле напротив, закинув ноги на мой стол.
– Нет, погоди, ты хочешь сказать, что этой девчонке не нужны твои деньги, уверен, что она не очередная голдигерша, что охотится за твоим кошельком?
Я откинулся на спинку кресла, хмуро взирая на друга. Он лучше других знал, как отталкивала меня алчность в женщине. Я никогда не заводил даже мимолетных отношений с кем-то ниже меня по статусу и семейным финансам, только ради потехи. Меня всегда бесили охотницы, что крутились вокруг. Правда, выбор девушек одного со мной достатка мало спасал, им тоже нужны были мои деньги. Бабла много не бывает, а устоявшееся выражение «деньги к деньгам» сохраняло свою актуальность.
– Боюсь, что ей не нужен ни я, ни мой кошелёк.
Макс убрал ноги со стола и наклонился вперёд, сложив локти на коленях, уставился на меня снисходительным взглядом.
– Клим, не включай дебила, мы сколько таких встречали, строивших из себя святую невинность.
Этот разговор раздражал всё больше и больше. Мне нечего было ответить Максу, но знал, что, видя, как я богат, презрительное отношение ко мне Алёны не потеплело ни на градус, и меня, чёрт возьми, это радовало.
– Я не собираюсь тебя посвящать в подробности моих отношений с ней, так что иди лесом.
– Блядь, у вас уже и отношения! – превратно истолковал мои слова Макс. – А что, если ты узнаешь, что она такая же продажная, как и все остальные?
Не сомневался, что данный вопрос таил в себе предложение проверить Алёну, искусить деньгами. Сколько раз мы вместе разводили провинциальных девчонок, но повторять эту игру с ней я не планировал.
– Макс, – начал я, холодно вцепившись в него взглядом, – если я узнаю, что ты подошёл к Алёне ближе чем на сто метров, я тебя урою, понял?
– Я ничего такого не планировал, Ромео, – слукавил он, – я задал тебе конкретный вопрос. Что будет, если окажется, что она голдигерша?
– То же, что и со всеми до неё, – ответил я уверенно.
Почему-то верил, что Алёна не такая, не похожая на мою мать, не похожая на алчных девиц, которые гнались за мной, а точнее, за моими деньгами. Хотя я её почти не знал, но что-то чистое чувствовалось в ней, и казалось, если я сам к ней прикоснусь, то запачкаю.
Пожалуй, первое и до сих пор самое большое разочарование в моей жизни случилось в день, когда я узнал, что моя мамаша, после того как удрала от нас, вышла через некоторое время на связь с отцом, чтобы предложить ему за определённую цену продолжать выполнять свои материнские обязанности. Я любил её, той безграничной любовью, которую может испытывать только ребёнок. Не понимая тогда, что она ничем не заслужила от меня этого чувства.
Отец её тоже любил. Фанатично. Я помнил, хотя был тогда совсем мелким, как он по ней страдал. Она выматывала его, выпивала до самого дна, а он кайфовал от этих больных отношений, потому что до неё ни одна баба себе такого не позволяла. Собственно, в этом он признался мне в один из вечеров, когда был сильно пьян, запивая Макалланом свою боль. Он говорил, что я похож на неё, такой же психопат, не способный испытывать настоящих чувств и эмоций. Может быть, в какой-то степени он и был прав. В день, когда я стал свидетелем их разговора обо мне, точнее, их торга о стоимости одной встречи со мной, мне кажется, я навсегда утратил какую-то часть человечности в себе. Мать выбила хорошую сумму, да вот я не собирался с ней больше видеться.
Моя бесчувственность лишь с Алёной давала трещину, непостижимым образом одно её молчаливое присутствие рождало во мне эмоции, которых я ранее не испытывал. Её упрямство бесило, её способность сжать свои чувства в кулак раздражала, её серьёзный прямой взгляд пробирал до костей, а маленький рот, который никогда при мне не изгибался в улыбке, вызывал больше всего вопросов. Как звучит её смех? Какие на вкус её губы?
Нет, я не был в неё влюблён, по отцу знал, что влюблённый мужчина больше себе уже не принадлежит, поэтому я никогда не планировал заболеть этой холерой.
И мне не хотелось давать себе ответ на вопрос, почему, когда я видел, как она еле передвигает здоровую ногу после занятий с физиотерапевтом, бледная, словно утопленница, садится ко мне в машину, моё сердце болезненно сжимается. В один из дней мне захотелось понять, после каких пыток она еле живая, поэтому, высадив её, вместо того чтобы ехать на предприятие, я дождался, когда она зайдёт в здание, выждал некоторое время и направился к кабинету реабилитации.
Я увидел её через окно в двери. Она лежала в странной скрюченной позе на мате и вытирала тыльной рукой слёзы с бледных щек. Лишь усилием воли я переборол в себе желание переступить порог и не ударить врача. Не знаю, что он с ней делал, но ей было очень больно. Дождался, когда через час врач вышел из кабинета, поймал его, чтобы расспросить о девушке.
– Разработка достаточно болезненное мероприятие, а Комар очень настойчиво просит давать ей максимально допустимую нагрузку, – нехотя пояснил врач.
Я смотрел на него сжимая кулаки, опасаясь, что не сдержусь и заеду по его равнодушной физиономии.
Но лишь сжал зубы и
